Глава 4

— Хорошо устроилась, — промямлила я, вдруг ощутив, как рука аббата погладила мое пухлое запястье, и он приблизился ко мне вплотную.

Воняло от него хуже, чем от немытого коня. Я даже перестала дышать, думая, что сейчас лишусь чувств от этого смрада. Невольно попятилась от аббата, чтобы хоть немного вдохнуть свежего воздуха.

Он, видимо, истолковал мое движение по-своему, тут же подошел к столу и взял какой-то свёрток.

— У меня есть для тебя подарок, Мари. Посмотри, какое лакомство! Герцог Шуазель пожаловал мне целый сундук его! За то, что я дал ему индульгенцию на ближайшие пять лет.

— Спасибо, — ответила я, подходя к столу и решив посмотреть, что там такое.

— Если ты будешь послушной, куколка, я буду баловать тебя сластями. И трапезная всегда будет открыта для тебя и твоей дочери, — сказала он призывно. — Будешь есть со мной за одним столом. Самые лучшие и благородные сыры и вина подают только мне.

— И что я должна сделать? Послушной — это как?

Аббат Фалло развернул сверток, и мне в нос ударил терпкий аромат, знакомый с детства.

Шоколад!

Запах шоколада вызывал у меня почти чувственный экстаз.

Вы любите шоколад так, как люблю его я?

Горький, молочный, белый, темный — любой. Едва запах шоколада окутывал меня, я теряла способность соображать разумно. Я как будто впадала в какую-то нирвану. Сладкую, мечтательную. Каждый кусочек, который попадал в рот, я смаковала, получая огромное удовольствие.

Я обожала шоколад с детства и как одержимая разбиралась во всех его видах и сортах. Даже по запаху и вкусу могла определить, из какого сорта какао-бобов сделан тот или иной шоколад. Из какой страны привезены семена.

Потому сейчас, ощутив нежное горьковатое благоухание своего любимого лакомства, я невольно потянулась к нему и осторожно взяла небольшой кусочек. Благо шоколад уже был разделен на части. Засунула черный ломтик в рот, прижала его языком к нёбу, наслаждаясь этим чудесным вкусом. От удовольствия даже прикрыла глаза.

В следующий миг я как будто перенеслась мыслями и сознанием в другое место. Из всего этого убожества, которое окружало меня, в страну грёз. В возвышенное райское место вместо всей этой нищеты и вони. Мне казалось, что более вкусных, чем эти темные пахучие дольки, я никогда не ела.

На миг я даже забылась, потерялась. Опомнилась только тогда, когда аббат дерзко прижал меня бедрами к столешнице.

— Пухлая тыковка, — раздался голос аббата у меня над ухом. И я спустилась с небес на эту грешную землю. — Ты согласна приходить ко мне каждый день?

— Эээ, — я замялась, думая, что все же неправильно его понимаю.

Но в следующий миг костлявая рука аббата легла мне на бедро, и он попытался задрать мою юбку.

Я до последнего не верила в свое жуткое предположение, что настоятель жаждал моего тела. Все же католические аббаты давали обет безбрачия и воздержания от плотских утех. Так называемый целибат.

Слова злой мегеры-монашки: «исповедует их в своей келье часами» отчего-то зазвучали для меня теперь по-другому. Неужели развратник-аббат блудил с прихожанками прямо здесь?! Нет, это просто немыслимо! И не может быть правдой!

— Мой душистый круглый сырок, ты так аппетитна, — продолжал мне лить на уши этот неприятный тип. — Не то, что все эти монахини. Одни мослы да кости…

Ужас! Значит, он запал на мое пухлое тело?! Вот это откровение!

И я прекрасно поняла, что мне все это не мерещится. Реально этот служитель культа пристаёт с непристойными предложениями!

— Это же грех, аббат! — вскричала я первое, что пришло мне в голову. Я тут же оттолкнула мужчину от себя и отошла от него подальше. — Разве вы не клялись хранить целибат?

— Ты это чего? — недоуменно спросил он.

— Думаю, вы не должны так дерзко прикасаться ко мне. Я честная девушка, а вы аббат все-таки. Вот и храните верность и чистоту своей церкви!

Я видела, что он натурально опешил. Что? Не ожидал моего отказа?

Только спустя минуту настоятель глухо процедил:

— Значит, ты, грешница, решила идти против меня?

— Это не так.

— Я дал тебе шанс исправиться! За твои милости я бы мог даровать тебе индульгенцию и прощение всех грехов!

— Но для это я должна…

— Отдаться мне! И немедленно! — тут же выдал мерзкую по смыслу фразу аббат. — Только после этого я отпущу все твои грехи, падшая девка!

Ах, вот значит как?! Я, значит, падшая девка, а он, видимо, ангел во плоти! Офигеть просто.

