Арон Ралстон
127 часов. Между молотом и наковальней
Страсти: то, от чего страдаю, чему поддаюсь, что терплю, и то, что дано мне.
…После того как сирен товарищи сзади оставят,
Дальше тебе ни за что говорить я не стану, какую
Выбрать дорогу тебе. Умом своим собственным должен
Это решить ты. А я расскажу об обеих дорогах.
Встретишь на первой утесы высокие. Яро пред ними
Волны кипят синеглазой богини морской Амфитриты.
Планктами эти утесы зовут всеблаженные боги.
<…>
Все корабли, к тем скалам подходившие, гибли с пловцами;
Доски одни оставались от них и бездушные трупы,
Гибельным вихрем огня и волною носимые в море.
<…>
Два на дороге второй есть утеса. Один достигает
Острой вершиною неба, вокруг нее тучи теснятся
Черные. Прочь никогда не уходят они, у вершины
Воздух ни летом, ни осенью там не бывает прозрачным.
<…>
Мрачная есть в середине утеса большая пещера.
Обращена она входом на мрак, на запад, к Эребу.
Мимо нее ты направь свой корабль, Одиссей благородный.
<…>
Страшно рычащая Сцилла в пещере скалы обитает.
Как у щенка молодого, звучит ее голос. Сама же –
Злобное чудище. Нет никого, кто б, ее увидавши,
Радость почувствовал в сердце, — хоть если бы бог с ней столкнулся.
Ног двенадцать у Сциллы, и все они тонки и жидки.
Длинных шесть извивается шей на плечах, а на шеях
По голове ужасающей, в пасти у каждой в три ряда
Полные черною смертью обильные, частые зубы.
<…>
Из мореходцев никто похвалиться не мог бы, что мимо
Он с кораблем невредимо проехал: хватает по мужу
Каждой она головой и в пещеру к себе увлекает.
Там и другую скалу, Одиссей, ты увидишь, пониже,
Близко от той. Отстоит от нее лишь на выстрел из лука.
Дико растет на скале той смоковница с пышной листвою.
Прямо под ней от Харибды божественной черные воды
Страшно бушуют. Три раза она их на дню поглощает
И извергает три раза. Смотри же: когда поглощает —
Не приближайся! Тебя тут не спас бы и сам Земледержец!
К Сциллиной ближе держися скале и как можно скорее
Мимо корабль быстроходный гони. Несравненно ведь лучше
Шесть людей с корабля потерять, чем всех их лишиться [Гомер. Одиссея (песнь двенадцатая) / перевод с древнегреческого В. В. Вересаева под ред. академика И. И. Толстого. — Москва: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1953.].
Пролог. Вместе с бандитами из Руста
По складу характера он был скорее лодочником, чем ковбоем, и приготовление пищи ему удавалось лучше, чем ограбление поездов. Однако Джон Гриффит, отличительной приметой которого были глаза разного цвета — один голубой, другой карий, — стал незаменимым членом «Дикой шайки» Бутча Кэссиди. В те времена банда скрывалась в Робберс-Руст, в Восточной Юте. Блю-Джон [Блю-Джон — с англ. «Голубой Джон».], как назвал его первый работодатель, приехал в этот район, чтобы работать поваром на ферме Харриса, около Циско, примерно в девяноста шести километрах к западу от Гранд-Джанкшен. Однако в согласии с законом он не был и двух лет. В возрасте тридцати пяти лет Джон Гриффит связался с Джимом Уоллом, известным как Серебряный Мундштук, и Эдом Ньюкомбом, он же Индеец Эд. Весной 1890 года они вместе проводили сбор скота для родео. Ковбои прочесывали просторы Руста под предводительством Джека Мура, у которого была крайне плохая репутация. Он неоднократно принимал банду Бутча Кэссиди на своей территории, ограниченной реками Дерти-Девил, Сан-Рафаэль, Грин-Ривер и Колорадо. И каждый раз, когда «Дикая шайка» оставалась в Русте на зиму, разбивала лагерь до или после очередного набега или же заглядывала, чтобы помочь со сбором скота, ее ждал теплый прием.
