Арина Алисон

Долг платежом красен

Глава 1

Я — ПОНЯТИЕ РАСТЯЖИМОЕ

Видения снова и снова невероятным калейдоскопом проносились в голове. И по всему телу, накатывая гигантскими волнами, закручиваясь во множество водоворотов, вспыхивая тысячами искр, отступая, как морской отлив, — стремительно растекались ощущения, чтобы спустя миг смениться напряженной тишиной…

Хм… в голове… ощущения… Хм-м…

Опыт требовал не двигаться. Ни мыслью, ни телом.

…Опыт?.. Двигаться?.. Тело?..

А ведь действительно… чувства становятся все более четкими. Нарастает беспокойство…

…Беспокойство? По какому поводу?.. Тело! Что-то не так с телом!!! Что?

Не шевелиться! Рядом может находиться враг.

…Враг?! Где я? Я?..

Ткань… тепло… мягко… Можно предположить, что я на кровати. Пытаюсь почувствовать окружающее пространство… кажется, я в помещении. Все в порядке. Вряд ли кровать будет стоять на улице. Комната представляется большой. Больше, чем моя спальня.

Моя спальня?.. Хм…

Дыхание. Чье-то судорожное дыхание!! Вот что вызывало чувство опасности! Кто-то еще со мной рядом!! По-моему, один. Судя по дыханию, этот Кто-то — больной, сильно старый или на грани обморока… В таком случае вряд ли он мне опасен. И вообще, сколько ни лежи, а осматриваться надо. Медленно открываю глаза. Высокий потолок с мощными балками вызывает некоторый набор чувств, которые можно назвать… офонарением? Странно… фонарь — вроде бы как прибор для освещения, каким раком он относится к чувствам? Раком?.. Это вроде бы поза на четвереньках, при чем здесь чувства… и фонарь… Та-ак. Судя по дыханию, этот Кто-то сейчас склеит ласты. Ласты?! Это же приспособления для плавания?! О-о-ох. Ничего не понимаю…

Поворачиваю голову в сторону этого Кого-то… М-да-а. Сильно старый, на грани обморока и, судя по дыханию, абсолютно больной…

Резко открывшаяся дверь отвлекла мое внимание. В комнату быстрым шагом вошел мужчина лет сорока пяти. Среднего роста, немного полноват для своего возраста, светлые волосы и темно-карие глаза (непривычный контраст, привлекающий внимание). Лицо можно назвать красивым, если бы не печать горя и озабоченности. Вот теперь мне становится понятнее выражение «горе не красит». Незнакомец одет в элегантный костюм… средневекового (средневекового?!) рыцаря (?!!), в темно-синих тонах с коричневой и золотой вышивкой. Правда, похоже, благополучие покинуло этот экзотический экземпляр некоторое количество лет назад, одежонка-то поистрепалась…

Окинув обеспокоенным взглядом кровать, на несколько мгновений задержав свой взгляд на моем лице, вошедший повернулся к сидевшему в кресле старику и что-то спросил. Тот, тяжело вздохнув, начал шепотом отвечать, время от времени поглядывая в мою сторону. Несмотря на тихую речь, мне было слышно все, что они говорили. Слышно — да, но… ничего не понятно?! Странный разговор завершился, «пришелец» развернулся и медленно подошел ко мне. Присев на край кровати и мягко улыбаясь, он начал тихо говорить. В его голосе и лице была такая забота и участие, что я невольно благодарно улыбнулся.

Под воздействием его речи в моем теле начали возникать ощущения, напоминающие волны, бьющиеся в беpeг. С каждой волной слова становились понятнее, но смысл в них… не появлялся, по крайней мере для меня.

— …Девочка моя… папа тебя любит… маленькая… умница… в маму…

Бог мой! Что он несет?! Какая «девочка»?! Какая «в маму»?! Мои глаза начали округляться, и улыбка потихоньку сползла с лица. Старик, появившийся за плечом говорящего, вдруг засуетился и начал его — в смысле говорившего — настойчиво выпроваживать.

