Артем Каменистый

На краю архипелага

Глава 1

— Ну что там? — Снежок, как обычно, не выдержал первым.

Макс и ухом не повел — прикипев глазами к окулярам, уставился вдаль, замер, будто статуя. Сейчас как никогда важна концентрация: бинокль далеко не пушинка — трудно удерживать подолгу и при этом не шевелить руками. Картинка дрожит, расплывается — удаленные объекты рассмотреть очень трудно. Можно, конечно, присесть, использовать выставленное колено в качестве упора. Но при этом уменьшится высота наблюдателя, что в некоторых случаях критично.

Сейчас от Макса требовалось найти водный путь, по которому можно провести лодку. В окружающем хаосе чуть притопленных рифов и нагромождений грибовидных скал задача нетривиальная. Слишком близко они подобрались к Большому острову — здесь придется на совесть постараться, если вдруг захочешь по пояс в воду зайти. Проводить наблюдение с низкой точки бесполезно — известняковые преграды сливаются в сплошную стену, окружающую со всех сторон. Надо занимать самые возвышенные места и, вытягиваясь на цыпочки, всматриваться до боли в глазах, изучая окрестный лабиринт.

— Ну что там видно?! — опять не утерпел белобрысый подросток.

Макс, оторвавшись от бинокля, тихо произнес:

— Чайки.

— Ну и что?! Ты чаек никогда не видел?!

— Они кружатся над одним местом. Их много.

Снежок моментально взлетел на вершину и, потеснив Макса, уставился в том же направлении:

— И правда чайки. Они же рядом совсем — и без бинокля видно. Макс: ты зачем так долго на них в бинокль смотрел?!

— Мне не чайки нужны, а свободная вода. Или тебе нравится лодку на руках носить?

Туча, предававшийся безделью в тени скалы, лениво заметил:

— Чайки стаей просто так не налетают. Там что-то пожрать есть.

— Посмотрим?! — мгновенно загорелся Снежок.

Макс, еще раз прикинув маршрут, кивнул:

— Надо сходить. Туда по мели можно лодку дотащить, а потом разведать, что дальше будет.

— Опять тащить? — чуть не всплакнул Туча. — Может, подождем прилива?

— Если мы будем двигаться только во время высшей точки прилива, то и за неделю до острова не доберемся, — заметила Дина, в компании с Бродягой, Болтуном и Летчиком оставшаяся в лодке.

— Мы и без прилива за неделю не справимся, — вздохнул Туча. — И так уже забрались сами не знаем куда — будто пустыня.

Макс ничего не стал на это отвечать — товарищ прав. Экспедиция, поначалу продвигавшаяся с завидным темпом и без лишних усилий, внезапно застопорилась наглухо — дорогу преградило то самое мелководье, в котором они сейчас пытались отыскать проход.

Второй день продвигались вдоль «стены», но она так и оставалась непреодолимой. Попытки углубиться на восток, пользуясь малейшими намеками на водные тропы, неизбежно заканчивались тупиками. Хуже всего, что лодку часто приходилось перетаскивать вручную. Хоть и легкая — почти целиком из бамбуковых шестов и полос, — но неудобная. К тому же велик риск повредить тонкое днище — надежда на подвязываемые бруски невелика.

Макс был готов отдать десять лет жизни за подробную карту местности или хотя бы снимок с самолета. Без них, похоже, ему придется таскаться не один месяц по этой нестерпимой жаре, запивая сушеную до состояния доски рыбу почти горячей морской водой — на сплошном мелководье солнце доводило ее чуть ли не до кипения.

Семь человек — больше в лодку не набить. Сам Макс, его необычный «хвостик» Дина, давний мелкий товарищ Снежок, Туча — с ним доводилось ходить в поход к поселку Люца, Бродяга — оригинал, прицепившийся к островитянам после разгрома гарнизона готов и захвата «Челленджера», Летчик — шестнадцатилетний паренек, ничем особым себя до сих пор не проявивший, но вроде работящий, и Болтун — крепкий юноша лет девятнадцати. С последним даже непонятнее, чем с Бродягой: один из парней, пришедший со Старостой, причем кличка у него явно для смеха дана — редкостный молчун. Что говорить, если даже имени его никто до сих пор не сумел выведать.

