Арина Свобода

Флогистон

Флогистон (от греч. — горючий, воспламеняемый) — гипотетическая «сверхтонкая материя» — «огненная субстанция», якобы наполняющая все горючие вещества и высвобождающаяся из них при горении.

Здесь камни похожи на мыло,

А сталь похожа на жесть,

И слабость, как сила,

И правда, как лесть.

И не ясно, где мешок, а где шило,

И не ясно, где обида, где месть.

И мне не нравилось то, что здесь было,

И мне не нравится то, что здесь есть.

Виктор Цой, группа «Кино», «Нам с тобой»

Пролог

— Не могу поверить, парни, этим скалам миллионы лет! — воскликнула Сьюзи. — По ним еще динозавры бегали! А теперь мы тут вот так запросто плывем!

— Кстати, о динозаврах, — Марк оторвался от путеводителя. — Тут написано, что через полмили справа будет каньон, в котором сохранились настоящие рисунки пещерных людей. Заглянем?

Экипаж одобрительно загомонил — на воду сегодня встали сразу после завтрака, а сейчас день уже клонился к вечеру, и всем хотелось размять ноги.

Минут через десять открылся вход в тот самый каньон — узкая, не больше трех шагов в ширину расселина.

Катарафт ткнулся носом в берег, и народ радостно попрыгал на твердую землю.

— Красота какая… — негромко протянула Кайли. — Никак не могу привыкнуть. Сколько ни смотри — не насмотришься.

Все притихли, рассматривая окружающий пейзаж. Величественные красные скалы отвесно возносились вверх, не давая солнцу заглянуть в каньон, где неторопливо несла мутные воды Колорадо. Редкие кактусы, чудом выживающие на склонах, не украшали, а, скорее, подчеркивали суровость этих мест. Это была сама Вечность, и перед ее лицом человечки особенно остро ощущали свою слабость и ничтожность…

— Ну что, пошли? — разрушила очарование момента деловитая Сьюзи. — Надо до темноты вернуться. У нас часа два, не больше.

— Окей, ребята, вперед, — поддержал Марк.

Группа вереницей втянулась в ущелье. Испещренные странными круглыми дырками скалы придвинулись совсем близко. Под ногами захрустела галька — в сезон дождей здесь мчался бурный поток, образованный тающими на вершинах снегами.

— Э-ге-гей! Есть тут кто-о-о?! — заорал Марк.

«Кто… кто… то… о…» — ответило эхо.

— Прекрати, идиот! Вдруг все рухнет! — испугалась Сыози.

— Столько лет простояло, чего ему рушиться, — возразила Кайли. — Не бойся, Сью. Хочешь — можешь вернуться и подождать нас в лагере.

— Нет уж, — Сьюзи поежилась. — Лучше держаться вместе.

Высоко над ними, из невидимых отсюда пещер, вдруг вырвалась стая птиц и закружилась, оглашая ущелье истошными воплями.

— Чего это они? — удивилась Кайли.

— Постой. Слышишь? — Сыози замерла, вертя головой по сторонам и настороженно прислушиваясь.

— Ну что еще? Скалы падают? — насмешливо спросил Марк.

Воздух задрожал, заискрился, словно грандиозные золотые крылья захлопали высоко над головой. Небо вспыхнуло, как ярмарочная иллюминация.

«Красота какая…» — успела подумать Кайли.

А потом с неба упал сгусток огня, и красные скалы, пережившие динозавров, мамонтов, саблезубых тигров, индейцев, туристов и много чего еще, сложились, как карточные домики, погребая под собой людей, оказавшихся не в том месте и не в то время.

Часть 1

«За что ты меня убиваешь?» — «Как за что? Друг, да ведь ты живешь ни том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, мое дело правое, и я совершил подвиг!»

Блез Паскаль

А пока — в неизвестном живем

И не ведаем сил мы своих,

И, как дети, играя с огнем,

Обжигаем себя и других…

Александр Блок

ГЛАВА 1

Краш-тест

1

Проекция матрицы агрессивности на мониторе кокетливо дрогнула и прогнулась. Наконец-то!

Лика сцепила руки над головой, потянулась до хруста в позвоночнике. Дело сделано, литерная операция вошла в завершающую стадию. Можно и перекурить. Пальцы привычно искали в сумочке сигареты и зажигалку, а нашли пачку леденцов. Черт! Она же два месяца как бросила. Совсем с этой работой голову потеряла. Лика глубоко вздохнула и сунула конфету в рот. Стресс леденцами снимать, конечно, не дело. Но — сердчишко уже не то. Да и какой пример для Кирилла. Придется потерпеть ради него, пусть видит, что родители не курят.