— Девочке нужен покой… Шок… утомиться…

Та-а-ак… либо у меня травма головы, либо белая горячка, либо я в сумасшедшем доме, что не исключает два предыдущих предположения…

Плотно прикрыв дверь и усевшись в кресло, старик уставился на меня настороженным взглядом. Впрочем, мне тоже было любопытно рассмотреть этого чудного типа, похожего на старинного звездочета. На вид ему было далеко за восемьдесят, но вот насколько далеко — было определить сложно. Седые волосы до плеч, почти выцветшие зеленые глаза, козлиная бородка в сочетании с одеждой, хоть и без нашитых звезд, но по покрою напоминающей балахоны этих самых звездочетов.

Мда-а… Ситуация все более говорила в пользу белой горячки. Молчанка затягивалась. Минут через пятнадцать, желая прояснить ситуацию, я все же решил задать вопрос:

— Кто вы? Где…

Услышав какие-то странные звуки, я резко замолчал и огляделся. Никого, кроме нас двоих, в помещении не было. Попробовал повторить вопрос. И опять в помещении зазвучал звонкий мелодичный голос. Мое тело покрылось липким холодным потом. Зарегистрировав источник звучания, разум впал в прострацию. Сознание же невозмутимо констатировало — голос издало наше тело.

Разум… сознание… наше тело… Черепицею шурша, крыша едет не спеша!! При чем здесь крыша-а-а!!! Крыша — это же защитное сооружение над жилым помещением от непогоды, а черепица — верхний слой этого самого сооружения?! Белая-а-а горячка-а!!! А почему, собственно, белая? Неужели они бывают разных цветов?..

Так! Пора возвращаться! Тело! Сознание! Голос! Во-о-от оно! Го-олос!! Надо что-то сказать. Что? Может, спеть? Да! Щас-с спою!

— Ля, ля… фа… ми… ми-и-и… О-о-охх!!! Это ми… то есть я… ох нет… то есть мое тело!!! МОЙ голос?!

Та-а-ак… спокойствие и только спокойствие… Тело… тело… надо посмотреть на тело… Медленно пытаюсь поднести руку к глазам. Почему-то это требует больших усилий. Подняв руку на уровень глаз, тупо созерцаю малюсенькую ладошку с изящными тонкими и длинными пальчиками. Кожа на них кажется полупрозрачной… Паника огромной волной накрывает сознание.

Прихожу в себя от того, что кто-то протирает мое лицо влажной прохладной тканью. Мое?! О-ох… Открываю глаза. Передо мной очень пожилая личность. Наверное, доктор. Хочу спросить, где это я, но вспоминаю полупрозрачную ручку и спрашиваю:

— Кто это меня так? Надеюсь, я не младенец?

— Двенадцать, — отвечает «доктор» и продолжает дальше молча разглядывать меня.

— Чего двенадцать?! — взрываюсь я, и по телу разливается непреодолимое желание врезать за все: чтоб не пялился, за появление здесь, за молчание, за маленькую ручку… Кстати… маленькая ручка! Судя по всему, и врезать не получится, и от сдачи отбиться… М-да-а-а…

— Мне почему-то кажется, что вы мужчина, — проигнорировал мой вопрос старик.

— А что, не вид… — «не видно» хочу сказать, но, вспомнив «моя девочка»… и изящные пальчики, затыкаюсь.

Мы долго молчим. Судя по всему, каждому из нас есть над чем подумать. Не знаю, что волнует его, но меня занимают два вопроса: во-первых, как убедиться что это не белая горячка, и во-вторых, если это реальный мир, то как себя вести чтобы выжить… и не только…

— Не соизволите ли м-м… сказать, сколько лет вам… было в той жизни и что последнее вы помните… из событий.

«Доктор» явно не в своей тарелке.

Доктор?! Не в своей?.. В чужой?.. Бог мой! Что за галиматья! Так! Тпру-у. Сдаем назад. Лет. Сколько было лет? А собственно говоря, действительно, сколько?..

Попытка вспомнить вызвала напряжение в районе живота, переходящее в тошноту. Тошнило все сильнее…

ТОШНОТА!!! Блин! Я же «моя девочка»!!! Двенадцать лет!.. В Средние века, помнится, и раньше выдавали замуж! Я что, беременный… пая… О-ох…

— Я беременный?!

Кричу на пределе звука.

Глаза у «доктора» округляются, челюсть неэстетично отваливается, и он замирает соляной статуей.

Оглушенный собственным криком, замолкаю и я. Мы опять погружаемся в молчание. Минут через десять старик вдруг начинает судорожно бормотать:

— Беременный?.. Беременный! Мы убили ребенка?! Бог мой! Грех-то какой!.. Беременный… Что значит беременный?! У них там что, мужчины детей рожают?..

