Раздольный был очень новым хутором. Вернее, заново отстроенном. Стоял он вблизи от тамошней огородней бригады, на которой, собственно все жители и работали. Там же стояла и ихняя МТС, небольшая, но с новым парком тракторов. Там и хранили, кстати, немецкие комбайны до начала учений.

В хуторе была своя школа, детский сад и фельдшерский кабинет. А самое главное, жилье там было квартирным. Ни хат, ни казачек в Раздольном не найти. Всюду стояла малоэтажная, но многоквартирная застройка на два-три этажа. Видать, по колхозным квартирам и расселили немцев.

— Ага, — сказал Вакулин, — да только с немцами ты просто так не увидишься. Присматривают там за ними. И точно тебя не подпустят.

Присматривают, значит… Ну что ж, понятное дело, что если есть иностранцы, то где-то рядом будут и товарищи из КГБ. Наверняка без этого никак. И, скорее всего, будут тайно. Значит, действительно просто так в гости к ним не попадешь. Хотя, колхоз у нас глухой, тихий. Может, одними партийными обошлись?

— А скажите, — глянул я на Вакулина, — кто за немцами смотрит? Ваши? Партийные?

— И наши, и не наши, — уклончиво ответил Вакулин.

Значит, точно там КГБ сидит среди немцев. И правда проще уж мне этого Рихтера в поле выловить и объяснить, что почем.

— Так что, ты это дело, Игорь, брось, — продолжал Вакулин, — Если уж нужно, что, то лучше на учениях. Там тебе проще будет с немцем увидеться.

— Угу, — покивал я, — проще. Ну ладно, Евгений Герасимович, пойдемте заявление переписывать. — Да, пора уж, — покивал он, — а то больно уж у нас много нынче работы. Особенно у меня.

Вечером, к назначенному времени, я был в местном нашем отделении. Если честно, про донос, что написала на меня Екатерина Серая я особо и не переживал. Знал, что разобьется он о чужие многочисленные показания и доказательства. Знал также, что он, этот донос, может худым делом обернуться самой Екатерине Ивановне.

В милиции встретил меня Саня, Светкин друг, да повел, куда следует. Когда пришли мы с Саней в кабинет к Квадратько, Иван Петрович, широкий, как шкаф сидел за своим столом. Стол этот, покрытый стеклом, казался на фоне майора маленьким, как школьная парта.

— А, здорово, Игорь, — Квадратько встал, пожал мою руку, — как жизня течет?

— Потихоньку, — присел я на предложенный Саньком стул.

— Мда, — он вздохнул, — как рана твоя?

— Заживает.

— Добро, добро, — потянул Квадратько, — значит так. Давай с тобой начнем сначала и пойдем до конца. Нужны мне от тебя, Игорь, объяснения по сложившемуся делу. Чтобы приобщить, собственно, к еноту самому делу. Мне его завтра на суд передавать. Да и интересно мне, как вообще по твоему разумению все в тот раз обстояло.

— Ну давайте расскажу, — я пожал плечами.

— Угу, — Квадратько достал листок и ручку, приготовился записывать.

— Иван Петрович, — вздохнул я, — давайте я сам напишу.

— Землицын, — Квадратько нахмурил кустистые брови, — ты что? Не доверяешь? Аль чего боисся? Мы ж, вроде с тобой друзья-товарищи, не?

— Иван Петрович, — глядя Квадратько прямо в глаза, начал я, — не в обиду вам. Просто я сам привык. Не через вторые руки.

Квадратько поглядел на меня как-то обиженно, а потом передал листок и ручку.

— Ладно. Пиши. Но сначала так расскажи, как все было. По порядку.

Когда мой рассказ закончился и я изложил его письменно, Квадратько взял исписанные мною листы, вчитался. Некоторое время пыхтел, сопел, шамкал толстыми губами.

— Завтра днем, — сказал он наконец, — передаем мы Матвея в район на суд. Будут там ему меру пресечения определять. А дальше уж глянем. Скорее всего, попадет он в армавирский следственный изолятор. До выяснения. А может, и куда похужей, если ему не повезет.

— А я кем пойду по делу? — Спросил я.

— Да это теперь в прокуратуре решат, — пожал плечами Квадратько, — тут я тебе не помощник.

— И что? — Глянул я на майора внимательно, подался, слегла вперед, к нему, — ко мне нету больше вопросов?

Мрачный Квадратько помрачнел еще сильнее. Санек, немного растерянный, стоял у стеночки и глядел то на меня, то на майора. Иван Петрович громко открыл ящик стола, достал оттуда тетрадный листик рукописного текста. Положил перед собой. Мои показания, напротив, вложил в тоненькую папочку и отправил в ящик.

— Есть к тебе вопросы, Игорь.

— Тогда я слушаю.

Смурной Квадратько некоторое время сверлил меня взглядом, потом глянул на Саню.

— Где она? — Спросил Квадратько.

— Сидит в кабинете у Матросова.

— Ну веди тада.

— Угу, — Санек кивнул и скрылся за дверью.

— Кто сидит? — Спросил я настороженно, — кого веди?