Она встала, еще раз потянулась и подошла к большому, от потолка до пола, окну. Город уродливыми серыми метастазами расползался по желтой пустыне. Они с Бессоновым проторчали в этом проклятом городишке почти месяц. Глаза б его не видели! Отсюда, с двадцать четвертого этажа единственной в городе высотки, казалось, что кто-то рассыпал игрушечные хибарки щедрой рукой, нисколько не заботясь о выравнивании улиц и удобстве жителей. Рядом с отелем располагались несколько безликих офисных коробок, а прямо под ним шумел базар, похожий на тараканье гнездо. В первый же день Лика выбралась из отеля, чтобы вместе с новичком-напарником провести рекогносцировку и определиться с местом закладки. Во все времена базар был сосредоточием общественной жизни города. Тут совершались покупки и заключались сделки. Делились последними новостями и сплетнями. В мясном и рыбном рядах формировалось общественное мнение. Среди диковинных фруктов и овощей зрели конфликты. В пряном от специй воздухе сгущалось восхищение чужестранцами пополам со жгучей неприязнью… Отличное место для того, кто хочет залезть в голову аборигенам.

Течение толпы оторвало Лику от напарника. Она едва успела махнуть Бессонову рукой — встретимся у ворот, и тут людской поток замедлился, а потом и вовсе разделился на два ручейка, старательно обходя центр базарной улочки. Что за глупость прижиматься к скособоченным палаткам, когда в середине столько места? Лика, работая локтями, выбралась из удушливой кучи тел. В полуметре от нее в грязи барахталось тело. Вернее, жалкий обрубок, похожий на дождевого червя. Безрукий и безногий старик, извиваясь, прокладывал себе путь сквозь толпу, время от времени изгибая тонкую коричневую шею и поглядывая вверх. Люди обходили его, прижимаясь к контейнерам и лоткам. Некоторые нагибались, совали цветастые купюры за отвороты засаленного малахая. Быстро шептали что-то в старческое заросшее белыми волосами ухо и, как пи в чем не бывало, шли дальше. Для них извивающийся в грязи инвалид был обыденностью.

Старик ткнулся измочаленной бородой ей в ноги, поднял ссохшееся лицо и что-то проклекотал на своем птичьем языке.

Лика машинально достала мелкую купюру из кармана джинсов, наклонилась и протянула ему. Старик нелепо изогнул шею и вдруг прижался щекой к ее тонкому запястью, облизал горячим языком пальцы. Лика ойкнула и выронила деньги. Убогий причмокнул губами и зашелся каркающим смехом. Под оглушительный хохот зевак она бросилась прочь, в спасительно чистую прохладу отеля.

Выходка нищего всколыхнула в душе что-то темное, давно и навсегда похороненное под толщей памяти. Устала, сказала себе Лика. Все это глупость, ерунда какая-то! Кому, как не конфликтогену, знать: хочешь мира — готовь парабеллум. Только потом, настраивая и калибруя антенны, прорабатывая варианты психовирусов, высчитывая матрицы. Лика вдруг поймала себя на том, что привычные действия вызывают в ней необычайное возбуждение. Как в юности перед свиданием. И дело было совсем не в том, что рядом молодой напарник.

Еще немного, и атмосфера над городом начнет сгущаться. Горячий воздух наполнится густой, осязаемой враждебностью. Сами не зная отчего, жители вдруг почувствуют глухое раздражение и захотят выплеснуть его на грязные улицы. Запах гниющего мусора и фруктов, загазованность, толкучка и жара усилят негативный эффект. А потом несколько человек — психически нестабильные элементы, первыми подцепившие психовирус — предложат пойти на центральную площадь. И со всех концов города начнут стекаться в центр бездельники и горлопаны…

Лика набрала номер напарника.

— Игорь, как дела?

— Твои спички, мои дрова.

— В смысле?

— В смысле, очень хорошо, Анжелика Борисовна, — хмыкнул на том конце Бессонов. — Разведем костер любви всем ветрам назло!

Любви, понимаешь! Скорее уж наоборот.

— Если вы закончили, возвращайтесь в отель, — сухо сказала она. — Процесс пошел.

— Яволь, Анжелика Борисовна. Буду через полчаса, — гаркнул Бессонов и отключился.

Терпеть этот солдафонский юморочек осталось дня три, максимум пять. Ничего. И не таких быков в консервы загоняли!

То ли дело с Валерой Гориным. Работал за себя и за того парня. С ним всегда было весело, легко и надежно. Только вот сердце подкачало слег с обширным инфарктом в сорок четыре. Лика пришла его проведать, как только разрешили врачи. Катерина, Валерина жена, сидела у кровати опухшая от слез и бессонных ночей. Увидела ее у порога, ревниво нахмурилась — мол, чего приперлась, сука, из-за тебя мужа распяли на медицинском алтаре. А что я, ответила ей взглядом Лика, я ничего. Кто ж виноват, что работа сволочная. Мы с ним полмира объездили, бывало и из одной миски ели, и спали бок о бок, и задницу друг другу прикрывали, и из воды сухими вылезали. Чего только не было. Без малого пятнадцать лет оттрубили вместе, на равных. Я вынесла столько же. А сломался он. Кто ж знал, что мужики такие хрупкие.