Внешне она была не то, что уродлива: элементы экзоскелета, пять разъёмов с неаккуратно сидящими крепежами, на которых скопилась труха от высохших порций смазки. Несколько вздувшихся подкожных жил, пульсирующих по всему телу — трубки жизнеобеспечения и энергообеспечения. И чипы для усиления связи, такие плоские бляшки-антенны на лбу и кистях рук. Несимпатично, но и не киборг, совсем утративший человеческий облик.
Вот только Ана и Фокс хорошо помнили недавнюю визио-связь, и там никаких имплантов не было. Зойка включила цифровой аватар, чтобы скрыть реальные черты — значит, импланты были ей неприятны. Неудивительно.
Стать парсом — незавидная участь представителей слаборазвитых миров. Тех, кто был вынужден пойти на серьёзные модификации, часто невозвратные, чтобы выполнять технологические задачи. Лет тридцать назад Зойку имплантировали в «Капитолий», а не наоборот. Чтобы она могла в одиночку обслуживать все системы и управлять старым, технологически несовершенным кораблём. Потому что так дешевле.
Ещё недавно Гендар прозябал, и мусорный бизнес в голодной и скупой системе приносил, по космическим меркам, немного. Стать парсом-одиночкой было не просто экономически выгоднее, чем нанять команду — это оказалась единственно возможная бизнес-модель. Однажды Зойке пришлось выбирать: остаться неконкурентной или дать себя раскромсать и пришить к «Капитолию». Наверное, она сделала правильный выбор.
С тех пор капитанша вела непростую и неприятную жизнь: имплантам низкого качества нужен постоянный уход. После всех операций по совместимости и синхронизации, Зойка стала системо-центрированной: половина её мозга была отдана «Капитолию», половина сознания устремлена в глуховорот безжизненных технических процессов. Словно пёс на цепи, она не могла покинуть корабль — формально могла, но это требовало отдельных усилий и затрат. Глухи были и перспективы: с годами они не улучшались. Зойка старела вместе с баржей, в недалёком будущем обеих ждали свалка и утиль.
Говорят, это проклятие — жить в эпоху перемен. И Гендар проклял Зойку, её захлестнула и утопила взбудораженная волна прогресса. Ведь в стремительно развивающейся системе, где на смену примитивным технологиям спешат новые, вытесняя одна другую — переделать стареющего парса под новое судно было почти нереально. Сложно найти ещё один подходящий корабль устаревшей конструкции. И даже если найдётся, подходящих парсов будет несколько, а корабль один. Поэтому билет на «Капитолий» у Зойки оказался в один конец.
Раньше быть парсом считалось почётным, они шли на жертву ради светлого будущего и несли импланты гордо, как награды. Предполагалось, что после отработанной в хлам героической молодости, накоплений и социальных выплат хватит на обратную деимплантацию и достойную старость. Но с приходом более развитых технологий парсы стали не нужны. Однажды они проснулись и осознали себя когортой фриков и изгоев, о которых стараются забыть. Тем временем граждане планеты жили в разы богаче и современнее, чем орбиталы Кольца. Гендар богател общими трудами, но траектория Зойки вела на свалку истории, без права вырулить хотя бы к пенсии.
Эти мысли пролетели в голове Одиссея, не задерживаясь, он был сосредоточен на другом. Искоса смотрел на одну из ячеек синтезатора, там стояла кружка с мембраной — чтобы неумелый пьющий не пролил содержимое на себя. Взгляд Фокса вернулся к панели управления, которую по всем инструкциям нужно очистить от посторонних предметов. Там, теряясь посреди тумблеров и огоньков, лежали универсальный инъектор и несколько картриджей, незаметные и всегда под рукой. Детектив отвёл глаза.
— Да не стесняйтесь, — хмыкнула капитанша, упрямо мотнув косичками. — Можно и поглазеть, мы привыкшие. Смогла бы я в бизнес, стала бы обратно Зойкой. А так Зоище. Ну хоть живу спокойно, не в тесноте, и никто меня не достаёт. Летаю в гробу, но гроб-то просторный и обжитой. Прозябать надо весело!
Она щедро глотнула из кружки и сморщилась от горечи пива. Одиссей понимающе кивнул. Годы жесткой экономии и кропотливой торговли найденным в мусоре не приблизили Пересмешницу к мечте: вернуться к тому, с чего она начала, к нормальному человеческому телу.
— Лет пять назад ты поняла, что накопить не получится?
— Лет восемь назад, — помедлив, поправила Зойка.
— И решила хоть напоследок пожить в удовольствие? — спросил Фокс так спокойно и прямо, что волосы Аны лимонно пожелтели.
— А как ещё? — Пересмешница опустила взгляд, ей не хватило твёрдости посмотреть детективу в глаза. — Я копила на новое синтотело, да хоть на деимплантацию. Думала, покопаюсь лет тридцать в мусоре и сяду на планетку, пря-а-амо в райский сад.
Она усмехнулась и сделала ещё один щедрый глоток, похлопала по жёсткой титановой раме своего кресла-трона.
— Но моей ласточке требуется слишком много ремонта. Когда стало ясно, что накопить не светит, я решила: доживать — так с музыкой! Пошла во все тяжкие, вот, прикупила менто-сетку и мощный синтезатор. Не по статусу, ой, не по статусу.
Зойка нервно потёрла переносицу и весело засмеялась.
