Внешне ничего не изменилось, но если еще мгновение назад вокруг него ощущалась аура благополучного бездельника, то сейчас — опасного заклинателя, не брезгующего изгнанием духов и убийством монстров всех мастей. Более того, Тилваса окружали и аура Белого Лиса пэйярту, одного из характерных реххов, чье приветствие коллегам нередко звучало как преклони колени передо мной, твоим истинным господином, а потом уже поговорим.

Я улыбнулась. Люблю эти контрасты в Талвани. Varietas delectat — разнообразие доставляет удовольствие.

Мокки, впрочем, было глубоко по барабану на то, какой Тилвас к нему обращается: уютная лапочка аристократ или древняя сущность со смертью, таящейся в глубине зрачков. В любом случае никакого почтения. Обожаю.

— Что насчет тебя? — вор, стоявший со скрещенными на груди руками, нетерпеливо побарабанил мыском ноги по палубе. — Мы же выяснили, что ты не знаешь дольний язык. И твоя милая лисичка тебе его не подскажет, увы. А значит, пока от тебя толку ноль. Да, я невероятно, ошеломляюще горжусь тем, что ты придумал себе новое имя и биографию, даже семейное древо нарисовал, даже еще и с листиками, — Бакоа цокнул языком и с ехидцей посмотрел на поднявшегося Тилваса снизу вверх. — Джеремии бы такое усердие. Но. По факту, твоей задачей и на корабле, и в Шолохе будет просто шляться туда-сюда, строить из себя богатого туриста, наслаждаться жизнью. В общем-то, тебе даже не обязательно менять фамилию, ведь ты будешь делать ровно то, что делал в Пике Волн в предыдущие шесть лет. Играть ту же привычную роль.

— Но ведь это омерзительно скучно, — не оценил Талвани.

— Ой, ну все, тогда все отменяем. Прости, я не понял, что у нас увеселительная прогулка с целью тебя порадовать. И кстати! С того момента, как мы сойдем с этого корабля, даже не вздумай приближаться к нам с Джерри. Никаких поползновений ни в ее, ни в мою сторону, никто не должен связать нас друг с другом ни в Пике Грез, ни на шукке, ни тем более в самом Лесном королевстве. Я сам дам тебе знать, когда нам можно будет «познакомиться».

— Так. А что насчет Давьера? Если я тот Тилвас Талвани, каким являлся все последние годы, то я точно захочу свести знакомство со всеми большими шишками лесной столицы.

— Да пожалуйста. Знакомься. Но — без какой-либо цели. Светский треп, прожигание жизни. Ни в коем случае не делай никаких шагов к тому, чтобы расспрашивать его о сокровищах его подвала или что-то такое. Впрочем, — отмахнулся Бакоа, — ты вроде не дурак, сам понимаешь.

— О боги, ты похвалил меня? Джерри, зафиксируй этот исторический момент, пожалуйста.

— С каких пор «не дурак» — это похвала? — фыркнул вор. — Низкая у тебя, оказывается, планка.

— Конечно, низкая. Раз я с тобой связался.

— Пс, вы двое, — я помахала рукой, привлекая их внимание (они так и нависли надо мной по двум сторонам шезлонга, упоенно споря, уперши руки в бока и чуть ли не сталкиваясь лбами: типичный Тилвас, типичный Мокки). — Мы подплываем.

И да: берег был уже непозволительно близко. На шукке вокруг нас началось шевеление: капитан судна и его моряки стучали в каюты, будя нерасторопных пассажиров, готовили таможенные документы на грузы, убирали паруса — последние сотни метров корабль пройдет на силе магического кристалла, без ветра.

— Тебе нужен билет на шукку, которая отходит в шесть вечера в воскресенье, — Мокки отдавал Тилвасу последние инструкции. — Мы тоже будем на ней. Но еще раз: не вздумай к нам приближаться в пять дней до этого! Или там глазками стрелять и все такое. Считай, ближайшая неделя будет твоей проверкой. Провалишь ее — отправлю тебя обратно в Шэрхенмисту, едва мы сойдем в Смаховом лесу.

— Боги, а может, мне впору ревновать? Третий лишний и все такое?.. — скорчил рожу Талвани. — Или. — его взгляд стал задумчивым. — Вообще здесь остаться? В Пике Волн?

Наши с Мокки лица вытянулись.

Тилвас хмыкнул и отмахнулся:

— Да ладно, понял я, понял ваши правила. Тогда увидимся в Шолохе ровно тогда, когда ты сочтешь это нужным… тиранишка, — и он подмигнул насупившемуся Бакоа.

Потом Тилвас улыбнулся мне:

— Protinus te videre, Джерри.

— Protinus te videre, — кивнула я.

Скоро увидимся.

Затем Талвани убрал руки в карманы и, посмеиваясь, проследил за тем, как Бакоа, недовольно что-то шипя («Тиранишка? С каких пор? У меня же был эксклюзив на подобные к нему обращения»), схватил меня за локоть и потащил прочь.


Предшествующие нашему отплытию пять дней в Пике Волн прошли деятельно: мы с Мокки выбирали мне подходящую арфу.

