Антонина Крейн
Шолох. Теневые блики
Глава 1. Долг перед обществом
И я коснулся дна и, оттолкнувшись, вверх
поплыл на свет
неведомых, невидимых планет…
Старинная дэльская песня
Дважды в месяц, на новую и на полную луну, все жители Шолоха крепко запирают двери своих домов.
В это время смутные тени в темно-зеленых одеждах выходят в лес. Их неясные лица под глубокими капюшонами дышат золотом старинных гобеленов, а ярко-оранжевые фонари освещают им путь. Шаги незнакомцев легки. Ни одна травинка не чувствует их тихой поступи. Всюду царит безмолвие. Не крикнет птица, не шелохнется листва старой ивы.
В такие ночи Шолох, столица Лесного королевства, безраздельно отдан духам.
Мы называем их «бокки», потому что на древнем наречии Восточных Пределов «бокки» означает «искра», «сила» и «непостижимое».
Бокки бродят по всему городу: кружат по дубовым рощам, выходят на центральные улицы, спускаются к бурным водам реки Нейрис. Иногда они подолгу стоят под окнами того или иного дома, и только фонарь со скрипом раскачивается на ветру.
Ни один шолоховец не смеет нарушить дозор бокки-с-фонарями.
Нельзя препятствовать их скорбным прогулкам. Эти лишившиеся связи с миром егеря старых королей — важнейшая часть нашей истории. Признавая право бокки на две ночи в месяц, мы будто снимаем шляпу перед богами-хранителями, без которых Шолох никогда не стал бы Шолохом.
Но как быть, если лесной дух уже битый час топчется на твоей клумбе и колотит, колотит, непрестанно колотит вполне материальным фонарем в окно?
— Вот зараза! — Кадия поднялась из кресла и сердито потопала к нарушителю спокойствия. После обжигающего чая аккуратный носик подруги раскраснелся, оттеняя ее пшеничную шевелюру.
— Эй, ты, призрак! — Кадия ткнула пальцем в стекло. — А ну брысь отсюда!
Ноль эффекта. Бокки по ту сторону продолжал бесчинствовать, хотя я на месте духа поумерила бы пыл: Кадия страшна в гневе. Писаная красавица, стражница, дочь высокопоставленного чиновника и просто боевая натура, она кому хочешь задаст жару. Будь он хоть трижды «непостижимый».
Я тоже с любопытством подошла туда, где спальня обрывалась в ночь. За панорамным окном во всю стену, выпуклым, как аквариум, мир духов таинственно плыл под толщей волшебства.
И только бокки всё стучал, как сумасшедший дятел.
Я с сомнением цокнула языком:
— Что будем делать?
— Не обращайте внимания. Тогда ему надоест, — предложил Дахху, третий из нашей компании.
Друг полулежал на диване, и длинный полосатый шарф обматывал его шею свободными петлями, свисая чуть ли не до пола. Дахху дотошно изучал передовицу «Вострушки» (лучшая столичная газета, печатается под редакцией Анте Давьера). В новостях не было ничего интересного, но Дахху, знаете ли, педант.
Еще раз глянув на бокки-с-фонарем, я наглухо задернула шторы. Не слишком вежливо, но… У нас всё же частная вечеринка.
Когда глубокий синий бархат приглушил истерику духа, Кадия кивнула:
— Вот и славненько!
И стражница вольготно развалилась на двух грушеподобных пуфах. Потом она схватила миску с виноградом и, забавляясь, стала закидывать ароматные ягодки в рот. Половина из них трагически улетала на пол, но Кадию это не смущало. Ее вообще не многое могло смутить.
Кстати, да, я же не объяснила!
Кадия, Дахху и я — бывшие однокурсники. Семь лет мы втроем учились и жили у строгого наставника, магистра Орлина. Боюсь, с точки зрения науки мы остались теми еще олухами, зато обрели нечто не менее ценное, чем знания, — настоящих друзей. Тех, за кого держишься крепко, как за шток-мачту во время шторма. И кому прощаешь минное поле из винограда на своем ковре.
Раз в неделю мы с ребятами собираемся на совместную ночевку, обычно у меня дома.
Вечеринки всегда идут одинаково: мы болтаем обо всем на свете, потом кого-нибудь тянет танцевать, и мы пляшем, как бешеные кочевники, а ближе к утру заваливаемся спать, и по комнате долго летают уютные шепотки: «Ты уже уснула?», «Дахху храпит, зараза», «Давай ему лимоном на язык капнем?».
И ни разу еще не было, чтобы в нашу тесную компанию пытался ворваться чужак. Тем более, такой неожиданный и рьяный, как бокки-с-фонарем.
Стук о стекло все еще слышался, но тихо. В принципе, в этом даже был особый шарм.
Пожав плечами, я вернулась к своему занятию: подошла к камину и стала технично рвать пришедшие за полгода письма. Обрывки официальных бумаг — сплошь отказы в приеме на работу — мертвыми мотыльками падали по ту сторону витой решетки.
Будет холодный день — разожгу огонь и спалю все это к праховой бабушке.