Из глубокой задумчивости я выхожу только на последнем восклицании «мужчины детей рожают» и решительно впадаю в новую задумчивость. Хм-м… Если у них мужики рожают, то, через какое место… мм… или каким местом, то есть… м-да-а… Я вроде как «девочка», может ли это означать, что мне рожать не придется?..

— Мужчины — и рожают… м-да-а-а… — медленно тяну я, как бы пробуя на звучание и пытаясь осмыслить: как такое может быть?

Услышав мое высказывание, дедуля хватается за сердце и медленно сползает с края кровати, тихо укладываясь на ковер. Снизу до меня доносятся только его стоны и восклицания:

— Грех! Грех-то какой!.. О-ох…

Тут до меня начинает доходить, что о моей замене… или ее замене… или меня замене на нее… ну, в общем, знает только этот дед, и если он скопытится, то я попаду, тьфу ты, пропаду.

…Странно, а где у Маэстро копыта и давно ли они есть?.. (Есть… мм… А есть действительно хочется.) О-ох и бред… что я несу… (а что, собственно, несу и куда?). МОЛЧА-АТЬ! (…Это я кому?) Все… молчу, молчу…

С трудом, ползком добравшись до края кровати, с беспокойством разглядываю стонущего старика. Ну и спрашивается, что здесь страшного, ну рожают они, в чем проблема? Надо это озвучить, успокоить человека, а то недалеко и до беды.

— Э-э-э… дедуль, а, собственно, в чем проблема? Ну рожают у вас мужики. Тебе это уже вроде не должно грозить, в твоем-то возрасте.

— То есть как это «у нас»? Это у вас! — вскидывается «дедуля», мигом перестав стонать.

— Что значит «у нас»?.. Ты откуда это взял? Ты что, у нас бывал? И вообще, где это — «у нас»?..

Собственный голос, почти достигший высоты ультразвука, снова привел меня в изумление, плавно перешедшее в глубокую задумчивость. Старик тоже притих. Так мы и лежали: я на краю кровати, он на коврике рядом, — глубокомысленно размышляя на тему сложившейся ситуации. Где-то минут через двадцать в коридоре послышались шаги. Ощущение некоторой опасности вывело меня из коллапса и заставило тихо прошипеть:

— Эй, любезный! У нас, кажется гости.

Вскочив с совсем не присущей его возрасту скоростью, старик, бросив мне: «На середину. Под одеяло. Молчи. Спи», — резво кинулся в кресло. Я же откатился, быстро расправил одеяло и прикрыл глаза, делая вид, что сплю. Дверь тихо отворилась, и кто-то тихонько зашептал:

— Магистр Жаколио, магистр Жаколио, можно к вам?

Поскольку мое лицо было повернуто к двери, то сквозь ресницы мне было видно, как гость, не ожидая ответа, зашел в комнату. Это оказалась девочка-подросток лет четырнадцати, одетая в средневековый аналог подросткового платья, наподобие тех, что мне приходилось видеть в фильмах о той эпохе. Личико у нее довольно симпатичное, насколько это можно рассмотреть сквозь полуприкрытые глаза. Раздавшийся со стороны кресла вздох трудно было классифицировать. По-своему истолковав реакцию магистра, девочка быстро зашептала:

— Пожалуйста, не сердитесь! Мы просим прощения за доставленное беспокойство, но скажите, ради бога, как наша любимая сестра себя чувствует?

Бросив странный взгляд в мою сторону, старик тихо ответил:

— Сударыня, сегодня к вечеру я смогу более точно и подробно изложить ситуацию со здоровьем вашей сестры. А сейчас я прошу вас не нарушать тишину и выйти из комнаты.

