— Всю информацию об операции по задержанию диверсантов немедленно подавать лично мне с пометкой «срочно» в любое время суток. Свободны…

2

Полдень следующего дня. Железнодорожный узел Щербинка,

тыл Резервного фронта Красной Армии

По утрамбованной проселочной дороге, змеящейся между невысокими холмами, галопировал всадник, прижимая к голове фуражку. Время от времен и по дороге мелькали фанерные щиты с упреждающей надписью: «Осторожно, заминировано».

Натянув поводья, офицер в звании капитана осадил жеребца, переведя с галопа на размеренный шаг. Когда до двух палаток санчасти — большой и поменьше — оставалось совсем немного, всадник спешился и, намотав поводья на кулак, стал оглядываться по сторонам, выискивая одному ему известного человека:

— Мальцев, мать твою! — крикнул всадник. — А ну, вылазь! Почти сразу из-за огромного валуна выбрался старший лейтенант

Мальцев — оперативник «Смерша». На вид ему было лет двадцать пять, среднего роста, какой-то невзрачный, — такого встретишь, голосующего у обочины, и сразу же забудешь. Однако под простодушным видом Иванушки-дурачка скрывался настоящий ас, использующий в оперативной работе свою внешность как прикрытие, — голубые глаза старшего лейтенанта Мальцева были до краев наполнены детским удивлением, а выбивающиеся из-под фуражки белесые волосы для любого служили своеобразным сигналом: старлей не дурак нарушить Устав. И уж почти ни у кого не вызывало сомнения, что этот «клоун» из молодых, но бойких. Сразу видно — «продувной тыловик» — такого на фронт за просто так не заманишь.

Хотя, наверное, возникла бы масса удивлений у доморощенных психологов, узнай они, что Мальцев был трижды ранен. А уж то, что оперативник «Смерша» в свои двадцать пять лет был награжден двумя орденами Красной Звезды и несколькими медалями, вообще воспринималось бы как откровение, настолько весомые награды не соответствовали облику простака-старлея.

При виде капитана Свиридова — непосредственного начальника — Мальцев, напустив на простодушное лицо приличествующее положению стеснение, достал из-за уха папироску и, сунув в рот, проговорил:

— Да тут я, товарищ капитан, тут… — пыхнув дымком, проговорил он. — Со вчерашнего утра сижу. Тружусь в полнейшем одиночестве, как, извините за выражение, пчелка. А вас все нет и нет. Уж волноваться стал, не случилось ли чего, а?..

— Мальцев, — беззлобно ответил капитан Свиридов, — хватит языком молоть почем зря, у тебя три человека было. Давай без выпендрежа, показывай, как подготовились к приему «гостей»…

Смершевцы начали неторопливо спускаться по извилистой тропинке вниз, в сторону двух палаток, рядом с которыми на самодельном флагштоке вяло трепыхался белый флаг с красным крестом, нарисованным от руки, перед ними — покосившийся стол и стулья.

Привязав коня к чахлой осинке, капитан Свиридов осмотрелся — вроде все нормально. Если особо не присматриваться, то запросто можно принять импровизированную «санчасть» за пункт «санитарной обработки». В тени чахлой шелковицы отдыхали три красноармейца, при появлении капитана они встали, но тот жестом приказал — «отдыхайте!»

Бросив фуражку на стол, Свиридов опустился на колченогий стул, который предательски скрипнул под его весом, и, промокнув вспотевший лоб платком, после паузы справился:

— А баньку для «гостей» раскочегарил?

— Обижаете, товарищ капитан, — откликнулся Мальцев. — Бойцы пять шпал в топку бросили под моим, извиняюсь, чутким руководством, а уж воды в котлы натаскали столько, будто не для шпионов стараемся, а для табуна лошадей…

— Ну, что я могу на это сказать? Только одно — молодцы! — похвалил капитан и, расстелив на столе карту-трехверстку, продолжил. — А теперь слушай, Мальцев. Заброшенная группа следует со стороны Дементеевки пешим маршем в нашу сторону. Бредут усталые, как собаки, сам за ними наблюдал в бинокль из кустов.

