Прошло два часа и семь минут. Франсуа Миттеран растворился в ночи, сопровождаемый Роланом Дюма и толстяком. Метрдотель почтительно распахнул перед ними двери. Все трое на десерт заказали крем-брюле. Толстяк достал из кожаного футляра сигару, жестом показав, что закурит на улице — они ведь собираются немного пройтись? Дюма расплатился купюрой в 500 франков. “Ну что, пошли?” — спросил президент. Дюма поднялся. Появилась девушка-гардеробщица. Она помогла надеть пальто сначала ему, а затем “Мишелю”, который пожаловался на боль в спине; президент оделся самостоятельно, обмотав вокруг шеи красный шарф. Воспользовавшись моментом, он посмотрел на брюнетку; их взгляды встретились. Она слегка улыбнулась, и президент, должно быть, ответил ей тем же, но этого Даниэль уже не видел. Затем вся троица направилась к выходу. Посетители ресторана как по команде склонили друг к другу головы, и шум разговоров в зале на несколько секунд стих. Ну вот и все. Не осталось ничего. Только пустые тарелки, столовые приборы, бокалы и чуть смятые белые салфетки. Обычный стол, подумал Даниэль. Через пару минут посуду уберут, скатерть заменят, и за него сядет новый клиент, которому и в голову не придет, что какой-нибудь час назад на этом самом месте ужинал президент республики.

Даниэль уставился на последнюю, чуть мутноватую устрицу, уже добрых двадцать минут ожидавшую своей очереди на подтаявшем льду. Он полил ее уксусом и отправил в рот. Йодистый вкус разлился по языку, смешанный с перечной горечью уксуса. “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю”. Да, отныне эта фраза будет преследовать его всю жизнь. Даниэль допил последний глоток пуйи и поставил бокал на стол. Фантастический ужин! И ведь все зависело от такой малости! Реши он пойти после работы домой… Выбери другой ресторан… Не окажись здесь свободного столика… Ведь человек, забронировавший этот стол, мог и не отменить заказ! Самые значительные события нашей жизни суть не что иное, как последнее звено цепи самых пустяковых совпадений. От этой мысли у него слегка закружилась голова — если только виновником головокружения не были 750 миллилитров пуйи-фюиссе. Он вздохнул, прикрыл глаза и дернул шеей, одновременно подняв левую руку до уровня медной полки. Его рука ощутила прикосновение холодного металла. Но не только. Он нащупал что-то мягкое и податливое, съежившееся под пальцами словно устрица. Даниэль поднял глаза к медной полке и увидел шляпу. И тут же инстинктивно перевел взгляд на входную дверь. С момента ухода президента прошло несколько минут. Возле дверей никого не было. “Надо позвать официанта”, — подумал Даниэль, но, как назло, ни одного из них в поле зрения не оказалось. Франсуа Миттеран забыл свою шляпу. Эта мысль постепенно формировалась в мозгу Даниэля, наполняясь смыслом. Это шляпа Миттерана. Вот она, рядом с тобой. Это вещественное доказательство реальности сегодняшнего вечера, фактическое свидетельство того, что он Даниэлю не приснился. Он снова повернулся к шляпе, аккуратно лежащей на медной полке перед зеркалом. За черным фетром его взору предстало отражение всего зала. Вместо того чтобы кликнуть метрдотеля, смиренно сказать ему: “Кажется, мой сосед забыл свою шляпу” — и получить в ответ раболепную благодарность, Даниэль поддался иррациональному порыву. Ему даже почудилось, что он раздваивается: как будто посреди зала стоял второй Даниэль Мерсье, внимательно следивший за тем, что с неизбежностью должно было произойти в следующую секунду. Даниэль, как бы глядя на себя со стороны, увидел, как его рука тянется к медной полке, хватает край черной фетровой шляпы, аккуратно приподнимает ее и быстрым жестом стягивает вниз, на красный бархат дивана, после чего перекладывает к себе на колени. Все вместе заняло у него не более трех с половиной секунд, хотя ему показалось, что прошла вечность. Когда он снова обрел возможность слышать гомон зала, у него было ощущение, что он вынырнул из-под воды, где находился непозволительно долго. В висках стучало, сердце колотилось как бешеное. А что, если кто-нибудь видел, что он натворил, мелькнула у него паническая мысль. Телохранитель? Или сам президент? Что он им скажет? Как объяснит, почему у него на коленях покоится чужая шляпа?