Странная компания — сборная солянка. И маловато для серьезной экспедиции на остров. Но два ружья и револьвер давали хороший шанс отбиться даже от большой шайки диксов, а забредать в болота к ящерам не планировалось. Припасы позволяли продержаться не более десяти дней, причем три из них уже прошли.

А острова все нет и нет.

Чаек и бакланов могло привлечь лишь одно — пища. На этот раз это оказался труп. Раздетый по пояс мужчина неопределенного возраста: кожа подозрительно светлая, выдающая новичка, предплечья и босые ступни в пятнах и полосах ожогов от ядовитых кораллов, обожающих хорошо прогреваемые мелководья, лицо уже уродливо расклевано.

Несмотря на то что самому старшему из присутствующих было не больше двадцати пяти, а младшему и четырнадцати не исполнилось, зрелище никого не ужаснуло. Лишь Дина не стала участвовать в осмотре тела, но и не косилась осуждающе — деловито описывала круги по прилегающей территории, причем небезуспешно: нашла зацепившуюся за кораллы белую рубашку.

Туча, выворачивая карманы брюк, довольно заметил:

— Свеженький. Почти не воняет.

— Наверное, буй близко, — предположил Макс, наблюдая за процессом сбора трофеев.

Все стандартно: бумажник с мелочью, кредитками, дисконтами, мокрыми купюрами; связка ключей; отдельно автомобильный с брелоком сигнализации; пухлая визитница; носовой платок и какие-то скользкие бумажки.

— Телефона нет, — нахмурился Туча.

— Гопники за гаражами отстегнули, — хохотнул Бродяга и, присев перед телом, задрал покойнику верхнюю губу: — Похоже, дядька не дожил до превращения в дикса.

— От кораллов умер? Сильно пожгло? — догадался Снежок.

— Можно сказать и так. Язык у него на весь рот раздуло. На серьезную колючку наступил, наверное. Яд.

— Точно! — вскинулся Туча. — У него обуви нет! Где она? Динка! Ты его боты не находила?!

— Нет. Только рубашка здесь. И все.

— Жаль. Дальше потащимся или назад вернемся? Как достало эту лодку таскать… Эй! Макс! Это я тебя спросил! Ты же у нас главный!

Макс, карабкаясь на скалу, пробурчал:

— Не видишь, чем я занят? Осмотрюсь — потом скажу.

Вид, открывшийся с вершины, на первый взгляд был столь же бесперспективным, как и прежде. Но Макс не опустил рук — вновь припав к биноклю, начал изучать все, что было доступно взору. На востоке, увы, намеков на проход не оказалось. Там все еще хуже, чем за спиной: сплошная коралловая щетка и хаос скальных гряд. Путь к Большому перекрыт наглухо. Но плох тот разведчик, который ограничивается одним направлением. Медленно поворачиваясь по часовой стрелке, продолжил осмотр. Местами замечал зеркала глубокой воды, но они были невелики и стиснуты препятствиями со всех сторон.

Уже совсем было отчаялся, решив, что придется тащить опостылевшую лодку назад, как вдруг среди монотонного хаоса рифовых мелей и серых низких скал увидел нечто принципиально новое. Далеко — плохо просматривается, но прикрыто подозрительно высокой грядой, что обнадеживает.

— Увидел воду? — не утерпел Снежок.

— Мальчик, да тут везде вода, — хохотнул Бродяга, хлопнув по морской глади, сверкавшей в считаных сантиметрах от коралловой щетки.

— Я о нормальной воде спросил, а не о горячей луже!

— Чует сердце — придется тащить лодку назад, — вздохнул Туча. — Ты как, Летчик? Не жалеешь еще, что добровольно на эту каторгу вызвался?

Летчик, с треском оторвав затуманенный взгляд от стройных ножек Дины, ответил невпопад:

— Я тоже пить хочу.

— Там протока. — Макс счел нужным порадовать товарищей.

