Сверхспособность

«Кумико спрашивает»

Вопрос девятый: так какая же у вас сверхспособность?

Во-первых, у Окон и Оивы было кое-что общее: ужасные отеки на лицах. Вы, конечно, знаете эту легенду. Обе девушки оказались изуродованы: одна — из-за отравления, вторая — по причине болезни. И обе впоследствии стали призраками и мстили тем, кто стал причиной их погибели.

Меня с детства занимало то, как Окон и Оиву изображали в кино и сериалах — жуткого вида чудищами. В таком обличье мы и привыкли их видеть. В конце концов, хоррор на то и хоррор — не так уж важно, где и когда он снят. Если зомби перестанут вставать из могил, а Кэрри не будет утопать в свиной крови — никому будет не интересно. Уоллс должен страдать. Оконные стекла — разлетаться на куски. Все по законам жанра: без насилия и кишок зрителя не заинтересовать.

Но у себя в голове я никогда не представляла Окон и Оиву чудищами. Если кого-то они и пугают — то не больше, чем я сама. Если они чудища, то и я тоже. Я понимала это на уровне инстинктов.

У меня всегда была склонность к аллергии и чувствительная кожа — я с раннего детства мучилась от экземы. Сейчас стало полегче, но в подростковые годы с кожей было совсем плохо. Мама, конечно, переживала из-за этого — водила меня по дерматологам и другим врачам. Анализы показывали, что аллергия у меня буквально на все: рис, пшеницу, яйца, молоко, мясо, сахар. Мне назначили специальный рацион — почти все блюда на основе пшена. Мама шутила, что я питаюсь «как птенчик». Сегодня я иногда заказываю где-нибудь кус-кус, когда меня посещает странная ностальгия по тем временам. Разумеется, магазинные сладости были под строгим запретом. Соблюдать этот запрет было невыносимо. Глядя, как другие дети поглощают по дороге домой шоколадные батончики, я грызла ногти от зависти.

В старшей школе меня отправили на две недели в больницу префектуры Коти — там как нигде умели лечить кожные болезни. Валяясь на койке в бинтах с головы до ног, я чувствовала себя ожившей мумией. Сейчас это кажется забавным, но тогда было ужасно тяжело. Пару лет назад я поделилась этой историей с подругой-редактором, и оказалось, что она подростком тоже проходила лечение в этой клинике. «Какое совпадение», — смеялись мы и дразнили друг друга муми-тролльками. Сама она призналась, что для нее это тоже худшее воспоминание.

Кто-то может сказать: в мире столько страшных болезней — подумаешь, экзема. Но поверьте, жить с ней — настоящее мучение.

Экзема — это постоянный источник физического дискомфорта. Одежду просто так не купишь — приходится избегать любых синтетических тканей. А в нашей школе из полиэстера шилась и повседневная форма, и физкультурная. Маме приходилось просить учителей сделать для меня исключение и разрешить мне носить одежду из натуральных тканей. Ну и если отклоняться от темы — я совершенно не понимаю, почему японская система образования заставляет учеников заниматься физкультурой в коротеньких шортах. Для меня это был сплошной позор. Ладно, это уже другая история.

Женщинам с экземой приходится особенно тщательно подходить к выбору косметики. Замечу не без радости, что сегодня нам доступен широкий выбор органической и гипоаллергенной косметики, а еще большое количество подходящих чувствительной коже тканей вроде хлопка и льна. Эта тенденция безусловно сыграла положительную роль в моей писательской карьере.

Но самое неприятное в экземе, акне и прочие кожных болезнях — ощущение, что все вокруг таращатся на тебя. Люди инстинктивно реагируют на тех, кто от них отличается. Во время обострений взгляды моих одноклассников однозначно давали мне понять: я монстр. Поэтому распухшие лица Оивы и Окон по телевизору навевали на меня такую тоску. За что им все это? Почему каждый считает их чудищами? Их беда ассоциировалась у меня с моей собственной, и я испытывала к ним сострадание.

У аллергии обычно есть периоды обострения и ремиссии — и моя жизнь подчинялась этому расписанию. В школе наблюдался интересный феномен: мальчики не проявляли ко мне ни малейшего интереса в острый период, зато стоило пятнам чуть побледнеть, как противоположный пол вдруг вспоминал о моем существовании. Я оставалась тем же самым человеком, но на каждом обострении волна мальчишечьего внимания отступала от берега, чтобы потом вновь обрушиться на него мощным приливом. Примерно то же самое происходило и с подружками, игнорировавшими меня во время рецидивов. Мне это казалось полным абсурдом.

Благодаря экземе я приобрела отличное чутье на людей. Она стала инструментом, который высвечивал для меня их нутро. Когда они смотрели на «чудище», то полностью игнорировали тот факт, что «чудище» их тоже видит. Думая о своем превосходстве, они забывали, что я тоже что-то думаю о них. Наблюдательность очень помогает мне в писательской карьере. Она стала моей сверхспособностью.