— Щас-щас, Игорь, — Квадратько причесал пальцем усы, — обожди чутка.

Буквально через минуту в кабинет вернулся Сашка. Был он не один. Екатерина Ивановна Серая, одетая в невзрачные платьице и косынку, перепуганная, как мышь перед котом, вошла вперед Сашки.

Вот так номер… Это что ж выходит? Квадратько ее время перенес? Или попросил задержаться?

— А чего это тут такое? — Сказала она очень растерянно, потом глянула на меня мельком, но тут же кинула взгляд на Квадратько.

Видно было, что совсем Екатерине Ивановне неуютно на меня глядеть. Тряпичная сумочка с замком-защипом, что держала Серая, ходила у нее в руках ходуном.

— Спасибо вам, Екатерина Ивановна, что согласились задержаться, — Сказал Квадратько.

Серая промолчала. Только громко сглотнула слюну, приоткрыла рот как бы от удивления.

— Присаживайтесь, — он указал на стул.

Саня поторопился поставить его перед рабочим столом майора, рядом со мной. Серая опасливо села.

Квдаратько поглядел на Серую, потом снова в свой листочек. Вздохнул.

— Иван Петрович, — нарушил я молчание, — вы чего тут устроили? Очную ставку, что ли? Если уж так, то не по закону это получается. Зря вы затеялись.

— Не кипятись, пожалуйста, Игорь, — Квадратько тоже сглотнул, — ответь сначала на мой вопрос. А потом уж поглядим.

— Зависит от вопроса, — насупился я.

— Иван Петрович, — дрожащим голосом заговорила Серая, — чего тут такое? Зачем я вам нужна была? Расскажите, я не понимаю!

— Сейчас поймете, — сказал он, глядя на Екатерину Ивановну из-под тяжелых век, — и поймете, и слово получите. Но Землицын вперед. Итак, Игорь…

Теперь свинцовый взгляд Квадратько переместился на меня. Майор повременил продолжать, а потом все же заговорил:

— Из дела, показаний остальных свидетелей, в том числе Мятого и Екатерины Серой, в девичестве Игнатовой, супруги арестованного, все ясно. В связи с этим у меня к тебе вот что, Игорь.

— Да хватит вам ломать комедию, — отмахнулся я, — я догадываюсь, чего вы хотите сказать. И мне даже интересно, как вы это обоснуете.

— Вот как, — удивился Квадратько, но быстро скрыл свое удивление, — ну тогда ответь мне, будь добр. Но, между нами, неофициально.

— Мне, мож, выйти? — Спросил вдруг разволновавшийся Саня.

— Да стой уж, — глянул на него Квадратько. Потом снова посмотрел на меня, — так вот, Игорь. Будешь ты писать на Екатерину Ивановну Серую заявление в милицию на заведомо ложный донос?

Глава 9

— Заявление?! На меня?! — Напугалась Екатерина Ивановна.

Нахмурившись, я опустил глаза. Потом поднял взгляд на побледневшее от страха лицо Екатерины Ивановны, на ее дрожащие руки. Глянул на Квадратько, каменной глыбой, восседавшей за своим рабочим столом.

Сашка Ивановский от всего происходящего, казалось, даже дыхание затаил, был тише воды ниже травы. Создавалось впечатление, что и нету его в кабинете.

Не скрою, что такой поворот и меня удивил. Не думал я, что Квадратько подсунет мне такой финал всей этой сказочки. Потому, посмотрел я на него снова, силясь в незыблемых его чертах, рассмотреть какой-то намек, ключик, или еще что похожее.

Милиционер тоже глянул на меня. А потом, едва заметно подмигнул. Я удержался от того, чтобы хмыкнуть, и тут же раскусил все его намерения. Ай да Квадратько! Ай да хитрый лис! Ну молодца!

— Не знаю, — сказал я, — дело тут сложное. С одной стороны, пожилую женщину на срок обрекать, пусть и условный, ежели повезет, как-то не удобно. Это ж какой для нее позор на семью? А с другой стороны, заведомо ложный донос — серьезное преступление. Сложно мимо такого пройти просто так, да глаза закрыть.

— Да вот и у меня такие точно мысли, — Квадратько изобразил тоскливую задумчивость, — потому я и не знаю, что тут делать.

Я глянул на Екатерину Ивановну. Та сидела на своем стуле белая, как призрак. Лицо ее, искаженное страхом, казалось, застыло восковой маской.

— Екатерина Ивановна, — засопел Квадратько, — есть вам что на это сказать?

— Я всего-то хотела беду отвесть от своего младшенького, — проговорила она тихо.

— Так беду не отведешь, — сказал строго майор, — очень много свидетелей и улик против него: показания, отпечатки пальцев и прочее. Тут ваше заявление навредило только вам самой.

— Виной всему тому неспокойное материно сердце. Казалось мне, что надо бежать, что-то делать, чтобы не дать хоть одного моего мальчика в обиду.

— А печально будет мальчику, — пожал я плечами, — если у него на свободе никого не останется. Если не к кому ему будет возвращаться. Некому ему будет передачки носить. Жену же забрали от него, за то, что побивал.