— Где?! — вскинулся Снежок. — Там?! Но нам ведь в другую сторону.

Мальчуган был прав: протока просматривалась на северо-западе, а Большой остров должен быть где-то на востоке или даже на юго-востоке — слишком далеко они забрали к северу, двигаясь вдоль преграды вот уже второй день.

— Это первая серьезная вода, которую мы здесь встретили. Я уверен, что пропустить проход никак не могли — все ведь внимательно осматривали. Значит, на юге его вообще нет. Но может быть другой путь с северной стороны, к той самой широкой протоке, о которой Бродяга рассказывал.

— Не протока, а пролив, — уточнил тот.

— Пусть будет пролив — какая нам разница. Отсюда плохо видно, но эта протока, похоже, тянется на северо-восток. Возможно, она где-то там с ним соединяется.

— И толку? — не понял Туча. — Мы все равно потом по своим следам не сможем протащить корабли — их на руках не унесешь.

— Поменяем тактику. Будем обследовать протоки — искать нормальный путь, а не бродить по мелководьям. Расселина, на которой стоит наш буй, тянется на север. И восточная расселина туда же тянется. Может, они как-то связаны с этой или с тем проливом. Надо на серьезной воде дорогу искать — зря мы вообще сюда полезли.

— И далеко до этой протоки? — заранее мрачнея, уточнил Туча.

— Не очень. Надеюсь, в последний раз таскать придется.

Вздохнув, Туча оставил труп в покое, подошел к лодке, взялся за веревочную петлю:

— Ну что, бурлаки? Последний решительный рывок?

Опыт — великая вещь: по отдельным просматриваемым пятнам открытой воды и зубчатой стене высокой рифовой гряды Макс по аналогии с уже виденным сделал далеко идущие выводы. И не ошибся.

Все как обычно: полоса морской глади шириной метров семьдесят в самом узком месте, и до сотни-полутора или даже чуть больше в широком. Берега каменные, высокие, скалы на них почти белые от птичьего помета — серьезного дождя давно не было, а пернатые любят эти богатые рыбой проходы в рифовом поле.

Единственное новшество — это оказалась тупиковая расселина. Экспедиция вышла как раз к ее окончанию: почти идеально круглой заводи диаметром метров сто пятьдесят. Почти точно в центре покачивался торец металлического цилиндра, увенчанный длинным узким конусом. Больше ничего заслуживающего внимания в этой местности не было.

— Буй! — Снежок сообщил то, что и без него было очевидно. — Тот мужик, наверное, отсюда пришел!

— Если так, то слишком быстро скопытился — не успел толком отойти. Вряд ли отсюда, — предположил Туча и довольно добавил: — Глубокая расселина — то, что нам надо.

— А где ты видел мелкие? — хмыкнул Бродяга, спускаясь к воде.

Макс последовал за ним, с наслаждением намочив голову. Вода была не холодной, но все равно несравнимо лучше того почти горячего компота, в который ее нагревало на мелких местах. А уж про сковородки скальных выступов из рыхлого, крошащегося в коралловый песок и крошку камня не хочется даже вспоминать.

— Про этот буй небось никто не знает, — с намеком заметил Снежок.

— Так не бывает. — Макс покачал головой. — Если он рабочий, то люди здесь часто появляются.

— Я не о том. Здесь ведь невозможно выжить. Только в расселине еда, но там с голыми руками делать нечего, а на мелях ничего хорошего нет, кроме колючек: слишком жарко. И пресной воды нет. Кто попал — тот пропал. Я вообще-то о том, что если тут барахло падало, то никто его унести не мог.

Макс, поднявшись, оценил темную синь разверзавшейся под ногами глубины и спросил:

— Хочешь понырять?

— Не. Ты что. Тут метров тридцать, если не больше.

— Значит, умываемся и в лодку. Пойдем на веслах… наконец.

— А берега обшарить? Никто ведь не живет здесь — плавающее добро могло на камни выбрасывать волнами.

— Некогда нам. И так кучу времени убили.

Дина, прижав ладонь ко лбу козырьком, уставилась на воду и неуверенно произнесла:

— Там, на буе, тряпка какая-то. А может, и нет. Плохо видно.

