Похоже, Льюис понимал, как связаны его атеизм и негативные чувства к отцу. С отцом у него ассоциировалась духовная жизнь, и он понимал, что атеизм будет вызовом для отца и расстроит его. После смерти отца Льюис сожалел о том, что был настолько отчужден, так сильно на него злился и был с ним столь нетерпелив.

И Фрейд, и Льюис в зрелом возрасте испытывали трудности в отношениях с авторитетами, и не только с Наивысшей Властью, но с любыми авторитетами. В автобиографии Фрейд пишет о том, как боролся с остатками «невинной веры в авторитеты, от которой еще не был свободен». Ему несложно было иметь дело с подчиненными, но было трудно «с начальниками или с теми, кто в каком-то смысле выше [меня]» [Jones, The Life and Work of Sigmund Freud, vol. I, p. 197.]. О «глубоко укорененной ненависти к авторитетам», которую он чувствовал, будучи атеистом, пишет и Льюис. И быть может, именно негативные детские чувства Фрейда и Льюиса к первому авторитету в жизни породили их сопротивление самой идее бытия Высшей Власти.

Но аргументы Фрейда не могут объяснить, почему человек меняет мировоззрение. Как Льюис преодолел свое сопротивление вере? Он это сделал, а Фрейд — нет. И Фрейд не объясняет, почему это так.

Как это бывает и с другими теориями Фрейда, он дает нам частичную правду, которая подкрепляет его философию, но опускает те вопросы, которые поставили бы под сомнение его выводы. Фрейд в своей аргументации воюет с идеей бытия Бога. Но его логика несет в себе противоречия. Эту амбивалентность отражает и тот факт, что он всю жизнь продолжает размышлять о бытии Бога. Его занимала «инфантильная» «детская сказка» о Боге. Это может удивить иных читателей Фрейда, но это правда. Об этом говорят его письма.

Дочь Фрейда Анна, единственная из всех детей продолжившая дело отца, однажды сказала мне: «Если хотите узнать моего отца, не читайте его биографий, читайте его письма». При внимательном чтении писем Фрейда встречаешь довольно неожиданные и даже загадочные факты. Во-первых, Фрейд часто цитировал Библию, как Ветхий, так и Новый Заветы. В своей автобиографии он пишет: «Мое раннее знакомство с библейской историей… устойчиво влияло, как я понял позже, на мои интересы» [Freud, An Autobiographical Study, in The Standard Edition of the Complete Psychological Works, vol. XX, p. 8.]. Во-вторых, в письмах разных периодов мы встретим немало любопытных слов и фраз такого рода: «С Божьей помощью я сдал экзамены», «если Богу угодно», «благой Господь», «если Господь поможет», «передадим это Господу», «после воскресения умерших», «наука как будто требует бытия Бога», «суд Божий», «Божья воля», «Божья благодать», «Бог на небесах», «если однажды мы встретимся на небесах», «в грядущем мире», «моя невидимая молитва». В одном письме к Оскару Пфистеру Фрейд называет адресата «истинным служителем Божьим», который «оказался в благоприятных условиях, чтобы вести (других) к Богу». Что это значит? Вправе ли мы полагать, что это просто такая манера выражаться, свойство как английского, так и немецкого языков? Да, в любом другом случае, но только не для Фрейда, ведь он настаивал на том, что даже оговорки имеют смысл.

Этот вопрос мучал его до момента работы над последней книгой, «Моисей и монотеизм», написанной более полувека спустя, когда Фрейду было за восемьдесят. Почему? Почему он не мог забыть об этом вопросе? Если он знал все ответы, почему вопрос о бытии Бога продолжал его беспокоить? Льюис, наверное, мог бы сказать, что мы никогда не сможем объяснить Бога. И не сможем найти покоя, пока это глубинное желание (которое испытывали как Фрейд, так и Льюис) не будет удовлетворено.

Иные из моих студентов догматически отвергают идею бытия Бога — и в то же время признаются: стоит самолету, на котором они летят, попасть в воздушную яму, как они тут же начинают молиться. И подобно этому многие грани жизни Фрейда противоречат его атеизму. И Льюис говорит о том, что его жизнь в атеистический период полнилась противоречиями. «В то время, — продолжает он, — я жил в вихре противоречий, как многие атеисты. Я считал, что Бога нет. И я был крайне зол на Бога за то, что Он сотворил этот мир… почему существа несут бремя бытия, которое им навязали, не спросив их согласия?» [Lewis, Surprised by Joy, p. 115.]. Льюис, даже будучи атеистом, понимал, что его отношение к Богу двойственно: одна часть его души страстно желала, чтобы Бога не было, а другая жаждала, чтобы Он был.

* * *

Начало жизни Льюиса и Фрейда во многом сходно. Оба в детстве познали религию — и оба в юности открыто считали себя атеистами. В душевной жизни этих двух очень умных подростков случилось нечто, заставившее их отказаться от религии детства и обратиться к атеизму. Быть может, они исследовали основания своей веры и нашли их интеллектуально несостоятельными? Оба они испытали влияние других мыслителей в академической среде, хотя хуже осознавали, что их отношение к своим отцам и авторитетам в целом противоречиво.