Серебряный Мундштук, Блю-Джон и Индеец Эд скитались вместе с шайкой в качестве подсобных рабочих, они брались за все, что только можно — крали лошадей, занимались разбоем, пасли скот. В 1898 году они помогали Муру отлавливать остатки стада Джей Би Бура, после чего отправились в Вайоминг воровать лошадей. На обратном пути завязалась перестрелка, которая стоила Муру жизни. В начале следующего года группа доставила украденных лошадей в Колорадо для продажи, после чего вернулась в Руст. Серебряный Мундштук, Блю-Джон и Индеец Эд обзавелись новой партией отборной конины, угнав лошадей с ранчо неподалеку от Моаба и Монтичелло. «Дикая шайка» не слишком боялась поисковых отрядов, которые, кстати, старались держаться подальше от Руста. Но в то же время разбойники знали, что после всех их выходок слуги закона не прекратят охоту на них.
В одном из боковых ответвлений каньона Руст поздним февральским утром Индеец Эд карабкался по скалам над выступом, под которым команда укрылась на ночь вместе с краденым товаром — двумя вьючными животными и полудюжиной лошадей. Внезапно утреннюю тишину разорвал оружейный выстрел. Пуля 38 калибра расплющилась о скалу и отрикошетила, пробив Эду ногу над коленом. Он упал в песчаную вымоину и, скрываясь за кустами, пополз к укрытию, из которого Блю-Джон и Серебряный Мундштук уже вели огонь по поисковому отряду, который отыскал разбойников по их следам и остаткам вчерашнего костра. Пока Блю-Джон отвлекал внимание отряда, Серебряный Мундштук вылез из вымоины и, поднявшись на край каньона, сделал три выстрела. Пули просвистели прямо над головами людей шерифа. Слуги закона отступили из бокового каньона к основному руслу каньона Руст, где они оставили своих лошадей, и затем помчались к своим домам и ранчо, разнося новость о перестрелке с «Дикой шайкой».
Это был последний раз, когда три бандита вместе участвовали в преступной операции. После этого случая они повесили свои ружья на стену, их пути разошлись, и каждый мирно ушел в историческое небытие, оставив другим место для подвигов. Индеец Эд вылечил ногу и, как считают, вернулся в Оклахому, где его следы затерялись. Серебряный Мундштук отбыл два года десятилетнего срока в тюрьме округа Уэйн, штат Юта, после чего сбежал из-под стражи. В конце концов он поселился в штате Вайоминг, где спокойно прожил остаток своих дней. Блю-Джона — Гриффита — в последний раз видели осенью 1899 года, когда он отплывал из Хайта вниз по реке Колорадо — по одному из самых красивых и опасных речных участков на Западе — в сторону паромной переправы Лиз Ферри. Но в Лиз Ферри его никто не видел, поэтому считают, что он мог выйти на полпути, чтобы отправиться в Аризону или даже в Мексику. Так или иначе, никто о нем больше ничего не слышал.
Из них троих только он один смог оставить свой след на земле. Каньон Блю-Джон и источник с тем же названием рядом с местом роковой попытки устроить засаду названы в честь этого то ли повара, то ли скотовода или грабителя, который с добрый десяток лет в поисках наживы скитался по Русту в самом конце XIX века.
Глава 1. Геологическая эпоха включает в себя настоящее время
Это самое красивое место на земле.
Таких мест много. Каждый мужчина и каждая женщина носят в своем уме и сердце образ идеального места, известного или неизвестного, существующего или призрачного…
Нет предела человеческой способности стремиться вернуться домой. Даже богословы, летчики и астронавты чувствовали призыв Родины, взывающей к ним сверху, из холодной черной глуши межзвездного пространства.
