Арнольд Фредерик Каммер-мл

Телепатическая гробница


Телепатическая гробница

Глава I. Пленница времени

ДИКИЙ, НЕИСТОВЫЙ шторм ворвался на крошечный островок, стегая его с неописуемой яростью. Озеро Мичиган, обычно такое синее и блестящее, превратилось в ад из-за несущихся волн с гребнями пены, разбивающихся облаками брызг о темные, магматические породы острова.

Единственное на острове строение, большой каменный сельский дом архаичной архитектуры двадцатого века, вздымался на фоне зловещего, иссиня-черного неба. Скрюченные, исхлестанные ветром деревья, искореженные, словно калеки, стучали покрытыми листвой пальцами в грязные, пыльные окна. И лишь маленький, подстриженный в форме ракеты газон, ухоженный и блестящий на заросшей сорняками лужайке, вносил в окружающую обстановку новую, современную нотку.

В доме четверо мужчин с переносной радиевой лампой с явным любопытством осматривали покрытые пылью книжные полки, старую деревянную мебель и гнилые бархатные драпировки.

— Ну что за очаровательное местечко, — сказал Бронсон, чернобородый физик, с отвращением глядя вокруг. — Теперь, когда мы все здесь, Веттнер, может, вы будете так любезны объяснить, что все это значит?

Профессор Веттнер, худой, хрупкий, с белыми волосами, покачал головой.

— Осталось еще десять минут, — заявил он, взглянув на часы.

— Еще десять минут! — доктор Фром, главный химик концерна «Международное ракетостроение» сделал рукой плавный, напыщенный жест. — Как это драматично, а, Кросс?

Джон Кросс, загорелый молодой врач, только пожал плечами.

— Как ученые, вы должны понять, что для этого есть причины, — пробормотал он. — Мое любопытство выдержит еще десять минут.

— Спасибо, Кросс. — Профессор Веттнер слегка наклонил голову. — Признаю, господа, что мне пришлось прибегнуть к мистификации, чтобы заманить на этот пустынный островок трех лидеров из разных областей науки. Вы согласились сопровождать меня из уважения к моему положению как директора «Национального исследовательского фонда», и я обещаю, что вы не будете разочарованы.

— Но разве вы не можете хотя бы намекнуть нам на разгадку, — проворчал Фром, — чтобы, когда настанет великий момент, — в его голосе послышались саркастические нотки, — мы были подготовлены?


ПРОФЕССОР ВЕТТНЕР достал из кармана какой-то конверт, пожелтевший и хрупкий от времени.

— Мы здесь, чтобы исполнить договор, заключенный «Национальным фондом» этой ночью ровно триста лет назад. Кто-нибудь из вас помнит имя Алексиса Коура?

— Коур? — повторил Бронсон, подергав себя за бороду. — Это не тот ли человек, который утверждал, что открыл материю электрона?

Веттнер медленно кивнул.

— Гм, — хмыкнул Джон Кросс. — Говорят, он сошел с ума, потому что никто ему не поверил.

Веттнер снова кивнул.

— Двадцать первого ноября 1940 года Коур появился в администрации «Фонда», взволнованный, но в полном рассудке, и вручил исполнительному комитету этот конверт. Его нужно вскрыть, пояснил он, в библиотеке моего дома в девять вечера двадцатого ноября 2240 года. Кроме того, он передал комитету документы на владение этим островком при условии, что ни один человек не ступит на него в течение трехсот лет. Чтобы покрыть все расходы, он передал также доверенность на большую сумму денег, из которой «Фонд» должен был платить налоги, брать средства на обслуживание и тому подобное. Спустя шесть месяцев Коура нашли бродящим по улицам Чикаго, он что-то бессвязно бормотал про «убийство» и «жалкое существование». Он был совершенно безумен. Ему казалось, что он совершил какое-то ужасное преступление, и он умер, так ничего и не прояснив. «Фонд» действовал согласно договору с Коуром. Деньги позволили нам постоянно держать там у берега лодку с наблюдателями, чтобы никто не проник на остров. И сегодня вечером мы первые за последние триста лет вошли в этот дом.

Когда Веттнер замолчал, тишина повисла в покрытой паутиной комнате. Шторм за окном, казалось, удвоил ярость. Дождь пополам с градом бил в окна, ветер выл, как разъяренный вервольф, и весь дом под его ударами стонал, взывая к милосердию. Веттнер глядел на часы. В воздухе, казалось, повисло предчувствие какой-то угрозы. Внезапно Веттнер выпрямился и с громким щелчком закрыл крышку карманных часов.

— Девять часов, — торжественно объявил он.

Затем дрожащими пальцами он распечатал конверт. Все трое нетерпеливо подались к нему, глядя на тонкое, аскетическое лицо Веттнера.

