Глава 3. Эвон

Небольшая комнатка пропиталась металлическим запахом смерти и ароматом лечебных настоек, которыми врачеватели протирали больного Соно. Вокруг кровати, после очередной бессонной ночи, были разбросаны перепачканные кровью тряпки. На столе лежали свитки и стояли ступки, в которых лекарь замешивал мазь для заживления ран. Эвон готовил ее каждый день.

— Я вылечу тебя, ниджай. — Эвон в очередной раз покрывал щедрым слоем мази глубокий порез на теле друга. — Ты сильный воин. У тебя получится выжить.

Соно бредил. Бессвязно бормотал, скулил, как маленький щенок, и дергался от судорог, сводящих мышцы. Иногда, приходя в себя, он ненадолго открывал глаза, и врачеватели, пользуясь моментом, поили его лечебными настойками. Соно пугался, когда два старика обхватывали его голову и открывали ему рот, чтобы напоить, но из-за нехватки сил не сопротивлялся. Его покрасневшие от слез глаза бегали по лицам незнакомцев, а ослабевшие руки сминали пропитавшуюся потом простынь. Соно хотел защитить себя, но не мог. Эвон видел, как быстро вздымалась его грудь, а тревога и страх окутывали дрожащее тело. Но когда Эвон подходил к постели, Соно успокаивался.

— Я тут, Соно, — говорил Эвон, и тот разжимал кулаки. — Не бойся. Я тут.

Ниджай пытался что-то сказать, но врачеватели продолжали вливать в него лекарства.

— С Юри все хорошо. Я приглядываю за ней. — Эвон понимал его без слов.

Соно улыбался в ответ и вновь засыпал. А спустя пару часов все повторялось вновь.

Врачеватели Аскара — два старика-близнеца с длинными седыми бородами — помогали исцелить Соно. Тонкой заостренной рыбьей костью они прокалывали кожу на сгибе локтя Эвона и набирали кровь в рыбный пузырь. У врачевателей было несколько секунд, чтобы перелить ее Соно через более толстую полую кость. Делали они это днем и ночью, не жалея времени и сил. Иногда пузыри лопались в руках, пару раз заканчивались кости, и, пока старики обрабатывали новые инструменты, Эвон, уже побелевший и обессиленный, засыпал на скамейке рядом с Соно.

— Брат, — разбудил Эвона как-то ночью Атер.

Холодными пальцами он коснулся лба и, смахнув с него белоснежные пряди, помог подняться.

— Идем, я отведу тебя в покои. — Атер попытался ухватить Эвона под руку, но тот улегся обратно.

— Мне надо быть рядом с Соно. Он может проснуться в любую минуту.

— Идем, Эвон, — тянул его Атер. — Говорю же, идем! Если сейчас встанешь, то попрошу Масту утром сделать твой любимый десерт.

Эвон вновь почувствовал себя маленьким несносным пронырой, которого все время ловил старший брат и, заманивая в комнату засахаренной смородиной, укладывал спать.

— Словно в детство вернулся, — улыбаясь, прошептал Эвон.

Услышав это, Атер хмыкнул, кажется тоже предавшись приятным воспоминаниям.

— Я пригляжу за твоим другом. — Ему все-таки удалось поднять Эвона со скамейки. — А ты иди отдыхать.

— Можно, я посплю у тебя?

— Тебе всегда моя комната нравилась больше. — Атер закинул руку Эвона себе на плечи, будто тот не мог идти без его помощи. — Жаль, что твою мы испортили рисунками елок на стенах.

— А я люблю эти ели. — Эвон поддался брату и обессиленно повис на нем.

Засыпая на ходу, он все-таки смог дойти до комнаты Атера. Внутри было жарко, но сил раздеться не хватило. И, упав на твердую кровать, Эвон провалился в сон, сквозь который услышал последние слова брата:

— Ты дома, Эвон. Больше никто не причинит тебе вреда. Никто и никогда. Я обещаю.

Эвон проснулся утром от скрипа пола, выдавшего тихие шаги Юри, и от звука ее голоса, доносящегося из большого зала. Она что-то обсуждала с Атером, но что именно, Эвон так и не услышал. Сладко потянувшись на кровати, он оглядел комнату: идеальный порядок и чистый воздух, в котором даже в свете солнечных лучей не летали пылинки. Вещи Эвона аккуратной стопкой лежали на сундуке, а ботинки стояли ровно на краю идеального квадрата небольшого ковра из медвежьего меха.

«Атер не изменился, — подумал Эвон. — Как был чистюлей, так и остался».

В детстве старший брат всегда убирался в комнате Эвона. Ровнял ему покрывало на кровати, взбивал подушку, вытягивая на ней ровные углы. Складывал вещи в сундук, чистил обувь. А еще заставлял умываться по утрам и, когда Эвон сопротивлялся этому, заманивал его к ведру с холодной водой сладкими печеньями. Пока Эвон жевал их, Атер набирал в ладони воду и сам умывал его. Причесывал непослушные волосы, поправлял воротник, отряхивал соринки со штанов и следил за тем, чтобы все было идеально. Эвон вырос его полной противоположностью. Ему нравился беспорядок — в нем Эвону всегда виделось что-то живое, настоящее. Уютное и домашнее. И даже сейчас он с теплотой вспоминал о Схиале и комнатке на втором этаже борделя. О пыли, мерцающей в воздухе, о дыме от самокруток и разбросанных повсюду вещах. О вышитом пестрыми узорами ковре и палящем по утрам солнце. Все нутро Эвона тянулось туда, и от воспоминаний по спине пробежали мурашки. Или, быть может, от холодного воздуха в комнате брата.