Они что тут все: не в себе, эти служители культа? Он ведь сейчас в наглую пользовался моим плачевным положением, тем, что мы с дочкой попали в тяжёлое положение. И принуждал к блуду!

От возмущения меня даже затрясло. В такой противной ситуации я еще ни разу не была.

— Никогда! — категорично заявила я. — То, что вы мне предлагаете, гнусно.

Глава 5

— Ты, падшая девка, еще рассуждаешь о морали? Думаешь, я не знаю, что ты родила без мужа и у тебя был любовник? Всё это написано в Книге Судеб!

Это ещё что такое: Книга Судеб?

— Это не ваше дело, — буркнула я.

Я пыталась сдержаться и не наговорить этому лысому более жёстких слов. Все-таки от него зависело наше с Элизой пребывание здесь, в аббатстве. И этот гад бессовестно пользовался этим. — Спасибо за шоколад, но я, пожалуй, пойду.

Решив, что наш разговор уже перешёл в какую-то дурную перепалку, я направилась к двери. Находиться с этим распутником в одной комнате было не просто противно, а опасно.

Ещё чего доброго, применит ко мне силу. А я не знала ещё всех нравов этого мира.

— Я даю тебе два дня, Мари! — заявил мне в спину аббат. — Если не одумаешься, девка, то я объявлю тебя ведьмой! И предам анафеме!

— Мне это безразлично, — пожала я плечами, прекрасно помня, что ведьмой в средневековье можно было стать просто за красивое лицо или за то, что соседка невзлюбила тебя.

Безумные века, невежественные люди. Ну и аббаты с монахинями такие же.

Уже распахнув тяжелую дверь, я на миг обернулась к нему и твердо заявила:

— Я не продаюсь за шоколад! Я честная девушка.

Фраза мне показалась очень глупой, но вполне подходила для понимания такому напыщенному болвану, как этот аббат.

Я гордо вышла, хлопнув дверью. Пока шла по пустынному коридору, возмущённо думала о том, что произошло. Но не жалела о своем поступке. Однако ситуация заставила задуматься, что теперь нас точно выгонят из аббатства или могут устроить ещё что похуже.

Я вспомнила о своей новой дочке, малышке Элизе, и решила немедленно уйти из этого вертепа сама. Пока этот бессовестный похотливый аббат со своими «сестрицами» не устроил чего-нибудь гадкого мне в ответку. Я прекрасно запомнила, с какой ненавистью и злобой он посмотрел на меня напоследок. Явно замышлял отомстить.

Потому я решила как можно скорее забрать Элизу и уйти отсюда.

Однако я не стоило забывать, что малышка Элиза осталась голодная. Потому, спросив у проходящей мимо монашки, где трапезная, я быстро направилась туда. Сестры уже убирали всё со столов. Чувствуя, что они могут оказаться тоже злыми и не дать еды, я дождалась, пока они все уйдут из большой трапезной.

После увидев в единственной миске небольшие хлебцы, я торопливо подошла и взяла два хлебца величиной с мою ладонь. Они были мягкими и даже приятно пахли сдобой.

— Эй, нахалка! — тут же раздался визгливый голос за моей спиной. — Кто разрешил тебе красть хлеб?

Я обернулась. На меня злобно смотрела очередная тощая мегера-монашка, по типажу как та, что вела меня к аббату.

— Мой ребенок голоден. Этот хлеб для него, — сказала я правду.

— И что? Какое нам дело до твоего змеёныша, блудница? Пусть подыхает с голоду! Такие исчадья ада не должны рождаться вовсе!

Ее слова меня не удивили. Я изначально предполагала, что она скажет нечто подобное.

Опять эти обвинения в грехе и проклятья. Они тут все как злые собаки, что ли? Или просто тут место аномальное и влияет на всю их нездоровую психику?

Всё это мне уже стало порядком надоедать. Я правильно сделала, что решила взять хлеб тайком. Такая мегера мне точно ничего не даст сама.

Сильнее прижав хлебцы к себе, я медленно приблизилась к недовольной монашке.

— Ад ждёт тебя, злая женщина, — сухо заявила я ей в лицо. Спокойно, даже без злобы. Сама поразилась своему спокойствию. — Нелюбовь к ближнему — самый страшный грех, если ты не знала.

— Как ты смеешь?! — в каком-то благоговейном ужасе выдохнула она.

Явно никто не говорил ей подобного. Ну, пусть это будет для нее откровением. Ехидно улыбнувшись и видя, что монахиня ошарашена моим наглым поведением и словами, я напоследок добавила:

— Я думала, что пришла в дом Божий. А оказалась в вертепе разврата и злобы! Короче, Содом и Гоморра у вас тут!

Последняя моя фраза повергли монашку в полнейший ступор, и она от возмущения начала хватать ртом воздух.

А я что? Я сказала правду!

Выше подняв голову, обошла «преграду» и медленно, словно царица, выплыла всем своим пухлым телом из трапезной.