— Ученым будущего, — прочитал тот. — Я передаю вам великое изобретение, совершенное при помощи великого преступления. Бог никогда не простит меня, потому что моя дочь Анна навсегда рассталась с человеком, которого любила. Поверьте, все, что я сделал, я совершил во имя науки. Чтобы попасть в мою лабораторию, нажмите гвоздик, на котором висит портрет Анны. Там вы можете увидеть мой труд и, соответственно, судить меня. Алексис Коур.

— Ха! — фыркнул Фром. — Бред сумасшедшего! Я…

— Вы всегда были скептиком, Фром, — усмехнулся Джон Кросс. Подозреваю, что именно это и сделало вас великим химиком.


ПРИСТАЛЬНЫМ ВЗГЛЯДОМ Бронсон обвел библиотеку. Пять картин, висящих на стенах, были ландшафтами. А шестая, портрет молодой, темноволосой девушки, наверняка являлся изображением Анны Коур. С сомнением улыбаясь, Бронсон снял его со стены и нажал гвоздь.

Скрип ржавых петель был слышен даже сквозь рев шторма. Стенная панель медленно раскрылась внутрь, освобождая темный проход.

Профессор Веттнер схватил тяжелую переноску и устремился к проходу.

— Вы все еще сомневаетесь, Фром?

— Потайной проход вряд ли является научным достижением, — пропыхтел толстяк. — Посмотрим, что мы найдем в конце его!

Согласно кивнув, Бронсон последовал за ним в проход. Джон Кросс, подхватив свою сумку, вошел последним, его спокойствие, казалось, ничто не могло нарушить.

Коридор вскоре уткнулся в крутую каменную лестницу. Все четверо стали медленно спускаться по ней. Высеченные в скале стены были покрыты капельками влаги, шаги людей в этих сырых подземных глубинах стали приглушенными, почти неслышимыми. Прошло минут пятнадцать, прежде чем они остановились перед неясно вырисовывающейся впереди ржавой железной дверью.

— Вход в лабораторию Коура! — воскликнул Веттнер дрожащим от сдерживаемого волнения голосом.

— Наконец-то, — усмехнулся Кросс. — Я уже начал подумывать, не повернуть ли… — Он замолчал, поскольку Веттнер открыл дверь.

Из двери вырвался в коридор поток яркого света. Внутри было большое помещение, заполненное странными аппаратами, пусками серебряных трубок, паутиной проводов, и все это было покрыто пылью. Однако, не это привело в изумление четырех человек. Они уставились на девушку.

Девушка лежала на столе из черного камня, на обоих концах которого была блестящая медная спираль, странно лишенная пыли или коррозии. И вокруг девушки было мерцание, слабое, прозрачное, золотистое облако, кокон какой-то энергии!

— Дочь Коура! — прошептал Веттнер, входя в лабораторию. — Через триста лет!

Со страхом, смешанным с каким-то благоговением, все четверо столпились вокруг черного стола. Вблизи девушка была еще более потрясающей. Старомодная одежда свободно прикрывала ее великолепное тело, темные волосы, казалось, плавали в золотом облаке. Однако, ученых поразило, в первую очередь, ее лицо. Рот был искажен и открыт в беззвучном крике ужаса, глаза расширились от страха, лоб сморщился в выражении неимоверного отчаяния. Кросс протянул руку, чтобы коснуться ее, и пальцы его уперлись в невидимый барьер.

— О, Боже! — Фром вытер пот со своего тройного подбородка. — Что… что это?

— Какая-то странная форма бальзамирования, — пробормотал Бронсон. — Смотрите!

ОН СХВАТИЛ с соседнего инструментального столика тонкий лист металла, покрытый аккуратными буквами.

— Это записка! — Веттнер взял у него лист и стал читать вслух:


Перед вами моя дочь Анна, которую вы, несомненно, узнали по портрету в библиотеке. Она — объект моего великого эксперимента. Едва ли нужно объяснять, что я предпочел бы провести этот опыт над кем-нибудь другим, но какие бы деньги я ни предлагал, все только смеялись надо мной и называли меня безумцем.

Наверное, я и был безумен, раз сделал такое. Но опухоль в моем мозге оставляла мне слишком мало времени, мне становилось хуже с каждым днем, и я понимал, что если не стану действовать решительно, то могу не успеть провести этот эксперимент. На острове была лишь моя дочь Анна, и я решил пожертвовать ею во имя будущего науки. Проведя ее в лабораторию, я спросил, согласна ли она на эксперимент.

Она говорила со мной мягко, как с сумасшедшим, и ответила, что я слишком многого хочу, требуя, чтобы она навеки рассталась со своим любимым Ральфом Хинтоном. Мысль, что она поставила своего возлюбленного выше меня, своего отца, и даже выше научного прогресса, внезапно наполнила меня безрассудной яростью.

Я швырнул ее на стол и повернул выключатель.

В страхе она закричала, зовя Ральфа, но слова застыли у нее на губах, так как ее уже окутало облако. Ужасное преступление было совершено.