Антон Леонтьев
Сад мертвых бабочек
У ночи четыре луны,
а дерево — только одно.
Как бабочка, сердце иглой
к памяти пригвождено.
Ф. Г. Лорка
— Лето-то в этот год какое дивное, — донеслось до Анжелы, остановившейся и с трудом переводившей дух. Она пыталась понять, где они оказались и куда им, собственно, бежать дальше. — Все в бабочках!
Бежать, чтобы спастись.
Голос шел откуда-то из-за растущих вдоль берега деревьев, надежно скрывавших от ее глаз невидимых отдыхающих. А ее, соответственно, от них.
Однако любопытство праздных туристов, которые в этот жаркий летний день расположились на берегу реки, было ее самой крошечной в этот момент проблемой.
Ее и Вальки.
— Мы от них оторвались? — спросил с дрожью в голосе Валька, ее верный спутник, попутчик по несчастью и…
И вероятно, ее первая любовь.
Анжела бросила быстрый взгляд на невысокого рыжеволосого вихрастого подростка, на усыпанном конопушками носу которого сидели огромные, с толстыми линзами, роговые очки из разряда «дедушкиных».
Неудивительно, что именно эти очки, впрочем, вкупе с начитанностью Вальки, его нелюбовью к дворовому футболу и хорошим отношением со стороны всех без исключения (разве что физрука) учителей их школы и сделали его постоянной и любимой мишенью местной шпаны.
Ну и она сама к этому тоже, надо отметить, имела некоторое отношение — к тому, что им этим летним днем пришлось спасаться от местной шпаны.
Той самой, от которой они задыхаясь бежали вдоль реки куда глаза глядят.
— Не знаю, — ответила Анжела, потому что действительно не имела понятия, а в этот момент голос второго невидимого отдыхающего, точнее, отдыхающей (тембр был женский), наверняка развалившейся на мелком сероватом песочке импровизированного пляжика местной реки, произнес:
— Да, да, сколько их. Ух, смотри какая! Махаон, что ли?
— Да нет же, адмирал! И еще один! А тут вот желтенькая, лимонница, кажется. Смотри, сейчас на наш салат присядет.
— Лето в бабочках!
Ну да, они были правы: в тот год бабочек было невесть как много — разных, больших и маленьких, ярких и незаметных, с узорами и без, утренних, дневных и даже ночных.
В самом деле, лето в бабочках.
Что ни говори, а была прелесть в этом городке, где она оказалась вместе с мамой и младшим братом Никиткой. Не по своей воле.
А будучи в бегах.
Получается, что, сбежав в этот городок, ей вновь приходится удирать — на этот раз от школьных хулиганов?
— Давай передохнем! — предложил Валька, физическая форма которого была далеко не так хороша, как у Анжелы. — Ну, ты, мать, и даешь — настоящий стайер, спортсмен на длинные дистанции. В марафоне участвовать не пробовала?
В голосе Вальки явно сквозило восхищение Анжелой. Что ж, она уже поняла, что он к ней неравнодушен.
А вот она к нему?
Вокруг них порхали бабочки — невероятно большие и в нереально огромном количестве. Ну, прямо как в сказке или мультфильме!
— Еще бы, у тебя ведь такое в крови. Гены… Ведь самые быстрые бегуны на этой планете — кенийцы, ты ведь знала?
Анжела не знала и вдруг поняла, что момент, казавшийся ей волшебным, внезапно словно пошел кривыми острыми трещинами, как зеркало, по которому ударили.
Ну да, кровь… Гены. Валька же наверняка комплимент ей стремился сделать и похвалить хотел — да что там, и похвалил, сравнив ее выносливость и физические данные с кондицией лучших бегунов планеты.
А в итоге снова напомнил ей о том, почему они, собственно, здесь оказались.
На этой извилистой дорожке меж деревьев, около реки, окруженные порхающими бабочками.
Вот из-за этого и оказались: из-за рыжих вихров Вальки и из-за его толстенных очков (то есть из-за его генов), ну и само собой, из-за нее.
Нет, очков Анжела не носила, волосы у нее были черные, блестящие, вьющиеся — и им завидовали школьные красавицы. Как, впрочем, и ее грациозной, уже не детской, фигуре и длиннющим ногам идеальной формы.
Все бы, по мнению местной шпаны, ничего, если бы не одно но: гены ее отца, выходца из Африки, давали о себе знать, и Анжела была смуглее любой школьной красавицы, прожарившейся четыре недели подряд в Адлере.
Не заметив, что на лице Анжелы возникло скептическое выражение, впрочем, быстро исчезнувшее, Валька, протирая очки, заметил:
— Искупаться бы сейчас, а то я взмок весь!
Ну да, Анжела, как и ее младший братик Никитка, везде были экзотами — еще бы, мать у них белая, а дети — темные.
Кто же тогда был их отцом?
Понятно, что этот вопрос занимал любого и каждого, где бы они ни оказались, но в большом городе, где они жили раньше, с этим было как-то легче.
А вот с тех пор, как они этим летом в бабочках оказались здесь, в этом городке у реки, затеряться в толпе стало весьма и весьма сложно.
Нет, не оказались — а бежали.
Впрочем, мама и сама это понимала: еще бы, таинственная красавица, белая женщина с двумя детьми, отцом которых однозначно являлся африканец, — это была троица, привлекавшая к себе самое пристальное внимание.
Как и тот факт, что у них, судя по всему, водились деньги, и это несмотря на то что мама толком не работала, а только подрабатывала.
Анжела знала, что еще до конца лета они снова отправятся в путь — обычно на новом месте они задерживались не дольше полугода.
На это были причины.
Здесь, в этом полном неги и предрассудков провинциальном местечке, они вряд ли пробудут так долго. Учебный год закончился, и хотя в здешнюю школу Анжела ходила всего три месяца, ей этого здесь хватило.
Нет, им следовало отправиться дальше.
Вернее, конечно же, бежать.
— А что, давай! — согласилась Анжела, все всматриваясь в просвет между деревьями. Нет, в самом деле: оторвались!
Все ведь было очень просто: Вальку местные хулиганы шпыняли за то, что он рыжий, неспортивный и в уродливых очках. Ее же за то, что она была вместе с Валькой. А также за то, что перешла дорогу тому, кому не следовало.
Ну и конечно, потому что кожный пигмент у нее был не такой светлый, как у абсолютного большинства населения городка.
И, продравшись сквозь кусты, они оказались на берегу речки. Бабочки окружили их и здесь, словно пытаясь с ними познакомиться.
— Год бабочек является пиком цикла, обычно семи-, иногда девятилетнего, — сказал, стаскивая с себя майку, Валька. — Такое еще цикадам свойственно. Но если этот год будет в бабочках, то следующий, следуя непонятным законам, совсем без них — годом без бабочек!
Валька знал все и обо всех — его любимым чтением была «Большая советская энциклопедия», имевшаяся у него дома.
А также различные научные книжки, которые он таскал из местной библиотеки.
— А тогда скажи мне, какая здесь глубина, Эйнштейн! — крикнула Анжела, сбрасывая летнее платьице и оставаясь в купальнике, а затем бросаясь в теплую, словно парное молоко воду.
И бабочки — они продолжали виться и над водой.
Валька, в черных трусах по колено, осторожно попробовав ногой воду, как будто был не июль, а январь, скрестив руки на груди, стал заходить в речку.
Анжела, помахав ему рукой, нырнула. Раскрыв под водой глаза, она увидела размытую изумрудную картинку — и подумала о том, что все в городке, собственно, начиналось не так уж и плохо.
Тогда, в середине весны, когда они с мамой и Никиткой прибыли сюда, находясь в бегах.
— Доброе утро, ребята, — произнесла молодая полная учительница, представляя Анжелу 9 «Б» классу. — В нашей школе появилась новая ученица, а у вас — новый товарищ по классу. Анжела Иванова.
Ребята, частично еще не выспавшиеся, жевавшие жвачку и даже слушавшие что-то из разряда хард-рока по плееру, как один уставились на новенькую.
Анжела к этому привыкла — еще бы, это же была не первая ее школа. И явно не последняя.
С тех пор как они оказались в бегах.
И во всех этих классах меняющихся школ, областей, городов и частей страны Анжела всегда волей-неволей оказывалась в центре всеобщего внимания.
Еще бы, ведь она мулатка, почти что негритянка!
Мама не любила ни одно, ни другое слово. Ведь первым обозначали потомство осла и кобылы, а второе вообще было расистским выраженьицем.
Во всяком случае, на Кубе, родине ее отца, которого Анжела не знала и который, как заявляла мама, был там сыном одного крайне важного человека, более того, сына ближайшего соратника самого Фиделя Кастро.
С будущим отцом ее детей мама познакомилась во время его учебы в Москве, откуда он по приказанию своего высокопоставленного папочки был вынужден уехать обратно в Гавану, оставив свою русскую любовь на сносях, потому как ему самому надлежало жениться на девушке своего класса, то есть представительнице местной партийной элиты.
— Ну, Анжела, не стесняйся, расскажи нам о себе! — приободрила ее учительница. А Анжела, которая ничуть не стеснялась (потому что за прошедшее время уже отрепетировала историю, которую она презентовала в каждой своей новой школе), улыбнулась и обтекаемыми фразами, к которым давно привыкла, поведала о том, что они переехали из-за новой работы мамы, что она рада оказаться в новом коллективе, что новое место пришлось ей по душе.
