Екатерина Ивановна вдруг горько скривилась и тихо заплакала. Стала утирать глаза свои платочком.
— Ну-ну, — подошел к ней Сашка и положил руку на плечо, — да не плачьте вы.
— Если вам и нужно плакать, — сказал строго Квадратько, — то только из-за своей бессовестности и неосмотрительности. Потому как заявлению вашему не давал пока я ходу. Даже не регистрировал.
— Прошу, — Взмолилась Серая, — отдайте. Я его тут же порву! При вас! Как же мои мальчики останутся без матери-то? Они ж не переживут! Нету у них никого на белом свете теперь, кроме меня!
— Может, я и хотел бы, — Квадратько положил на лист свою широкую, но короткопалую ладонь, — да не могу. Потому как милиционерский мой долг не дает мне никакого права мимо такого проходить. Бо какой же я тогда милиционер?
— Да что же тогда… Выходит…. — Губы Екатерины Ивановна затряслись, — выходит, нету мне спасения?
— Есть, — Квадратько кивнул на меня, — сделаю, как Игорь скажет. Ежели нету потерпевшего, нету и преступления. А признает ли себя Землицын потерпевшим? Это уж решать не мне, а только ему.
С этими словами Квадратько глянул на меня. Вот какая была у него хитрая идея: провести воспитательную, так сказать, терапию. Чтобы поняла Екатерина Ивановна, какую она сделала низость и глупость. Быстро я распознал его намерения, ну и, конечно, решил подыграть:
— Не знаю. Непростое это решение. Как я сказал: с одной стороны, и жалко вас, Екатерина Ивановна, а с другой стороны, видно тут явное преступное деяние, — я подмигнул Квадратько, — нужно мне время на раздумье. До завтра.
— Ну хорошо, — Квадратько засопел, — завтра так завтра. Екатерина Ивановна?
— М-м-м? — Испуганно замычала она майору.
— Приходите завтра к трем часам дня. К этому моменту уж даст свой ответ Игорь. Понятно будет, что с вами делать. Верно, Игорь? — Верно, ответил я.
— Хорошо, — сказала Екатерина Ивановна, — обязательно приду. Милок, — она посмотрела на меня, — Христом Богом прошу, прости ты меня и моих дурней-сыновей! Не моя в том вина, что семья у меня получилась такая калеченная! Не моя в том вина, что сеем мы вокруг только одни несчастья!
— Всегда вы так говорить, — ответил я холодно, — а толку-то? Вы делать начните по-другому. Вы, и ваши детишки. А там и поговорим.
Александр вывел Екатерину Ивановну, а когда вернулся, то спросил:
— А, мож, зря мы ее отпустили? Вдруг сбежит куда?
— Ай, — Квадратько махнул рукой, — ну ты че, Саня? Куда сбежит? Старая несчастная женщина!
Саня растерянно покивал и сел на место Екатерины Ивановны. Задумчиво посмотрел на нас с Квадратько.
— Это вы хорошо придумали, Иван Петрович, — сказал я, — подумает ночь о своих поступках и, возможно, поменяется.
— Надеюсь, — помял свой ус Квадратько.
— А где заявление-то? — Спросил я.
Квадратько взял листочек за уголок, показа мне. В его большущей руке заявление Серой выглядело как какой-то лоскутик.
— Хорошо, — кивнул я, — рвите, Иван Петрович.
В это время в райкоме партии
— Вы к кому? — Сказал Вакулин ждавшему в коридоре, у его кабинета, молодому милиционеру.
— Здравствуйте, — Посмотрел на него милиционер, немного растерявшись, — да я вот сюда.
Он указал на соседний, закрытый кабинет, а потом снова глянул на Вакулина с какой-то надеждой в глазах.
— Давно ждете?
— Уже минут десять как.
Вакулин посмотрел время на своих часах “Луч”, которые подарили ему на юбилей в прошлом году, цокнул языком.