— Зато теперь обжираюсь, как королева. И живу в ментосфере, в шикарных мирах. Не далее, как вчера, пока дрыхла, бегала с друганами в рейд.
Парс проводит жизнь на одном месте, тело требует микромассажа и деатрофирующих процедур, поэтому большой силовой гамак Пересмешницы был медицинской установкой. В его сплетениях темнели и ментальные узлы, они превращали силовую кровать в устройство полного погружения в менту, ментально-виртуальную реальность. Не отключаясь от мусоровоза, Зойка прямо на кресле переезжала в гамак и спала в иных мирах.
Неплохая, на самом деле, антитеза хреновой жизни.
— За то, чтобы наши возможности не слишком отставали от наших желаний, — пробурчала капитанша. — А то получается чёрте что.
Ана не знала, что сказать. Она сидела с почти не тронутым рогом, где выдыхался пенный нектар, и серые волосы свесились на опущенное лицо.
— Может, настоящая жизнь там, а не здесь, — кивнул детектив.
— А согласна! — расхохоталась Зойка с наигранным гортанным задором. — Там я героиня, спасительница миров. Уж точно не мусоровозка.
Она аппетитно хрустела духариками и отпускала мусорные шутки, чтобы растормошить Ану. А Фокс искал то, что не на виду, но сложно спрятать, даже в таком пёстром месте. Наконец детектив разглядел в густой темноте под гамаком что-то вроде маленького шалаша. Составленный из десятков ковриков и одеял, он напоминал то ли будку питомца, то ли самодельную хижину, детище весёлой игры. Но судя по металлическим скобам, таким же, как на стеллаже с бутылками, шалашик был сделан надолго и всерьёз.
— Эт конура для Пушка, — проследив взгляд гостя, сказала внимательная Зойка. — Должна же старая робо-скотинка иметь свой угол?
Но улики по всей рубке говорили о другом.
В обычной ситуации Одиссей оставил бы это за скобками, мирно кивнул хозяйке и предложил бы тост. Но они оказались вне обычной ситуации, им нужно спасти Фазиля… и остальных.
— Ужасно вкусно! — громко сказал детектив. — Но я больше не выпью…
Он нагнулся и поставил последнюю газировку на пол.
— …А топливо надо срочно употребить, иначе взорвётся!
Одиссей сильно толкнул баночку, и она покатилась, весело подпрыгивая на наростах из окаменевшей грязищи, прямо к «конуре».
— Какое топливо? — слегка ошалела Зойка. — Чудик, ты не мог сбрендить, ты бренди не пил…
Тут она увидела, куда катится ситуация, но было уже поздно. Баночка стукнулась о скобу шалаша, из темноты мигом высунулась худая детская рука, схватила её и утащила внутрь.
Хозяйка поняла, зачем Фокс нёс ахинею про взрывающееся топливо: чтобы ребёнок купился и выдал себя. Капитанша дёрнулась, бляшки сенсоров на её голове высветил яркий всполох. Ржавые погрузочные хваты-краны «Капитолия» с лязгом высвободились из стен и жамкнули Ану с Одиссем. Ана успела соскочить с дивана, и клешня глухо щёлкнула впустую, а вот Фокса немилосердно сжало поперёк тела и приподняло на полметра вверх. Рука принцессы метнулась в сумочку на бедре, но упреждающий жест босса её остановил.
Всё это заняло не больше трёх секунд.
— Дражайшие гости, — трезво и потому очень недовольно произнесла Зойка. — Вы нарушаете древний закон гостеприимства: не лезть в хозяйские дела. А на моём корабле, если обидеть капитана, легко превратиться в мусор.
— Мы не тронем твоего Маугли, — прохрипел Одиссей. — И не выдадим властям.
— А зачем ты его подманил? — клешня немилосердно тряхнула человека. — Ты из биоконтроля! Не ври!
— Нет, мы и правда туристы! — звонко воскликнула Ана. — Нас ограбили в вашей системе, взяли в заложники друга, а потом пытались убить.
— Сказала бы, что сочувствую, но в Гендаре таким не удивишь, — шикнула Пересмешница. — Последний раз спрашиваю: зачем прицепились к ребёнку?
— Нам нужна информация.
— От него? — опешила Зойка, и одна из механорук для уверенности указала на шалаш, в тёмном проёме которого брезжило смуглое лицо и настороженно блестели глаза.
— Да, — невозмутимо, насколько мог, подтвердил Одиссей. — Я расследую заговор гендосов, а у твоего приёмыша мало того, что новый симбионт, так ещё и плохо прижился. Неужели он «дикий»?
Зойка застыла в шоке с открытым ртом, а потом взорвалась.
— Да откуда ты знаешь, что у меня ребёнок, что у ребёнка гендос, а у гендоса болезнь?! — воскликнула она.
— Я лучший детектив в галактике.
— Вот оно что. А я прима-балерина Млечного пути!
Диалог получался бредовый.
— Ну докажи, лохматый. Только смотри: времена нынче нервные, а я выпивши, в любой момент клешня может дрогнуть и сжаться слишком сильно.
— У тебя идеальная координация механорук, а в ячейке синтезатора стоит кружка с мембраной-непроливайкой, кто из неё пьёт? — холодно выговорил Одиссей. — Ты носишь термобельё с дырами для кабелей и разъёмов, а у половины боди дыры заделаны, зачем? В углу сушится пара мягких игрушек, и целый угол отведён под игровую зону. Только слепой бы не догадался про ребёнка.
Конец ознакомительного фрагмента