Малышка, слегка присев в реверансе, тут же тихонько вышла и прикрыла за собой дверь. Мы продолжили молча размышлять над ситуацией. Мысль о том, что это белая горячка, пока отбрасывать не стоит. Поскольку если это правда, то лежу я в больнице и лежу, а остальное — проблемы доктора. Но вот если это действительность, то, несмотря на нереальность, несерьезное отношение к ситуации может стоить мне жизни. Значит, надо со всех сторон обдумать ответ старика. Более всего в его речи меня заинтересовали словосочетания «сегодня к вечеру» и «ситуацию со здоровьем». Это наводит на размышление, что до вечера, как один из вариантов, я могу и не дожить, или, другими словами, «ситуация со здоровьем» может привести и к летальному исходу. Та-ак. Это уже интере-эсно. В каком случае им может быть выгоден мой летальный исход? Можно предположить: либо если я окажусь по их понятиям каким-то монстром, чудовищем, либо если не соглашусь на предложенные условия. Ведь не просто так они меня сюда вытащили, а явно за каким-то налом? Вывод: необходимо выставить себя в особо белом и пушистом свете и соглашаться на все условия, а там — по обстановке…

Глава 2

ПАМЯТЬ — ВЕЩЬ НЕПРЕДСКАЗУЕМАЯ

Судя по глубокой задумчивости мага, он искал способы определения моей монстрячести или пушистости. Вероятно, данная ситуация и для него не рядовая. Пускать на самотек такой непредсказуемый процесс, как размышление, могущий привести к нежелательным для меня последствиям, было бы непростительной халатностью. Но что же я могу использовать в битве за свою жизнь? Физическое противостояние сейчас невозможно: слишком слабое досталось мне тело. Воспоминания предыдущей жизни даже не как в тумане, следовательно, пока недоступны, соответственно, и набор навыков неизвестен. А значит, и предложить здешним обитателям что-то значимое пока нельзя. М-да-а… Единственное, что у меня сейчас есть, — это симпатичная, судя по сестре, внешность. (Хотя, конечно, не факт, что симпатичная.) Встречают по одежке, то есть по внешнему виду, и сколько бы маг ни старался держать в голове, что я неизвестно кто, его подсознание будет запускать совершенно другие чувства ко мне ма-а-ленькой… Да! Уважительное поведение, и частое повторение слова «да» положительно настраивают собеседника. Кстати! Если это другой мир… (о-ох… игнорируем, разборки позже), то почему я понимаю собеседников? Та-а-ак… неважно… не время разбираться с этим сейчас.

Подпускаем побольше меду и жалостливости в голос:

— Магистр Жаколио, не будете ли вы так любезны несколько приоткрыть тайну моего появления в столь замечательном месте и в столь великолепной компании, поскольку, как мне кажется, вы являетесь единственным компетентным лицом в данной ситуации?

Не понял! Чего это дедуля так глазки выпучил? Не переборщил ли я с вежливостью? Может, девочка немая была? Ну дедуля! Я же маленькая девочка, забыл, что ли? Как же вывести из ступора этого козла?.. О! Мысль!!! Глазки приопускаем, и улыбочку. Блин! Зеркало бы сюда, а то вдруг ошибся с красивостью, да и улыбка при моей нетренированности косая получается!.. Ох, что с глазами у деда, вроде бы, куда уж круглее? Может, и впрямь с моей внешностью что-то не то, его ж сейчас кондрашка хватит. Что-то шепчет…

— Лионелла?!

Кажется, это он имя назвал. Поскольку у меня другое тело (ну, при белой горячке), то и имя этого вместилища — мое. Надо отвечать.

— Я слушаю вас, магистр.


Вот те раз… по-моему, он потерял сознание. Пора начинать активные действия, пока дедуля не помер. Решительно, но с трудом отбрасываю одеяло. От вида новой оболочки, проглядывающей сквозь полупрозрачную ткань, мне поплохело. Это же суповой набор! Кожа да кости. Хэ-эх… хэ-эх… голубая кость называется. К слову — «кому-либо врезать» чересчур круто сказано, тут бы самому дуба не дать при таких-то мощах. Да-а-а… Выбора все равно нет, будем пользоваться тем, что досталось. Ползу к краю кровати.

Что бы такое надеть? Не ходить же в этой полупрозрачной рубашке. Должно у них быть что-то типа домашних халатов? В эту кучку тряпья, предполагаемо, платья, я вряд ли с непривычки влезу. Без одеяла холодновато что-то. Может с мага стрясти балахон, там все понятно… Хотя он может неправильно меня понять. О! Возможно, это — шкаф с одеждой. Да-а-а… А чего-нибудь попроще?.. Бли-ин! Да я закоченею, пока разберусь с этим барахлом. О-о-о, вроде это терпимо. Ниче так платьице, правда, почти старенькое, видно от старших перешло, угу… угу… похоже, нового здесь и нет ничего. Теперь бы что-нибудь на то, что ниже пояса: штанишки там, панталончики, сапожки… Тело беречь надо. Вряд ли обратная замена возможна. Судя по ощущениям и размытым картинкам, в том мире я погиб и… вроде бы разбился в самолете… а может, и нет, но последнее, что помню, это салон самолета. Стоп! Вспоминать буду потом, сейчас решаем насущные проблемы.