— Уже должен быть на месте, — проговорил он, а потом подергал ручку двери, — ну, подождите еще чуть-чуть. Сергей Вениаминович скоро будет.
— Угу, спасибо, — покивал милиционер, а потом потрогал рукою, белится ли стена, и прислонился к ней, стал ждать.
Вакулин, полный мыслей о том, как же умыкнули у него из сейфа заявление Землицына, вернулся к себе в кабинет.
Зинаида Ефимовна, как обычно, задремала на своем рабочем месте. Надетое на спицы вязание сползло у нее куда-то под стол, а клубок шерстяных ниток выкатился на середину кабинета, протянул за собой длинную синюю нить.
Вакулин вздохнул. Подойдя к старушке, легонько потрогал ее за плечо.
Он делил кабинет с Зинаидой Ефимовной уже не первый год. Старушка считалась в райкоме уважаемым человеком, была ветераном труда и уже много лет являлась членом компартии, работая в райкоме за простой бумажной работой.
Зинаида Ефимовна была одинокой, и почти все свое время проводила на работе. Ничего важного ей уже давно не поручали, но и выгонять на пенсию не спешили. Жалели. Как же ее оставить без родного райкома, который стал ей за долгие годы вторым домом?
— Зинаида Ефимовна, — прошептал ей Вакулин, продолжая теребить.
— А! Что?! — Вздрогнула старушка, сонно заплямкала морщинистыми губами, — Ой! Женечка! А ты уже пришел?
— Пришел, Зинаида Ефимовна, — Вакулин улыбнулся, — ну как у вас дела?
Он поднял клубочек, быстро-быстро смотал нитку. Потом положил его на рабочий стол бабушки.
— Спасибо, Женечка. А дела так. Потихоньку, — сказала она, как-то приободрившись, — вот, сижу, работаю. Только, прикорнула чуток. Ты, мож, чаю хочешь?
Она встала и пошла к электроплитке, стоящей на железной табуреточке в уголке.
— Мне тут недавно конфет принесли! Угостишься?
— Да-да, давайте, — задумчиво ответил Вакулин, размышляя при этом о ключе от своего сейфа. Сам сейф же большим железным шкафом стоял справа от широкого кабинетного окна.
— Вот и чудненько, — трясущимися руками она поставила маленький чайничек в красных яблочках на плитку, тыкнула вилку в розетку.
— Зинаида Ефимовна?
— А?
— А скажите-ка мне, — Вакулин сел за свой стол, — ваш ключик от сейфа на месте?
— А куда ж ему деваться? — Удивилась старушка.
Тем не менее сама заторопилась к своему столу. Открыла ящик и показала Вакулину длинный ключ с овальным ушком.
— Угу, — задумчиво кивнул Вакулин.
— А что? Все никак не найдешь своего заявления? Думаешь, кто-то взял? А как? Я ж всегда тут, в кабинете сижу. Может ты, милок, свой ключик где-то затерял? Или просто взял да саму бумажку где оставил?
— Да не, — вздохнул Вакулин, — ладно уж. Не берите в голову.
Когда чайник закипел, и Зинаида Ефимовна разлила из заварника в маленькие чашечки, Вакулин помог ей добавить в заварку кипятка.
Расселись они за столиком бабушки.
— Гля, чего покажу, — сказала она, улыбнувшись и обнажив тем самым вставную челюсть.
— Ну-ка!
Бабушка открыла свой ящик стола и достала оттуда красную коробку конфет с надписью “Рот Фронт. Ассорти”.
— Ого, — улыбнулся Вакулин, — щедро-щедро. И не жалко? Таких сложно достать сейчас.
— Да для кого ж мне их жалеть-то? — Рассмеялась бабушка.
Зинаида Ефимовна открыла коробку, и Вакулин заметил, что нескольких конфет не хватало.
— А кто вам их, эти конфеты подарил-то?