— Может, проще ее украсть? — в конце концов вызверился Бакоа. — Хотя погоди. Для этого же тоже надо выбрать, а у тебя проблемы уже на данном этапе.

— Проблемы не у меня, а у владельцев музыкальных магазинов: их ассортимент откровенно убогий, — процедила я в ответ. — Пойдем в университет имени Рэндома, попробуем выкупить арфу актерского отделения. Там она точно будет приличной.


Чем занимался Тилвас, мы не знали. Пик Волн достаточно большой город для того, чтобы мы не попадались друг другу на глаза.


Но в первую же из тех пяти ночей я почувствовала странную пустоту, когда осталась в гостиничном номере одна. Я вдруг сообразила, что за последние пару недель… нет… хм… месяцев?.. я ни разу не ночевала без Тилваса, спящего рядом, прижимающего меня к себе одной рукой и нежно уткнувшегося мне в макушку носом, и сейчас это было… странно.

Нельзя сказать, чтобы слишком трагично, но определенно немного грустно.

На вторую ночь ощущение лишь усилилось. На третью стало совсем неприятным.

— Гурхов лис, — пробормотала я, гася ночник.

Впрочем, через пять минут я резко включила его обратно: за окном появилась какая-то белая тень — призрак? огромная птица?.. Послышались лязгающие звуки, и мгновение спустя окно открылось. С карниза в номер ужом ввернулся Мокки. С одеялом в руках — непомерно воздушным, гостиничным.

— Мне не нравится моя комната, холодная какая-то, — проворчал Бакоа, педантично закрыл окно и, не говоря больше ни слова, по-свойски пристроился на пустующей половине кровати.

— Вообще-то, здесь есть одеяло, Мокки. Мог не тащить.

— Ага, чтобы ты подумала, что я к тебе клеюсь.

— А как, прости, одеяло соотносится с этой мыслью?!

— Вот полежи и подумай. Молча.

Мы откатились на разные стороны кровати и отвернулись друг от друга. Я вновь погасила ночник.

Мокки завозился и нарочито зевнул.

— Интересно, как там поживает аристократишка.

— Наверное, тоже скучает, — буркнула я.

— Думаешь? А мне кажется, он из тех, кто очень боится любых расставаний и перемен, а потом, стоит им случиться, мгновенно привыкает к новой обстановке. И до свидания. С глаз долой — из сердца вон, и все такое.

Я нахмурилась и перевернулась на спину, глядя в потолок.

— У меня тоже есть такое ощущение, — призналась я нехотя. — Но если Талвани достаточно трех суток, чтобы отбросить все, что нас связывает, то, знаешь… Лучше, если он сделает это сейчас, чем, скажем, еще через годик-два.

— Ты считаешь, он вообще не придет на корабль в воскресенье? — Бакоа лег на бок и подпер щеку рукой.

Я аж подпрыгнула.

— Что?! Нет! Мокки! Пока ты не завел этот разговор, я об этом даже не думала! Какого гурха!

— Нет, ну а что? — он пожал плечами и взлохматил и без того дыбом стоящие русые волосы. — Считай, мы с тобой выкинули его в естественную среду обитания. Он всю жизнь здесь провел, пока не связался с тобой. И впервые за долгие годы он снова… ну… полноценный. Может жить в свое удовольствие, а не как раньше, и при этом пользоваться всеми благами своего положения. А каковы его ближайшие перспективы в нашем обществе? Ввязаться в ограбление, которое ему с его богатством на фиг не сдалось и которое, как он говорит, «скучное», раз у него поначалу нет роли?

— Он бы сказал, если бы не хотел этого, Мокки.

— Да. Но, возможно, он только теперь понял, что не хочет.

Я вздохнула, выдернула из-под себя подушку и ударила ею Мокки, заставив его тоже перевалиться на спину.

— Твою ж мать!.. — невнятно взбрыкнул он под ней, потому что я держала ее так, будто хотела его придушить. На самом деле, конечно, вору хватило одного движения, чтобы отбросить и мою руку и подушку и вновь вернуться в эту позу царской наложницы — томную, на боку, с ладонью под щекой и взглядом из-под ресниц.

Мокки-фаворитка. В другом настроении я бы посмеялась над этим.

А сейчас. Я догадывалась, почему Бакоа так говорит о Тилвасе.

Самого Мокки слишком часто бросали. Кто молча, кто с улыбочкой и тысячей извинений, кто с плевком в лицо (фигуральным или нет). Этот страх — тебя оставят, тебя точно оставят, ведь на самом деле ты недостаточно хорош, и лишь вопрос времени, когда они это поймут, — был так давно и крепко вшит в личность Бакоа, что казался мне одной из его основных характеристик.

Грубо говоря, конкретно к Тилвасу это почти не имело отношения.

Вот только я с яростью обнаружила, что тоже боюсь — и ровно того же самого. Что мы — будто два камня, тянущих Талвани куда-то вниз. И образом жизни, и поехавшей психикой. И вообще… собой.

— Ты меня бесишь, — сурово сказала я Бакоа. — Все было хорошо, а ты пришел и теперь я не могу спать и страдаю.