Почему я вдруг заговорила о сверхспособностях и что я вообще подразумеваю под этим словом? Здесь я должна заметить, что я безнадежная фанатка французского кино (мои кумиры — Джейн Биркин и Катрин Денёв), но недавно я изменила предпочтениям и решила сходить на «Мстителей». Меня на них затащил мой четырнадцатилетний сын — читатели моих колонок с ним уже знакомы. До сих пор поражаюсь тому, как быстро он растет. Мы стояли в очереди на сеанс, а я смотрела на сына: в одной руке — бутылка колы, в другой — ведерко карамельного попкорна. После фильма он стал требовать купить ему мерч [Официальная продукция с символикой музыкальных коллективов, отдельных исполнителей, спортивных команд, кинофильмов и прочего.] с «Мстителями» — тут я поняла, что взрослеть ему еще есть куда.

Так вот, «Мстители» — это история про супергероев с разными сверхспособностями, и одну из героинь там играет Скарлетт Йоханссон. И пока я смотрела фильм и наблюдала, как они исполняют один головокружительный трюк за другим, я думала — а у меня самой какая сверхспособность? Знаю, в мои годы такими вопросами задаваться уже нелепо. И тем не менее, дорогой читатель, именно тогда я и пришла к своему умозаключению про наблюдательность. И эта способность мне очень нравится!

Возможно, эта заметка дала вам возможность узнать меня с новой стороны. И мне, конечно, интересно, что вы об этом думаете. Расскажите, какими сверхспособностями обладаете вы?

Не стесняйтесь, пишите.

Увидимся через месяц.

Кумико Ватанабэ.

Вот так улов!

«У Хины такая красивая кожа», — думаю я. Процедура мытья подходит к концу. Клетки кожи у Хины необычайно чувствительны, поэтому для вытирания я специально заказала льняное полотенце. Я начинаю вытирать ее с пальцев ног и медленно поднимаюсь вверх. Намокая, ткань идеально охватывает очертания ее тела, словно некая сила притягивает лен к ее коже.

Пламя свечи задрожало, словно вставляя свою реплику в нашу беседу: свет и тень закружились в танце на стене ванной комнаты.

Я сгибаю правую ногу Хины и поднимаю ее выше. Моя рука скользит по ее коже, а вода в ванне колышется легкими волнами. Круги тревожат поверхность воды и расходятся к краям ванны. Моя рука поднимается выше к бедру Хины — она смутилась, взвизгнула и со смешком отстранилась от меня. Конечно, она просто шутит — мы с ней обе вполне довольны происходящим. Мытье Хины — это наш с ней общий ритуал, свою часть которого я выполняю с особой тщательностью.

Наверное, снаружи подул ветер: доносящийся из окна цветочный аромат словно набрал силу. Хина вдыхает этот запах: ее ноздри раскрываются шире, животик наполняется, и я чувствую ее дыхание своей ладонью, которая лежит у нее на пупке.

— Как думаешь, что это за цветок? — спрашивает Хина.

— Хотела бы я знать. Все время думаю об этом. — Я потянула цепочку, которая держит затычку в ванне. Вода — уже заметно мутная — устремляется в отверстие.

— Если тебе интересно — выгляни да посмотри. Ты же можешь?

— Ты что, не понимаешь? Гораздо интереснее угадывать. Эх, Сигэми. Ты вообще знаешь, что такое дух приключений?

Хина демонстративно надувает щеки, притворяясь обиженной. Вода с бульканьем утекает прочь.

— Мне кажется, это камелия, — предположила я.

— Может быть. Ну уж точно не тюльпан.

— Ха, цветы явно не твой конек, — с напускной важностью замечаю я.

— Сигэми, это звучит как-то… высокомерно. — Хина безошибочно уместно применила новое слово из своего запаса. Все-то она схватывает на лету.

Головкой душа я стряхиваю с ее жемчужно-белой кожи капли воды. Не перестаю восхищаться, как сияет ее тело — хоть и вижу ее каждый день. Снова вставляю затычку и поворачиваю кран — из душа опять бежит вода.

— Вот так, — говорит Хина, гордо оглядывая свое обновленное, чистое тело. — А теперь — не желает ли благородная леди, чтобы ей помассировали ножки?

Мы сидим друг напротив друга в малюсенькой ванне. Лицо Хины совсем рядом с моим. Я не свожу глаз с ее кожи — такой белой, что кажется прозрачной — и снова бабочки в животе. Как же она прекрасна.

— Они у тебя так напряжены! Тяжело тебе стоять целый день, бедная, — причитает Хина, разминая мои стопы. Ловкие движения ее пальцев напоминают мне, как я устала за день на ногах — а ведь я этого даже не замечала. — Вкусно пахнет, — говорит Хина.

— Ага, это лавандовое молочко для ванны.