Нам поможет разобраться классификация веры, созданная Гордоном Олпортом [Allport and Ross, “Personal religious orientation and prejudice.”]. Религиозность он делил на две категории: внешнюю и внутреннюю. Люди с внешней религиозностью мотивированы потребностью обрести какой-то статус или получить признание других. Обычно вера ребенка, желающего сделать приятное родителям, относится к этой категории. При внутренней религиозности вера становится частью внутренней жизни, она оказывает влияние на человека. Верующие этой категории часто могут назвать конкретное время, когда они пришли к вере; некоторые из них говорят об опыте нового рождения. Современные медицинские исследования показывают, что внешняя религиозность может отрицательно влиять на физическое и эмоциональное здоровье, тогда как внутренняя религиозность оказывает позитивный эффект [Strawbridge W. J., R. D. Cohen, S. J. Shema, and G. A. Kaplan, “Frequent attendance at religious services and mortality over 28 years.” Am J Public Health 87, no. 6 (June 1997): 957–61; Koenig H. G., L. K. George, and B. L. Peterson, “Religiosity and remission of depression in medically ill older patients.” Am J Psychiatry 155, no. 4 (April 1998): 536–42: McCullough, M. E., and D. B. Larson, “Religion and depression: a review of the literature.” Twin Res 2, no. 2 (June 1999): 126–36; Koenig, H. G., “Religion and medicine II: Religion, mental health, and related behaviors.” Int J Psych Med 31, no. 1 (2001): 97–109; Koenig, H. G., D. B. Larson, and S. S. Larson, “Religion and coping with serious medical illness.” Annals Pharmacotherapy 35, no. 3 (March 2001): 352–59; and Koenig, H. G., “Religion, spirituality, and medicine: application to clinical practice.” JAMA 284, no. 13 (October 4, 2000): 1708.].

И в случае Фрейда, и в случае Льюиса их детскую религиозность, за которой стояло стремление угодить родителям, можно назвать внешней. Люди с легкостью расстаются с такой верой, когда что-то извне подталкивает их к альтернативе. Мы уже знаем, что они отказались от своей формальной, или внешней, веры детства под влиянием внешних факторов: оба они бунтовали против своих отцов. Оба отказались от формальной веры, когда покинули дом: когда Льюис отправился в закрытую школу-пансион, а Фрейд — в колледж. Они вышли из-под отцовской власти. В итоге клинической практики, а может, и самоанализа Фрейд пришел к такому выводу: молодые люди теряют веру, «как только для них перестает действовать отцовский авторитет» [Freud, Leonardo da Vinci and a Memory of His Childhood, in The Standard Edition of the Complete Psychological Works, vol. XI, p. 123.].

В философских работах Фрейд не придерживается объективного беспристрастного тона клинициста или ученого. В них мы видим яркие эмоциональные аргументы, иногда — мольбы и едва ли не отчаяние. Видно, что эти темы пробуждают во Фрейде сильные чувства. Он полон решимости атаковать любой возможный довод в защиту духовного мировоззрения.

Порой в такой полемике Фрейд слишком пристрастен и противоречив. Например, он смело утверждает, что верующие — это просто не особо умные люди со «слабым разумом». «Если человек решился без критики принять всю нелепость предложенных ему религиозных доктрин и при этом не замечает их противоречивости, нас не должен удивлять тот факт, что его разум слаб» [Freud, The Future of an Illusion, in The Standard Edition of the Complete Psychological Works, vol. XXI, p. 48.]. Разумеется, Фрейд не слишком высоко ставил людей в целом, считая их ленивыми существами, на которых сильнее влияют страсти, чем разум. «Человечество в массе, — писал он, — лениво и неразумно, люди сами по себе не слишком любят трудиться <…> разумные аргументы мало что значат на фоне их страстей» [Ibid., pp. 7–8.]. Когда ему было уже почти восемьдесят, он говорил: «У меня не было особых поводов изменить свое мнение о человеческой природе» [Freud, Psychoanalysis and Faith, p. 140.]. Но при этом Фрейд признавал, что многие великие мыслители, которыми он восхищался, верили в Бога. Он считал гением сэра Исаака Ньютона и часто его цитировал. Он писал, что апостол Павел «не имеет равных в истории». Швейцарский пастор и психоаналитик Оскар Пфистер, от которого Фрейд «почерпнул самые разные идеи о методах детского психоанализа» [Freud, Psychoanalysis and Faith, p. 10.], оставался одним из самых близких друзей Фрейда на протяжении всей взрослой жизни. Но это были исключения, в целом же он над верующими насмехался.

Льюис утверждает нечто прямо противоположное. Он отмечает, что библейское мировоззрение по некоторым своим чертам напоминает физическую вселенную: оно крайне сложно и отличается от того, что мы представляем. Стол, например, это не просто стол, говорит он: стол состоит из атомов, электронов… И вселенная — не просто сумма ее частей. Если человек пытается понять это мировоззрение и жить по нему, говорит Льюис, «его ум становится более острым… Вот почему необразованный верующий Баньян смог написать книгу, поразившую мир».

По мнению Фрейда, сторонники духовного страдали не только от недостатка разума, но и от «коллективного навязчивого невроза». Когда Фрейда в раннем детстве водили в церковь, он мог видеть, как люди все время преклоняют колени и осеняют себя крестным знамением. Наверное, он видел и то, как качаются в молитве иудеи-ортодоксы. Позже, в клинической практике, работая с пациентами, страдающими обсессивно-компульсивными расстройствами (ОКР), он заметил, что их симптомы похожи на то, что он видел в детстве. При таких расстройствах человек может испытывать потребность повторять некоторые действия: молиться, считать или мыть руки, чтобы снизить тревогу, порождаемую навязчивыми мыслями — устойчивыми, повторно возникающими импульсами или образами навязчивого характера, вызывающими достаточно сильный страх [American Psychiatric Association, Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, pp. 417–423.].