— Да известно кто, — сказала Зинаида Ефимовна, взявшись за свое вязание, — Коля Егоров вчера заходил. Тебя искал.
— Вот значит, как, — проговорил тихо Вакулин, — Коля, значит.
— Ну да. Я ему сказала, что не знаю, когда ты будешь. А ты…
— А в каком часу?
— Да уж не помню. Где-то к четырем захаживал.
— Угу, — покивал Вакулин, — я тогда еще в Красной был. А чего хотел?
— А вы разве, — вопросительно глянула на Вакулина Зинаида Ефимовна, — ваши дела с ним сегодня не порешали? Не встречались в станице?
— Да встречались-встречались, — махнул рукой он, — но вы мне все равно расскажите, чего он заходил.
— Ну как хочешь, — пожала она плечами, — заходил к тебе. Ну я сказала, что тебя нету, и тот решил подождать. А наперед подарил мне энти чудесные конфеты. Попили мы с ним чай. А потом Коля что-то так заболтал меня, что я и заснула. Как он ушел, не помню.
— Вот как, — задумался Вакулин.
— Угу, не дождался он тебя, Женя.
— Ну ничего страшного. Мы там все равно нашу с ним проблему уже разрешили.
Когда закончили пить чай, Вакулин сел за свой стол и принялся думать. Зинаида Ефимовна уже медленно засыпала. Наконец, по кабинету разнеслось ее мерное сопение.
— Вернется ли? — Прошептал себе под нос Вакулин, — вернется ли заявление обратно положить? Если думает, что я его пропажи еще не заметил, то обязательно вернется, черт хитрый…
Примерно через минут десять, когда Вакулин уже погрузился в работу с документами, в дверь постучали.
Первой мыслью, что проскочила у Вакулина в голове, было то, что пришел Егоров. Как-то сам собой, юркнул Вакулин за большой лаковый шкаф, приник к стенке так, чтобы его было со входа не увидеть.
Снова прозвучал стук. Потом заскрипела тяжелая деревянная дверь.
— Зинаида Ефимовна? — Раздался в кабинете робкий полушёпот Егорова.
— Попался, зараза, — проговорил Вакулин, глядя на сейф, который был прямо перед ним, у боковой стенки.
Дальше Вакулин ничего не видел, только слышал: тихий скрип половиц от аккуратных шагов Егорова; шум открываемого ящика стола Зинаиды Ефимовны; снова скрип. И все это под сладкое сопение старушки.
Вдруг в поле зрения появился Егоров. Медленно шел он к сейфу. Были у него с собой ключ и листок рукописного текста.
— Ну, зараза, — процедил Вакулин, и Егоров тут же бросил на него перепуганный взгляд.
Недолго думая, Вакулин кинулся на него, сковал сильными рабочими руками субтильное тельце бюрократа, зажал рот ладонью.
— Тихо, Егоров, — сказал он шёпотом, — будешь молчать, договоримся, а нет, так видел милицию за дверью?
— М — м-м-м-м-м-м!
— Видел?!
— Мгм…
— То по твою душу, так что молчи и слушай.
Вдруг Зинаида Ефимовна сильно захрапела, стала шевелиться на своем месте, искать сквозь сон, как ей удобнее сесть.
— Проснется, — прошипел Вакулин на ухо Егорову, — точно пойдешь в наручниках отсюда. Подлог — это дело такое. Мое заявление уже в органах. Ну или договоримся, ежели не будешь дергаться и все расскажешь.
Похолодевший, побледневший от страха Егоров застыл в руках Вакулина, как холодная статуя. Вакулин знал, какая у Егорова тонкая кишка. Что напугать его — раз плюнуть, ежели надо. Историю про милицию и прочее, придумал Евгений на ходу. А про милиционера вякнул и вовсе наудачу. Понадеялся, что он еще там, в коридоре, и что Егоров его видел. Сработало.
Конец ознакомительного фрагмента