Макс, подняв бинокль, убедился, что она права:

— Да. Что-то красное из-за конуса выглядывает. Ладно, давайте туда сплаваем, а затем уже по расселине пойдем.

Никто, разумеется, не возразил: всем было интересно, да и не стоит спорить с командиром без серьезного повода.

То, что издали казалось бесформенной тряпкой, оказалось зимней курткой. Детский пуховик красного цвета. Ветром его не сдуло чудом — он ни на чем не держался, но при этом было понятно, что лежит здесь далеко не первый день.

Туча без сантиментов обшарил карманы, добыв магнитный ключ с желтым пластмассовым поросенком-брелоком и непочатую пачку разноцветных леденцов. Последняя находка его обрадовала — закинув один в рот, начал делиться с остальными. Дина, не обращая на него внимания, взяла отложенную курточку, встряхнула, осмотрела со всех сторон, еле слышно заметила:

— На ребенка. Маленький совсем… был.

— Ага, — кивнул Туча. — Утоп, наверное, — мелкие почти всегда тонут. Непонятно только, почему куртка здесь оказалась. Динка, хочешь конфетку?

Та, посмотрев на него с нескрываемой неприязнью, начала сворачивать трофей, так и не притронувшись к угощению.

Лодка была судовым имуществом «Челленджера». На корабле их вообще-то было две: одну таскали на буксире, применяя для поисковых работ, вторая болталась у борта на всякий случай. Вот именно ее и прихватили — без этой скорлупки команда Пикара легко проживет. Удобная: есть возможность ходить на двух парах весел, минимальный вес и приличная грузоподъемность. Но без минусов не обошлось: корпус слишком хлипкий. Приходится беречь от ударов и очень страшно столкнуться с хищницей вроде пропавшей Анфисы — такая громадина может наделать проблем при попытке тарана. Поэтому пока двое гребли, остальные посматривали на воду, стараясь не прозевать появления угрожающей тени. На этот случай они не будут беззащитными: Бродяга, Туча, Летчик и Болтун вооружены копьями с металлическими наконечниками — трофеи, доставшиеся от готов, — а у Дины и Макса по гранате из затонувшего вертолета. Даже в глубине опасным обитателям расселины не укрыться от взрыва, а если поднимутся на поверхность, их можно будет обстрелять из ружей и револьвера.

Главное — не прозевать.

Поначалу плыть было весело — контраст с прежним черепашьим темпом продвижения был разительным. Но вскоре однообразие обстановки наскучило: все те же загаженные птицами скалы на берегах и непроглядная синь глубоких вод расселины. Если верить компасу, она тянулась почти точно на северо-восток, и пока что Макса это устраивало. Хотя этот курс, скорее всего, уводит их от острова, но, если Бродяга прав, остается надежда найти путь к проливу, а уже по нему легко доберутся до Большого.

Вот только верить Бродяге полностью невозможно — он ведь временами не вполне адекватен… Макс поежился, вспоминая, сколько споров ему пришлось выдержать, чтобы экспедиция состоялась. Если он не найдет водного пути к Большому и не убедится, что там все соответствует словам чудака, — лучше не возвращаться. Второй шанс ему, может, и дадут, но нескоро — народ все силы пустил на укрепление поселка и подходов к нему, а также на новые методы добычи продовольствия: те, которым научили бывшие подданные Люца, и те, что стали доступны после получения трофеев из вертолета. Макса все, конечно, уважали и мнение его ценили, но он был лишь одним из нескольких человек, имевших право голоса на совете, и далеко не все с ним соглашались. Олег даже предлагал ему прекратить этот балаган, устроив монархический переворот. Себя, само собой, он видел не иначе как в роли царя всех островов, а товарищу обещал почетный титул верховного водолаза.

Говорил вроде в шутку, но было в его словах что-то заманчивое…

Одно хорошо в этих расселинах: они почти ровные, идут без разветвлений, и для продвижения по ним много ума не нужно — знай себе плыви вдоль понравившегося берега.