Эвон накрылся одеялом, надеясь ощутить знакомый запах детства, но выстиранная ткань пахла лишь еловым мылом.

— Младший сын Севера, завтрак подан! — мальчик с кухни быстро постучал в дверь.

Эвон ничего не ответил, и тот повторил:

— Младший сын Севера, завтрак подан!

— Да! Спасибо, я уже иду.

Мальчик на всякий случай еще раз звонко постучал и, убежав к другой комнате, позвал Далию плохо выученной фразой:

— Принцеш Эверока, завштрак подачть! — сказал он на эверчанском языке с сильным акцентом и, немного постояв, быстро убежал обратно.

Эвон нехотя встал с кровати. Рану на сгибе локтя защипало, стоило лишь снять бинт с просочившимися сквозь него пятнами крови. Сукровица, успевшая за ночь подсохнуть, оторвалась от места прокола. Эвон зашипел и, услышав шаги принцессы, быстро натянул на себя одежду.

— Дэл! — Он выскочил из комнаты, застегивая на ходу рубашку. — Стой, нам надо поговорить.

Но Далия, высоко задрав нос, прошла мимо него.

— Ты долго будешь бегать от меня? — крикнул ей вслед Эвон.

Далия промолчала. Она подошла к столу, за которым сидела Юри, и, взяв тарелку с кашей, обиженно ушла обратно в комнату.

— Дэл…

Она обошла Эвона и, оставив за собой ароматный шлейф овсянки на молоке, громко захлопнула дверь.

— Святые! — Эвон тоже хлопнул дверью и направился к длинному столу.

— Вижу, утро сегодня у всех доброе, — пробубнила Юри в кружку и отхлебнула горячего чая с шишками и мятой.

Главная кухарка, увидев Эвона, заулыбалась и расслабила нахмуренные до этого брови. Ее лицо теперь сияло от счастья. Она взяла тарелку и до краев наполнила ее кашей. Эвон любил стряпню Масты, и она знала об этом. Когда он был мальчишкой, кухарка тайно по вечерам передавала его маме рыбные пирожки для младшего сына. Она прятала Эвона в шкафах от разъяренного отца и ухаживала за Хрисой, когда тот избивал ее. Она заботилась о маленьком Эвоне, когда он оставался один, учила его печь хлеб, выбирать травы и съедобные ягоды, из которых потом готовила еду на стол. Эвон скучал по ней и ее доброму, пусть и постаревшему с годами лицу.

— Больше не уходите от нас, младший сын! — сказала Маста на рэкенском языке. — Мы все ждали вашего возвращения. И больше никуда вас не отпустим. — Она улыбнулась, подлив ему горячего чаю.

Маленький мальчик стоял за Юри и смотрел ей в затылок. Он все хотел ей что-то сказать, но никак не решался. Эвон не стал смущать его и спросил:

— Как тебя зовут?

— Это Бэйн. Подкидыш. Его нашли еще младенцем, у конюшни, завернутым в шубу. Орал так, что весь дом на уши поднял, — ответила вместо мальчика Маста.

— Я Эвон, это Юриэль, — указал на подругу Эвон, и та наконец развернулась к мальчику.

Бэйн быстро поклонился и, постеснявшись взгляда Юри, убежал на кухню.

— Он молчаливый и трусливый. Что скажут, то и сделает. — Маста накрыла большой чан с кашей крышкой. — А так на кухне помогает, и на том спасибо. Но проныра тот еще. Прямо как вы в детстве.

И напоследок пожелав приятного аппетита Эвону, она вышла, оставив гостей одних.

Юри погрузилась в свои мысли, молча ковыряя кашу.

— Как спалось, мышонок?

— Хорошо, — быстро ответила она, так и не посмотрев на Эвона.

— Как раны?

— Заживают.

Эвон нахмурился, скрестив руки на груди. Юри что-то недоговаривала, и ему это не нравилось.

— Помнишь, ты мне сказала, что между нами больше не должно быть секретов?

— Помню.

— Тогда рассказывай: какие мысли тебя мучают?

Юри подняла на него глаза. Она наклонила голову и, окинув взором лицо Эвона, пробежалась взглядом по стенам Длинного дома. Прислушалась к суетливому шуму из кухни. Остановилась на двери, за которой лежал Соно, и в итоге, бросив злобный взгляд на Мысленный зал, произнесла:

— Я понимаю, что о многом прошу, но нам нужно вылечить Соно поскорее. Мы должны уйти.

Эвон только поднес ложку с горячей кашей ко рту, как сразу опустил ее.

— Почему? Куда? А как же Юстин? Пророчество?

— Мы разберемся с этим. Но позже. Сейчас нам с Соно надо покинуть твой дом.