— Тинави, а что с твоим последним заявлением? — вдруг спросила Кадия.
— Каким из них? — неохотно буркнула я.
— На должность тренера по тринапу.
Мой взгляд невольно скользнул к остаткам конверта в глубине камина. Я натянула лживую улыбку и беззаботно пожала плечами:
— Моя кандидатура им не подошла. Якобы я провалила тестирование. Но вы бы видели лицо рекрутера, когда я сказала, что я — магическая калека. Так его перекосило! Я уж думала — инсульт. Откачивать собралась, а не тут-то было…
Кадия нахмурилась и отложила полуголую ветку винограда:
— Перестань уже называть себя калекой. Магия — не часть тела. Ее потеря несравнима с физическим увечьем. Учитывая, где я работаю, я знаю, о чем говорю!
— Заметь — ты работаешь. А я — нет. Никому в королевстве не нужны отбросы общества.
— Хей, девушка, следите за языком!
Я отвернулась к книжному шкафу, внезапно заинтересовавшись старыми учебниками. В зеркале на полке отразилось, как Дахху таращит глаза и знаками показывает Кадии, чтобы она сменила тему. Деликатный ты мой…
Я фыркнула:
— А что? Всё равно ни одно приличное место не нуждается в моих услугах. Дахху целыми днями гундит, что не реализуется в Лазарете, ты жалуешься на коллег-стражников, а я… Завидую, наверное. Очень весело сидеть дома и смотреть, как жизнь проносится мимо. И все из-за одной оплошности в выпускную ночь!
Я запнулась.
Потом с горестью продолжила:
— Тринап был моей последней надеждой. Казалось, какое дело миру спорта до моих магических способностей? Но нет, опять отказ — несмотря на все мои медали. Вот они, сплошные плюсы жизни в колдовской столице. Больше идей о трудоустройстве у меня нет, так что: добро пожаловать на дно, Тинави из Дома Страждущих! — я театральным жестом распростерла руки и поклонилась.
Перехватив мой взгляд, Дахху сочувственно блеснул глазами из-под своей темно-коричневой, в цвет волос, шапки. Зима на улице или конец мая, как сейчас, — будьте уверены, Дахху из Дома Смеющихся все равно не расстанется с вязаными аксессуарами. Богемный шик? Да нет. Скорее, нехитрый способ спрятать шрамы, полученные в детстве, и пару седых прядей на макушке.
Кадия же ринулась в бой: выкарабкалась из мягкого пуфа, засасывающего, как зыбучие пески, подошла ко мне и ободряюще потрепала по плечу. Жест получился воистину материнским, так как подруга выше меня на голову.
— А ну отставить грусть! Надо продолжать бороться! Бороться до конца! — патетически заявила Кад, будто на трибуне выступала.
И, следуя её завету, со стороны окна послышалось настолько отчаянное, страшное звяканье стекла о стекло, что мы втроем аж подпрыгнули.
Дахху мигом отбросил газету.
Подбежав к окну, друг дернул за бархатную веревочку, и шторы со скрипом разъехались по сторонам. За ними, как на театральной сцене, снова возник бокки-с-фонарем.
На сей раз пустое лицо призрака оказалось в пугающей близости: оно почти прижималось к стеклу. Туманный подол зеленого плаща змейкой вился вокруг моих розовых кустов, нежно душа стебельки. Сгустившаяся до черноты ночь пахла холодом. Дахху шумно сглотнул.
Мы с Кадией, рефлекторно сбившись в кучку, всё же подошли поближе. Ведь нам известно: любопытство веселее страха.
В стекле слабо светились наши отражения: задиристая красотка Кад, носатик Дахху и моя глазастая физиономия с шалашом растрепанных волос вокруг. Между нами, будто мистический судия, мерцал стоявший по ту сторону бокки.
У лесного духа резко прибавилось энтузиазма. Теперь он колотил без остановки.
— Э-э… — сказала я. — Он так окно разобьет!
— Да он там не один! — отражение Дахху зашевелило полупрозрачным ртом. — Вон, от леса еще идут.
Следующие пару минут мы с друзьями во все глаза таращились на происходящее в саду. Музыкальное сопровождение в стиле «звяк-дзыньк-звяк-тыдыщ» добавляло сцене колорита.
Вдали, между густо растущих сосен, зажигались новые и новые огоньки — оранжевые искры в лесной прохладе, влажной и прозрачной, как речное дно. Призраки приближались, плывя в нескольких сантиметрах над землей.
— Тинави, у тебя дома достаточно еды? Чувствую, придется держать осаду! — Кадия удивленно хмыкнула.
Дахху резко прильнул к окну, всматриваясь. Мы проследили за направлением его взгляда. Количество бокки в саду уже перевалило за два десятка. Они столпились на дальнем конце участка. У калитки творилось неладное.
Наш бокки-первопроходец медленно развернулся и тоже уплыл. Мне показалось, что там, в самой сердцевине круга из духов, что-то происходит. Я сощурилась. В зеленовато-оранжевых рядах мелькнуло нечто белое… Еще раз, еще…