Лика достала косметичку. Хватит клиниться на возрасте! В конце концов молодость можно подрисовать. Пара капель «визина» — и глаза заблестят. Фигура очень даже ничего, спортивная, и ноги до сих пор стройные. Да за такие ноги убить можно! Хватит сидеть в джинсах. Маленькое черное платье. И нитку жемчуга. Женщина я или где? Плевать, что о нас думают всякие старые курицы. Можно за столько лет безупречной карьеры хоть раз уйти в отрыв?

Хлопнула дверь. Отражение Бессонова ухмыльнулось и подмигнуло из глубины зеркала:

— Отпадное платье, Анжелика Борисовна!

А то! Я теперича не то, что давеча… Лика оглянулась.

— Вы тоже переодевайтесь, Игорь Александрович. Форма одежды — парадная.

— По какому случаю парад, позвольте спросить?

— Успешное выполнение вашего первого задания. До конфликтогена высшей категории еще далеко, но считайте, что краш-тест вы прошли успешно.

Праздника не получилось. Лике хотелось напиться, как бывало в студенческие годы, чтобы можно было болтать всякую чепуху, глупо хихикать и не думать о последствиях. Хотелось припугнуть американскую курицу, сказав, что тут скоро начнется нехилая заварушка. То-то бы у них лица вытянулись! А потом вытащить на танцпол неуклюжего Игоря, и пусть бы местные музыканты улыбались и цокали языками. А Бессонов топтался бы рядом, красный, как задница павиана.

Плевать, что о ней подумают! Еще пять дней — и на море!

Если бы рядом был Валерка, она бы, недолго думая, ушла в отрыв. А с Бессоновым ухо нужно держать востро. Стажер вел себя предупредительно. Чересчур. Пил мало и практически не пьянел. Харченко рассказывал, как их этому учат…

— Вы поосторожней, Анжелика Борисовна, — сказал Игорь, когда Лика, зацепившись непослушным каблуком, ввалилась в лифт.

«На морально-волевые проверяют, — брезгливо подумала она. — Иначе на хрена его ко мне приставили? А потом стуканет куда следует, знаем мы… Пьянка на рабочем месте. С двух бокалов сухого. Ага. Только мы еще посмотрим, кто кого!»

Она взбила прическу.

— Игорь Александрович, а вы знаете, что снижает уровень агрессии на бытовом уровне?

Бессонов, чуя подвох, посмотрел с сомнением:

— Может, лучше завтра, Анжелика Борисовна?

— Нет, сейчас. Все очень просто. Всего два синтонпых фактора. Это вам не судьбами мира играть. Знаете?

— Да куда уж мне, неучу. Выходим из лифта. Осторожнее, ногу не подверните.

Он еще издевается! Ну-ну…

— Считайте это зачетом по теории конфликтоники. Ну же, отвечайте!

— Вы бы хоть предупреждали.

— Вот еще. Это у вас от зубов отскакивать должно. Не знаете, так хоть попробуйте угадать.

— Э-э-э…

— Подсказываю: оба фактора на букву «с».

— Сон и сахар. Анжелика Борисовна, хотите, я за десертом смотаюсь? Вы пирожное любите?

— Я мзду не беру! Даже горьким шоколадом. Мне за державу обидно!

— Тогда у меня никаких шансов, — шутливо вздохнул Бессонов.

Они вошли в номер. В тамбуре было темно и тесно. Игорь попытался на ощупь вставить карту-ключ в приемник, но свет все никак не загорался.

— Терпение, юноша, только терпение, иначе конфликтогеном вам не стать.

Бессонов чертыхнулся.

— Ну и что там снижает агрессию? Ответ-то скажете?

— Смех и… секс.

Стажер вдруг перестал елозить картой и шумно сглотнул.

— Может, все-таки как-нибудь договоримся о зачете, профессор? — с неуклюжей игривостью спросил он. Сквозь тонкую ткань рубашки до Лики доносился жар его крупного молодого тела.

Ну, вот и он — больной зуб! Так просто, что даже скучно.

Раньше мужчины, подобные Бессонову, с ярко выраженной маскулинностью, с простоватой манерой общения, Лику никогда не привлекали. Но то ли возраст брал свое, то ли ей просто надоели гендерные игры, за два месяца, проведенных в обществе стажера, она пару раз поймала себя на мысли, что если бы не его погоны… Заводить интрижку с «мундирами» считалось моветоном.

На личную жизнь времени не хватало, и потому приходилось вести ее на работе. Неформальные отношения между сотрудниками было делом обычным, в конторе на это смотрели сквозь пальцы и даже выделили жилплощадь для подобных целей. Она находилась в двух улицах от офиса и официально считалась гостевой квартирой для командированных.

На мгновение Лика представила этого бэйби-мачо в постели, но тут же одернула себя. С «конторскими» вообще шутки плохи. А что если Бессонов не повелся, а наоборот ее разводит? Завтра Жданькову на стол ляжет рапорт о сексуальных домогательствах — и привет! Даже Незлобии не спасет. Как там говорится: «В кругу друзей не щелкай клювом»?