Для меня это город Моаб в штате Юта. Конечно, я имею в виду не сам город, а окружающую его местность — каньоны.
Пустынные гладкие скалы. Красная пыль, обожженные солнцем склоны и одинокое небо — все, что лежит за концом дорог [Эбби Эдвард. Отшельник пустыни. — Нью-Йорк: Random House, 1968.].
Лучистые инверсионные следы самолета прочерчивают лазурное небо над красным пустынным плато, и я спрашиваю себя, как много палящих солнечных дней видели эти бесплодные земли с момента их создания. Утро субботы, 26 апреля. Я еду на горном велосипеде по разбитой грунтовой дороге в отдаленном юго-восточном районе округа Эмери, в центральной части Восточной Юты. Час назад я оставил свой пикап на парковке у начала грунтовой дороги, ведущей в Хорсшу-Каньон, укромный уголок национального парка Каньонлендс, который находится примерно в двадцати четырех километрах к северо-западу от легендарного округа Мейз, в шестидесяти четырех километрах к юго-востоку от прекрасных зазубренных пиков возвышенности Сан-Рафаэль, в тридцати двух километрах к западу от реки Грин-Ривер и примерно в шестидесяти четырех километрах к югу от автомагистрали I-70, последнего оплота коммерции и цивилизации (до ближайшего автосервиса 177 километров). Сильнейший ветер, разогнавшись на открытых равнинах, простирающихся на сотни километров между заснеженными хребтами Генри на юго-западе — последние горы в США, которые были исследованы, названы и нанесены на карту, — и горами Ла-Саль на востоке, дует мне навстречу с юга, куда я направляюсь. Помимо того, что я замедлил свое продвижение практически до ползучести, я еду на самой низкой передаче и сильно качаюсь на ровном склоне только лишь для того, чтобы продвигаться вперед. Ветер намел мелкие кучки темно-бордового песка на дощатую дорогу. Я стараюсь избегать заносов, но иногда они покрывают всю дорогу, и мой велосипед пробуксовывает. Мне уже трижды приходилось идти пешком по особенно длинным песчаным заносам.
Идти было бы намного легче, если бы у меня не было этого тяжелого рюкзака на спине. На обычную велосипедную прогулку я не потащил бы с собой одиннадцать килограммов провизии и снаряжения, но сейчас я продвигаюсь по круговому сорока восьми километровому маршруту, который предусматривает поездку на велосипеде и скалолазание — пребывание на дне глубоких и узких каньонов, на что у меня уйдет большая часть дня. Помимо воды в водонепроницаемом гидрорезервуаре-кэмелбэке и в литровой пластиковой бутылке «Лексан», в моем рюкзаке лежат пять плиток шоколада, два буррито и шоколадный кекс в полиэтиленовом пакете. К тому времени, когда я доберусь до своего пикапа, я наверняка уже снова проголодаюсь, но на сегодня мне хватит. Большая часть веса моего груза приходится на мой полный запас альпинистского снаряжения: три карабина с фиксаторами, два обычных карабина, облегченное комбинированное устройство для страховки и спуска по веревке, две связанных стропы толщиной немногим более одного сантиметра, более длинная веревка с десятью предварительно сшитыми петлями, которую называют «лесенкой», моя альпинистская обвязка, динамическая альпинистская страховочная веревка длиной шестьдесят метров и толщиной десять с половиной миллиметров, стропа-труба длиной семь с половиной метров, сложенная в бухту, и редко используемый мультиинструмент Leatherman-knockoff (перочинный нож с двумя складными лезвиями и парой плоскогубцев), который я беру с собой на случай, если мне понадобится отрезать веревку, чтобы сделать узел и закрепиться. Помимо этого, в моем рюкзаке лежат налобный фонарь, наушники, CD-плеер и несколько компакт-дисков, дополнительные пальчиковые батарейки, цифровой фотоаппарат и цифровая мини-видеокамера, батарейки к ним и защитные тканевые мешки.