— А с какой, простите, целью? — облокотившись об угол стола, поинтересовался Мальцев. — За нами только Щербинка.

— Вот она-то их и интересует, — Свиридов вытащил из кармана завернутые в тряпицу очки в металлической оправе и бросил на стол. — Щербинка, которая у нас за спиной, — важный стратегический железнодорожный узел… — словно в подтверждение его слов раздался протяжный паровозный гудок. — Уверен, в вещмешках у наших «гостей» взрывчатка. Если диверсионную группу разбить надвое: десять человек ниже по течению к велюжинскому мосту, а остальных на взрыв этого, то можно такой «салют» устроить, что подвоз грузов в сторону фронта недели на две застопорится. Сам Абакумов приказал: абсолютно все диверсанты должны быть под ногтем, понял?

— А что тут непонятного? Надо так надо.

— А каким образом этого добиться, Мальцев?

— Зря мы, что ли, такой «дворец эмира Бухарского» на голом месте меньше чем за сутки отгрохали? — кивая на палатки, произнес Мальцев. — На подходе возьмем, голубчиков, разморенных с дороги, предложим попариться, пройти санобработку, а там уж как Бог даст…

— Даст, даст… он, такого даст, что только держись! — пряча карту, ответил Свиридов. — После догонит и еще добавит, — но осмотрев не слишком внушительное сооружение, капитан остался доволен. — Справно поработали, — он ясно дал понять бойцам, что работой их доволен, после переключил внимание на Мальцева. — Уж в чем — в чем, а в строительстве, ты, брат, разбираешься…

— А то как же, — выволакивая из ближайшей палатки огромный мешок, изрек оперативник. — Я же до войны, между прочим, почти окончил строительный институт.

— Ну, все, довольно треска! — вывалив из тюка поношенную форму, отозвался капитан. — Ну-с, посмотрим, во что ты предлагаешь переодеться.

Из вороха старой формы образца сорок первого года он выбрал более-менее приличные галифе, что соответствовало нынешнему времени, а остальное придвинул Мальцеву — «выбирай!»

Китель Свиридов решил оставить для предстоящего маскарада, предварительно сняв наградную колодку и нашивки за ранения. Переодевшись, осмотрел себя, после вздохнул и, глядя на Мальцева, ставшего после переодевания рядовым, поинтересовался:

— Мальцев, ты где это тряпье откопал, на помойке, что ли?

— Вам бы только обижать меня почем зря, — заправляя солдатскую гимнастерку размера на три больше, ответил тот. — За дровами для баньки в Щербинку ходил и отыскал у начальника тамошнего караула. Отдавать не хотел, стервец, говорит, для себя берег…

— А как же она у тебя оказалась?

— Не поверите, товарищ капитан, — хохотнул Мальцев, — но я его уговорил…

— Почему не поверю? Поверю. Ты, брат, кого угодно уломаешь. Ладно, поговорили, и довольно! — Свиридов кивком подозвал бойцов. — Переодевайтесь и на исходные позиции…

Ближе к вечеру, когда нещадное солнце сменилось прохладой, по пыльной дороге в сторону полевой «санчасти», за которой просматривался ажур железнодорожного моста перегона Щербинка, подошла утомленная длительным переходом колонна «красноармейцев».

Командир группы диверсантов — среднего роста рыжеволосый капитан-пехотинец с необычайно подвижным лицом, на котором блестели быстрые, как ртуть, глаза, остановился и, промокнув платком вспотевший лоб, осмотрелся по сторонам, с некоторым сомнением разглядывая упреждающие фанерные щиты «Осторожно, заминировано».

К командиру, прихрамывая, подошел «старшина», поправив лямку тяжеленного вещмешка, поинтересовался:

— Ну что, командир, может, через поле напрямки рванем, а?

— Не дури… — задумчиво отозвался «капитан». — Читать, что ли, не обучен, дурило? Не видишь, что все заминировано?