— Вы думаете, я шучу? — холодно спросила она. — Это один из устоявшихся принципов психологии, и вам следовало бы о нем знать. Все живые организмы, включая человека, не способны осуществлять две несовместимые реакции в одно и то же время. Поэтому невозможно смеяться и одновременно сердиться на кого-нибудь… Вернемся домой, Игорь Александрович, снова засядете за учебники.

— Так точно!

Карточка попала в слот, вспыхнули лампы, заработал кондиционер.

В сумочке запищал мобильный.

— Лика, здравствуй, — прошелестел в трубке бесцветный, точно больной голос. — Ты можешь говорить?

— М-могу, раз ответила.

— Ты что, пьяная?

— Якушев, я должна перед тобой отчитываться? Я же просила звонить мне только в случае крайней необходимости. Ты чего хотел? Погоди! У вас же ночь.

— Ты можешь приехать?

— Что случилось? Что-то с Киркой?!

Якушев па том конце тяжело дышал. Она сползла по стеночке на пол. Во рту моментально пересохло. Перед глазами мелькало страшное — Кирка несется по шоссе па мотоцикле, удар, изломанное тело лежит в кювете; вечеринка, ребята выпивают, хорохорятся перед девчонками, «деть» ныряет на спор с моста, арматура на дне, темная река проглатывает сына, и только круги идут по воде.

— Ну, говори же! — прорыдала она в трубку. — Он жив?!

— Да… Кирилл в полиции. Его задержали до выяснения обстоятельств.

— В полиции? — Лика выдохнула с облегчением. Какая-то ошибка. Что он мог натворить?

— Там говорят, что он едва не убил человека, — растерянно пробормотал Якушев.

— Что?! Они что, с ума посходили? Он же еще ребенок!

— Лика, я понимаю, у тебя там работа, кризис… Но… Приезжай, а?

Мобильник вдруг показался тяжелым, как булыжник. Всё — литерная операция, отпуск на море, Бессонов — стало таким неважным. Вытеснилось страхом. В голове крутилась одна-единственная мысль — Кирка в полиции. Бред какой-то! Бред! Этого не может быть. Кирилл в тюрьме, в обезьяннике, совсем один, а она тут! За тридевять земель. Надо звонить, бежать, разговаривать со следователями, вытаскивать Кирку, пока ему жизнь не поломали. Якушев ничего для сына не сможет сделать.

В горле стоял комок. Что теперь делать? Что?!

Бессонов присел на корточки, тронул за плечо.

— Что-то случилось?

Она мотнула головой. Всего не расскажешь чужому человеку. Да и не поймет он.

— У меня… У сына проблемы, — выдавила она.

— Серьезные?

Она кивнула:

— Господи! Игорь, мне срочно нужно домой. Может, Незлобии пришлет замену… Хотя кого он сейчас пришлет?

— Поезжайте, Анжелика Борисовна.

— Операция не закончена.

— Она вошла в заключительную стадию. Вам здесь больше нечего делать. Поезжайте домой и решайте проблемы сына.

— Но вы… всего лишь стажер, я не могу вас оставить одного.

— Можете, — твердо сказал Бессонов, помогая ей подняться. — Это у меня присяга и подписки, а вы — человек свободный. Научники, какой с вас спрос? Тем более в форс-мажорной ситуации. Что же мы, не люди, что ли, не понимаем ничего? Поможем.

Лика почувствовала, как стремительно приливает кровь к щекам. Вот только что перед ней был стажер, а теперь человек в погонах. От которого она зависит.

— Я вас очень прошу, Игорь, войдите в мое положение. Не говорите…

— Понял. Прикрою, — сказал Бессонов. — Проследить-то за матрицей и собрать вещички мне способностей хватит. Если что, буду на связи. Поезжайте в аэропорт. У меня тут есть знакомый турагент, вам достанут билет на ближайший рейс.

Через два часа в аэропорту представитель турагентства, в которой Лика с удивлением узнала девушку из бара, вручила ей билет. Через три часа она уже летела домой, к сыну.

2

Лика вздрагивала каждый раз, когда назойливый колокольчик над дверыо возвещал о приходе очередного посетителя. Ольга Михайловна Чернецкая, бывшая соседка по университетской общаге, а теперь адвокатесса с небольшой, но успешной практикой, обещала все разузнать и прийти к четырем. Стрелка на часах подбиралась уже к пяти. За окном успела прошуметь гроза. Солнце залило медовым светом шахматный пол «Шоколадницы», френч-пресс опустел, а Оли все не было. Она никогда не опаздывала, даже в юности была в ней удивительная способность точно высчитывать необходимое время. Она и будильником не пользовалась, неизменно просыпаясь в пять тридцать по укоренившейся с детства деревенской привычке. К тому времени, когда Лика продирала глаза, Оля успевала переделать всю домашнюю работу и сидела, раскрасневшаяся после душа, с полотенцем на голове, конспектируя очередной учебник. Олька, как ломовая лошадь, пахала с утра до вечера, чтобы после окончания университета закрепиться в столице. Она не бегала, как Лика, по выставкам и квартирникам, не интересовалась расширением реальности и трансцендентальными опытами. Вместо того, чтобы наслаждаться свободой и молодостью, Оля просиживала одинокие вечера в читальном зале библиотеки.