Та-а-ак… штанишек на эту худобу не наблюдается… О-о-о, а это что?! Панталоны? Надеваем, выбирать не из чего. О нормальной одежде будем заботиться потом. Обувь. Обалденные шузы… и все это, конечно, не фонтан, но сейчас главное — с дедулей разобраться. А что это у нас на столике рядом с креслом? Ого! Винцо! Хорошо пахнет. Э-э… стоп! Детский организм не травим. Судя по худобе, доза может оказаться смертельной.

— Магистр Жаколио, выпейте, пожалуйста.

Блин, я чуть слюной не захлебнулся. А он открыл глаза, уставился и опять молчит, как до обморока. Положеньице… Попробуем еще раз.

— Магистр, не будете ли вы так любезны все же объяснить причину и способ моего появления здесь!

Глазки приопускаем, улыбаемся. Стоп! Стоп! После предыдущей улыбки его и перекосило. Сначала надо убедиться, что моя улыбка не смертельна, а потом уж разбрасываться… Попытаемся по-другому, серьезненько так и внимательно смотрим в глазки… Да-а-а… Неадекватная реакция… в смысле все те же и в том же месте… По-хорошему, ему б по мордам и матом, да уж очень разные у нас весовые категории, и явно не в мою пользу… Спокойствие и только спокойствие. Следующая попытка.

— Магистр, вы просили вспомнить, сколько мне лет и чем я там занимался. Как мне кажется, в том мире я был мужчиной годов эдак сорока. Точнее сказать не могу, все пока что несколько размыто и как бы в тумане. Последнее, что помню, это как я садился в самолет — ну это такая тачка, летающая и перевозящая пассажиров, в смысле людей… Устал за день, и только устроился в кресле, как сразу и заснул… Думаю, погиб я там, иначе невозможно объяснить мое появление здесь. А перед посадкой в самолет, помню, прогуливался с двумя детьми, лет восемнадцати… Нет, дети вроде бы не погибли. Да!!! Они улетели немного раньше… Странно, почему со мной были дети?! Ведь у меня вроде и семьи не было… О-о-о, вспомнил! Это племянники! Я при них был… э-э-э… можно сказать телохранителем и воспитателем, в смысле учил их многим вещам… Да… точно, именно учил. Меня муж моей сестры уговорил на это дело. Он пошел о-о-очень большие деньги делать, а чтоб не подвергать жену и детей опасности, от них ушел. Меня же попросил охранять его семью… Платил он мне о-очень хорошо… да, хорошо… Четыре года…

Я совершенно погрузился в воспоминания, которые медленно разворачивались перед моим мысленным взором…

Из задумчивости вывело громкое покашливание мага. Судя по всему, тихонько он уже накашлялся. О! Я уже сижу в соседнем с магистром кресле, и в руках стакан. А что в стакане? Ну-у-у… Я так не игра-аю… Хотя о чем это я, мне ведь себя беречь надо. С таким телом и здоровьем, как у меня сейчас, можно помереть и без помощи со стороны. Старик вроде бы как немного расслабился, думаю, можно уже и спрашивать.

— Надеюсь, что ответил достаточно подробно на ваши вопросы? Теперь бы хотел получить ответ на свои. Как я оказался в этом теле и почему?

Магистр повозился в кресле, поудобнее усаживаясь, отхлебнул немного из бокала и, тяжело вздохнув, спросил:

— Полагаю, вы не в обиде… за появление в… этом… месте?

Я удивился. Он же слышал — там я погиб. Продолжить жизнь — что же здесь может быть обидного? Тело, конечно, мягко говоря, не в моем вкусе, но тут не до выбора, и так один шанс из миллиона… Но свое мнение лучше держать при себе и дедуле на подобные мысли лучше даже не намекать, чтобы он не начал изображать из себя благодетеля.