Через пару часов пути экспедиция столкнулась с сюрпризом: расселина решила резко изменить обыкновению.

Их протока пересекалась с такой же, протянувшейся с юго-востока на северо-запад. На перекрестке болтался буй, ничем не отличающийся от других. Так же глубоко и такое же почти полное отсутствие волнения.

Макс, изучив открывшуюся картину, спросил:

— Кто-нибудь хоть раз видел, чтобы расселины разветвлялись или пересекались?

— За поселком Люца разветвляется, — ответила Дина.

— Первый раз сталкиваюсь с таким…

— Куда плыть будем? — весело уточнил Бродяга.

Макс, почти не раздумывая, указал на новую дорогу:

— Пойдем туда — к юго-востоку. Это, по-моему, в сторону Большого. Или вообще неизвестно куда…

— Не уверен? Я, если честно, тоже запутался. А Динка права — протоки часто разветвляются, просто вы на своем острове жизни не знали.

— Я тоже запутался. По направлениям сужу и времени.

— Жалеешь небось, что навигаторы здесь не продаются?

— И не говори… Давайте поворачивайте, а потом на ходу перекусим — время обеда.

Туча, набивая рот, заметил:

— За пару часов мы уже два буя встретили. Если это не совпадение, то, похоже, их тут очень много. А где много буев, там и диксов полно. Как ночевать будем? В лодке тесновато, на скалах страшновато.

— Вечером видно будет, — ответил Макс, приканчивая последнюю рыбешку.

Рыба была мелкая и беспощадно высушенная. Ее на удочки ловили дети в заливе протоки неподалеку от поселкового буя — при некоторой усидчивости за день можно было натаскать несколько килограммов. На солнцепеке она превращалась в дерево за считаные часы. Эн надеялся, что ее не возьмет ни плесень, ни гниль, — можно смело брать в дальние экспедиции. Хорошо бы заставить самого Эна питаться ею утром, в обед и вечером. Последних моллюсков съели на завтрак, не дав испортиться, — теперь осталась лишь эта колючая гадость и два десятка кокосов. Очень сильно хотелось добраться до Большого, хотя бы ради пополнения запаса орехов. Помимо еды это и вкусное питье — вода в бамбуковых и пластиковых сосудах, несмотря на все ухищрения, нагревалась будто в чайнике.

Новая расселина внешне ничем не отличалась от старой — все те же скалы берегов и глубина вод. Рыбы здесь, похоже, водилось больше — несколько раз замечали приличные вытянутые тела, проносящиеся возле поверхности. Однажды слева от лодки промелькнула крупная акула — не меньше трех метров. Интереса, к счастью, не проявила, да и не настолько велика, чтобы всерьез ее опасаться.

Через все те же два часа, будто по расписанию, вышли ко второму перекрестку. А вот здесь оказалось гораздо интереснее.

— Я же говорил! Говорил! — Бродяга чуть ли не плясал, раскачивая лодку бешеной жестикуляцией. — Вот он! Пролив! Все как говорил вам! Эх! Не верили!

Если откровенно, то все было не так просто, как он рассказывал. Поначалу заметили новую расселину по правому берегу — она ничем не отличалась от увиденных ранее. Но когда, направляясь к ней, вышли из-за мыска, опешили: впереди открывалось обширное водное пространство. Ничего подобного Макс здесь никогда не видел и поначалу даже решил, что лодка достигла открытого океана. Но почти сразу уменьшил масштабы открытия: не океан и не море, скорее похоже на залив.

Естественно, обследовать новую расселину никто и не подумал — гребцы без приказов продолжили путь, спеша побыстрее попасть на большую воду. Когда приблизились к устью, правота Бродяги стала почти очевидной: действительно подобие широкого пролива — не меньше километра от берега до берега. Но вышли они к его южной оконечности: здесь он разделялся на несколько проток, расходившихся в стороны растопыренной птичьей лапой.

Хотя почему пролив? Пролив ведь не может заканчиваться тупиком. Фьорд? Нет — Макс помнил, что у фьордов скалистые высокие берега, а не еле выглядывающие коралловые недоразумения.