Он только что совершил кражу. Такое с ним уже случалось. Мальчишкой он поддался на уговоры приятеля и отправился вместе с ним в торговый пассаж в Курбевуа. Там они стырили диск-сорокопятку “Алина” певца Кристофа. Но после того памятного дня 1965 года — ни-ни. Сегодняшний поступок по тяжести содеянного не шел ни в какое сравнение с воровством пластинки в супермаркете. Даниэль сидел, застыв как истукан, и изучал взглядом посетителей ресторана. Нет, никто ничего не заметил. С этой стороны опасаться нечего, однако ему следовало поскорее убраться вон от греха подальше. Пока не позвонил президент справиться насчет шляпы. Пока официанты под гневным взглядом метрдотеля не облепили соседний стол. Даниэль попросил счет. “Платить буду картой”, — предупредил он. Официант принес портативный аппарат. На сумму Даниэль даже не посмотрел — ему было не до того. Он вбил свой код, и аппарат со скрипом выдал чек. Даниэль порылся в карманах в поисках мелочи и опустил монеты в тарелочку серебристого металла. Официант в знак благодарности изобразил полупоклон и удалился. “Пора”, — сказал себе Даниэль. Он налил в стакан воды — в горле пересохло, — выпил залпом, затем осторожно приподнял край скатерти, снял с колен шляпу и водрузил себе на голову. Шляпа пришлась ему впору. Затем надел пальто и на подгибающихся ногах двинулся к выходу. Он ждал, что его остановит метрдотель: “Простите, месье! Но эта шляпа… Извините, но…” В действительности ничего подобного не произошло. Даниэль оставил на чай 15 франков, и официанты провожали его ласковым наклоном головы. Даже метрдотель изобразил на лице улыбку, заставившую встопорщиться его усишки. Перед ним распахнули дверь, и он вышел на холод. Поднял воротник пальто и зашагал к машине. “У меня на голове шляпа Миттерана”, — повторял он про себя. В машине он повернул зеркальце и некоторое время молча рассматривал себя в шляпе. Ему казалось, что его мозг плавает в прохладном растворе аспирина. Пузырьки кислорода приятно щекотали давно омертвевшие зоны. Он повернул ключ зажигания и тихо двинулся вперед.

Он долго катался по своему району, прежде чем загнать автомобиль на пятый этаж подземной стоянки. Он мог бы так ездить бесконечно, ни о чем не думая. Его охватило приятное чувство веры в себя, сладостное, как горячая ванна. В пустой гостиной он сел на диван и поймал свое отражение в погасшем экране выключенного телевизора. Мужчина в шляпе, неторопливо покачивающий головой. Он просидел так около часа, глядя на себя и наслаждаясь ощущением почти мистической безмятежности. Только в два часа ночи он прослушал на автоответчике сообщение от жены. В Нормандии все хорошо, Вероника с Жеромом приезжают завтра, поезд прибывает на вокзал Сен-Лазар в 21.45. Даниэль разделся. Последней он снял шляпу. И с восторгом прочитал на черной кожаной ленте две выбитые золотом буквы: “Ф. М.”.


Рассказывая о своем вечернем приключении, он позволил себе лишь небольшое отступление от истины: блюдо морепродуктов сократилось до двадцати четырех устриц, половинки краба и морских улиток. Он знал, что, начни он излагать все подробности этого невероятного ужина, Вероника, скорее всего, сосредоточит свой интерес на размере счета. А реплики типа: “Да уж, пока нас нет, ты себе ни в чем не отказываешь!” или “Вот так, значит, пируешь в одиночку!” — нарушили бы связность его истории. Тогда как в версии Даниэля появление главы государства приобретало библейскую тональность, а фраза: “На прошлой неделе я так и сказал Гельмуту Колю”, произнесенная под устрицы с уксусом, звучала божественным заветом, исторгнутым из бездонных небесных глубин.

— И все-таки я поражена.

— Поражена? Но чем? — не понял Даниэль.

— Тем, что ты украл шляпу. Это на тебя не похоже.

— Ну, я ее не совсем украл, — возразил он, неприятно задетый замечанием жены, хотя сам себе говорил ровно то же самое. — Скажем так: я ее не вернул.

Аргумент сработал. В итоге Даниэлю удалось убедить Веронику, что, оставив шляпу себе, он поступил разумно, потому что ее наверняка присвоил бы усатый метрдотель или, что еще хуже, другой посетитель ресторана, даже не подозревающий, какая выдающаяся шляпа попала ему в руки. Завершив скромную трапезу и уложив Жерома, они вернулись в гостиную. Вероника взяла в руки шляпу и кончиками пальцев погладила мягкий фетр — нежно и как будто немного печально. “Жаль”, — думала она, — что Даниэль не обратил внимания на шляпу раньше, пока Франсуа Миттеран еще не вышел из ресторана, — тогда он мог бы с улыбкой протянуть ее владельцу.

— Вы с ним хоть на секунду, но стали бы ближе, — с досадой произнесла она.

— Да, но он был уже далеко, — ответил Даниэль. Несмотря ни на что, его вполне устраивало, как все обернулось: ведь теперь он мог носить президентский головной убор.


— Я ни в малейшей мере не разделяю вашу точку зрения, месье Мальтар, — сказал Даниэль и покачал головой. Рукой он незаметно коснулся шляпы, лежавшей перед ним на столе зала заседаний. Жан Мальтар и остальные десять сотрудников финансового отдела, присутствовавшие на утреннем одиннадцатичасовом совещании, посмотрели на него с изумлением. Даниэль выждал несколько секунд, с загадочной улыбкой слушая притихшую аудиторию, а затем разбил пункт за пунктом всю аргументацию нового начальника финансового отдела. Ему представилось, как он ступенька за ступенькой взбирается по дипломатической лестнице, двигаясь с легкой уверенностью дельфина, рассекающего морские волны. Он закончил свое выступление, и упала гробовая тишина. Бернар Фальгу смотрел на него разинув рот. Мишель Карнаван притворно закашлялась, но тут же, устыдившись трусости коллег-мужчин, громко заявила: