— Да! Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Мне хотелось, конечно, покопаться в барахле загадочного куркуля, но времени было мало, а проблем — много. Поэтому я не поддался жажде наживы, а пошел пообщаться с «коллегой». Тот сидел в коляске и вид имел крайне бледный.

— Ну что, товарищ лейтенант, как самочувствие?

— Гад этот по голове врезал. Кулаком. Блевать хочу — сил нет.

— Ну, так блюйте себе на здоровье. Только постарайтесь коляску не запачкать, — миролюбиво сказал я, протягивая ему кобуру с «тридцать восьмым» «вальтером», снятую мной с тела одного из немцев.

Лейтенант вцепился в кобуру, как утопающий в веревку с берега. Потом поднял на меня глаза:

— А вы кто на самом деле, товарищ Василий?

— Боюсь, что на рассказ об этом у нас совершенно нет времени, лейтенант… — сказал я и пошел к дому, из которого как раз выходили, волоча объемистые мешки, «паленый» и Семен.

— Там еще чего осталось? — спросил я у «паленого».

— Да, еще один мешок собрали. В горнице на столе стоит.

Я повернулся к Семену:

— Ну а ты, подкулачник («и откуда только слово это вспомнилось»), жить хочешь?

— Та, дядьку.

— Куда хозяин твой оружие, что у военных забрал, дел?

— Леворверт у сенцах на палице лежит. А винтари он у дровах заховал.

Я повернулся к «паленому»:

— Найдите стволы — пригодятся.

Войдя в сени, я действительно обнаружил на полке кобуру с «TT». Там же я нашел большую деревянную шкатулку, в которой лежали «мои» часы и небольшая пачка советских купюр, напомнивших мне своими гигантскими размерами салфетки «клинекс». Забрав все это с собой, я заскочил в горницу. Схватив со стола мешок, я уж было собирался покинуть негостеприимный дом, но заметил большую бутыль, стоявшую в шкафчике. Действуя по принципу «Нам теперь все гоже!», я открыл шкафчик и свернул с бутылки пробку. Керосин! Первой мыслью было шваркнуть бутылку об пол да и запалить хату, но осторожность взяла верх. Немцы могли не обратить внимания на стрельбу, длившуюся буквально пару десятков секунд, а вот на ни с того ни с сего загоревшуюся хату, скорее всего, отреагируют.

Выйдя на двор, я окинул взглядом «героическое войско». Судя по тому, что сержант у ворот не подавал сигналов тревоги, немцы пока не озаботились посылкой подмоги, да и вообще пока не встревожились. Боец вместе с Семеном доставал из разваленной поленницы две «мосинки» и ремни с патронными подсумками.

Я сгрузил бутыль и мешок на коляску, попросив лейтенанта крепко держать сосуд.

Свистом и жестами я собрал участников мероприятия к мотоциклу.

— Так, начнем с противника… Семка, я бы на твоем месте тут не задерживался. Три дохлых фельджандарма — это расстрел на месте! Так что заховай тела и бери руки в ноги. Родственники поблизости есть? — Тот кивнул.

— Вы что же, хотите отпустить врага советской власти?! — взвился лейтенант.

— А что делать? Таковы обстоятельства.

— Ты!.. Вы!..

— Товарищ лейтенант, давайте внутрипартийными дискуссиями займемся позже. Хотя бы в лесу! — злым голосом полуответил-полуприказал я. — Так, бойцы, слушай мою команду! Мы с товарищем лейтенантом едем на мотоцикле, а вам придется пешочком пройтись. Ну что, поехали? — И я топнул по кик-стартеру.

Глава 17

Когда ребята отправились за «довольствием», группа «террористов-надомников», как их окрестил Док, все возилась с размещением «фугасов бочковых, ни разу не разливных». Семь кадушек никак не хотели влезать в мотоциклетную коляску. Мучения длились до тех пор, пока к делу не подключился Бродяга. «Опыт — сын ошибок трудных!» — говаривал во времена оны великий поэт. Поэтому, с пару минут поморщив лоб, старый чекист вспомнил, где на этом мотике находится замок багажника. После успешной погрузки необходимого имущества мотоцикл стал напоминать транспортное средство кустаря-одиночки из какого-нибудь Вьетнама.

К удивлению участников «мини-рейда», лесная дорога хоть и выглядела заброшенной, но была в относительно нормальном состоянии. Очевидно, ею пользовались не один десяток лет и так укатали тележными колесами, что должен был пройти не один год, прежде чем корни деревьев превратят ее в еле заметную тропку. Под легкое урчание хорошо отлаженного «оппозитника» команда бодро двигалась по направлению к шоссе. Примерно через полчаса группа достигла опушки леса. В два бинокля Бродяга и Люк начали изучать обстановку, то и дело сверяясь с картой, на которую они перед выходом аккуратно перенесли информацию с трофейной немецкой.

— Похоже, мы вышли напротив вот этого поселка. — Люк ткнул в карту. — Как его? «Новинки»! Видишь высотку слева? Это не вот эта? «268,3»?

— Очень похожа, — ответил Бродяга. — А хуторов-то сколько тут! Как до шоссе добираться будем?

— Тут километра полтора-два, можно внаглую, верхом, — предложил бывший капитан.

— Ага, узнаю «десантуру» по наглости. А если на каком-нибудь хуторе немцы тусуются?

— Так каски наденем и метров с трехсот за своих сойдем. Кто приглядываться будет? Типа свои, за медком мотались.

Бродяга задумался… Секунд через тридцать, обдумав и, видимо, взвесив все «за» и «против», он изрек:

— А что, может и получиться! Только нас трое, придется ездить в деревенском стиле. Казачина, на подножке коляски устоишь?

— Думаю, да.

— Тогда наводим макияж, и поехали.

Наглость города берет. Правда, не всегда, а лишь при точном расчете. Пока мотоцикл пылил по полевой дороге, наши герои промокли насквозь от нервного пота. Иногда мотоцикл останавливался, и, пока один из троицы делал вид, что справляет естественные надобности, двое других напряженно наблюдали за окрестностями. К счастью для диверсантов, большинство хуторов, располагавшихся между лесом и шоссе, были разрушены во время недавних боев, а ожидать того, что оккупанты будут ночевать на пепелище, — это уже верх паранойи.

Не доехав до шоссейки с полкилометра, подрывники свернули в небольшую рощу.

Замаскировав мотоцикл в кустах и оставив Казачину сторожить имущество, Бродяга и Люк осторожно двинулись в направлении дороги. Невзирая на то что солнце уже клонилось к закату, со стороны шоссе доносился постоянный гул машин.

«Подкрепления перебрасывают», — подумал Бродяга.

Люк, очевидно, пришел к такому же мнению, поскольку знаками показал, что неплохо бы прилечь и посовещаться. Когда наши герои удобно устроились под здоровенным кустом лещины, Люк, приблизив свою голову к голове Бродяги, полушепотом спросил:

— Ну что, Сань, будем ночи дожидаться?

— Не думаю, у нас же направленные, их и на расстоянии ставить можно.

— Тогда давай утра дождемся, а часиков в пять и поставим.

— Предложение хорошее, надо только с командиром посоветоваться. Давай так сделаем: ты пока сползаешь к дороге — точки присмотришь, я вернусь к Ване и оттуда свяжусь с Фермером.

— Хорошо.

Когда Люк скрылся в листве, Бродяга медленно пошел к тому месту, где они оставили Казачину и фугасы.

«Да, староват я уже по буеракам ползать, — думал Александр, — «полтинник» — это вам не «четвертак», и даже не «сороковник». Хорошо, что ребята молодые — все как на подбор: и с мозгами, и не дохлые, и сила воли имеется. А уж премудрость боевая на войне на раз впитывается. Если первый бой переживешь. Антошка, вон, пережил, так что одним «тертым калачом» в нашей компании больше стало».

Невзирая на разницу в возрасте и остроте зрения, Бродяга увидел Казачину раньше, чем тот его. Присев за деревом, старый служака тихо шипяще присвистнул. Заметив, что Иван повернул голову в его сторону, Александр вышел из-за дерева.

— Вань, мне с командиром связаться надо, так что ты кругом поползай — посторожи.

— Конечно, сделаю. А Люк где?

— Пополз посмотреть, куда фугасы ставить будем. Там на шоссейке народу, как у «Черкизона» в субботу.

Когда Казачина скрылся в кустах, старый чекист нажал тангенту:

— Бродяга Фермеру, прием. — Через несколько секунд в наушнике раздалось:

— Фермер в канале, слушаю тебя.

— Командир, на тропинке от муравьев не продохнуть. Хотим начать укладку кирпича, как соловьи умолкнут. Как понял? — Привычка никогда не говорить в открытом канале прямым текстом въелась у Шуры-Два, что называется, в плоть и кровь.

— Понял тебя хорошо. А что, керосинка комнату плохо освещает?

— Плохо не плохо, а у нас впереди — электрификация всей страны.

— Тогда танцуй, как умеешь!

— А что, салокопы пришли?

— Нет, пока в песочнице.

— Роджер. Овер.

— Отбой [Перевод с жаргона, принятого в команде. // — На трассе (это может быть любой путь — тропинка, шоссе, железная дорога) много враждебных объектов. Собираемся начать минирование рано утром. // — А что, на лунный свет не надеетесь? // — Из-за технической сложности (прокладка многочисленных проводов к зарядам) лучше работы проводить при дневном свете. // — Разрешаю действовать по обстановке! // — Ушедшие за провиантом (в лагерь, деревню) не вернулись? // — Нет, пока на задании. // (Примечание автора).].

Глава 18

Когда двигатель завелся, к Антону подскочил сержант-пехотинец и, вскинув руку к пилотке, доложил:

— Товарищ старший лейтенант, группа к движению готова! — Я же краем глаза заметил, как встрепенулся в коляске настоящий лейтенант госбезопасности.

— Так, товарищ сержант, порядок движения следующий: вы с одним бойцом двигаетесь впереди, а мы с товарищем лейтенантом и еще кем-нибудь — на мотоцикле, чуть поотстав… И автомат держите вертикально вдоль тела — издалека не так заметно будет, что вы вооружены. Кстати, совсем забыл. Принесите мне каски убитых.

Сержант пошел за касками, а я был подвергнут пристальному рассматриванию со стороны энкавэдэшника. Потом он спросил:

— И каких же это войск вы старший лейтенант, «товарищ Василий»? — причем его голос явственно заключил мое имя в кавычки.

— А вы как думаете, коллега?

— Вопросы здесь задаю я!

«А вот это уже банальность неумная, товарищ лейтенант госбезопасности», — подумал я и продолжил:

— Чтобы задавать вопросы, надо на это право иметь… Вы сколько дней в сарае «отдыхали»? Два? Три?

Похоже, мой вопрос несколько смутил его.

— Так что пока не мешайте, тем более что у вас сильное сотрясение мозга. Это я вам как специалист говорю.

— Вы специалист по мозговым болезням?

— Нет, по головным болям…

Но нашу «веселую» пикировку пришлось прекратить, поскольку сержант принес каски немцев. Быстро надев шлем на голову, я отцепил притороченную сзади седла скатку мотоциклетного плаща и надел его на себя:

— А вы что же шлем не надеваете, лейтенант? — пришлось мне поторопить гэбэшника.

— А зачем он мне нужен?

— А затем, что если в радиусе километра от этого места есть вражеские наблюдатели, а они есть, я уверен, то эти самые наблюдатели должны увидеть трех немецких солдат на мотоцикле, конвоирующих русских пленных, а не толпу не пойми кого верхом на краденом транспорте. Понятно? — И, подозвав бойца с забинтованной шеей, велел ему садиться за мной.

Когда мы выехали из деревни, было уже четверть седьмого вечера. Проехав еще немного по дороге, я дал команду свернуть в лес.

«Интересно, где же мне Тотена искать?» — вертелась в голове мысль.

Когда до деревьев оставалось всего ничего, на опушке левее нас раздался выстрел из немецкого карабина, и пуля с визгом пролетела примерно в метре над моей головой.

«О, потеряшка нашелся!» — радостно подумал я, сваливаясь на всякий случай с мотоцикла.

Бойцы залегли, выставив стволы в направлении угрозы.

«Я вроде чуть дальше от деревни Тотена оставлял. Блин, а если это не он? Хотя немец с такого расстояния вряд ли промазал бы».

И, приподнявшись, я крикнул:

— Тотен!

Несколько мгновений тишины стоили мне немало нервных клеток. Наконец из леса донеслось:

— Я!

— Это ты наш танк подбил? — совершенно некстати вспомнился мне старый анекдот.

— Антон, да я это, я!

— Вставайте, товарищи, это свои, — констатировал я, поднимаясь с земли.

Окруженцы еще немного повалялись, затем, недоверчиво оглядываясь по сторонам, тоже встали.

— Алик, сиди там, мы сейчас подойдем! — крикнул я Тотену.

Спустя пару минут наша честная компания уже скрылась в кустах. Навстречу мне радостно бросился Алик.

— Спокойно, товарищ сержант госбезопасности! — сказал я, уворачиваясь от дружеских объятий.

— Тоша, ты что? — удивился Тотен.

— Товарищ сержант, какой вам был дан приказ? — грозно спросил я.

Алик виновато посмотрел на меня:

— Дать сигнал выстрелом и отойти в глубь леса не меньше чем на сто метров…

— Почему не выполнил?

— Так там же немцы были…

— А если бы их взвод был и они решили бы посмотреть, что там за стрелок такой храбрый завелся?

— Я бы оторвался от них… — Правда, уверенности я в его голосе не услышал.

— Ладно, сейчас не время. Но на базе жди воспитательной беседы от командира.

— Слушаюсь!

— Ну что, товарищи, — начал я, поворачиваясь к окруженцам.

Однако при взгляде на них понял, что конструктивного разговора в ближайшие пару минут не получится, бойцы стояли, ошалело разглядывая Алика (а там было на что посмотреть: даже в начале двадцать первого века нечасто можно встретить человека, носящего полный комплект, выпущенный фирмой «Тасманиан Тайгер» для немецкого спецназа KSK), а вот гэбэшный летеха вырубился. То ли растрясли мы его бедную голову, то ли от волнений отключился.

«Ладно, с лейтенантом потом поговорим, а сейчас надо ноги делать. А то, боюсь, мы своими «половецкими плясками» уже половину немцев в округе переполошили», — подумал я и продолжил свое «обращение к народу»:

— Товарищи, у вас сейчас есть два пути: пойти с нами или продолжить движение к фронту.

— А где сейчас фронт, товарищ старший лейтенант? — задал вопрос сержант.

— В районе Орши.

— Где? — Выражение, появившееся на его лице, сильно напомнило мне то, что я уже видел на лицах «наших» окруженцев сегодня утром. «Может, в следующий раз надо поаккуратнее такие вещи говорить?» — пришло мне в голову.

— А вы сами откуда идете?

— Товарищ лейтенант, насколько я знаю, — из Ломжи. А мы — из-под Гродно.

— Откуда? — Теперь настала моя очередь пучить глаза от удивления. Ну еще бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно — тоже не близкий свет.

— Мы из пятьдесят шестой стрелковой, — сказал сержант.

— Ну, товарищи, вы и даете! — только и мог сказать я.

— Что «даем»? — переспросил сержант.

— Молодцы вы! Но об этом — потом поговорим. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что последнее усилие — и вы будете в безопасности.

И мы поехали.

Глава 19

Отправив ребят на задания, Фермер занялся текущими хлопотами по сбору лагеря. Одной из основных проблем было то, что давать современные рации кому бы то ни было, кроме своих, Саша не хотел. Поэтому в засаду на дороге пришлось отправить Дока. При других раскладах бывший подполковник спецназа ни за что бы не отправил единственного в группе медика в дозор. Но окруженцы доверия у него пока не вызывали, и, тяжело вздохнув, Саша рискнул. Слава богу, что бывший командир артиллеристов сидел смирно и бузить не пытался. А пока бойцы Красной армии под командой сержанта грузили лично упакованные командиром баулы и рюкзаки в грузовик и «передок «Круппа».

Примерно через полтора часа после ухода на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше утром. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Саперов должны хватиться примерно через час, и вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но все же весь двадцатилетний военный опыт Александра восставал против такого явного нарушения одного из основных правил диверсионной деятельности.

«Все-таки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа — это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а максимум дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либерально-разгильдяйские заскоки. А ребята у меня хорошие, надежные. Но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. И даже не дрались ни разу по-настоящему, как тот же Алик. Хотя Антон вот сподобился. Надо с ним по душам поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвет?»

Тут его окликнул Дымов:

— Товарищ майор, а с немцами что будем делать?

«Да, именно так надо вопрос ставить: «Что со всеми этими немцами, пришедшими на нашу землю, делать-то будем?» Думал ли ты, майор Куропаткин, что когда-нибудь попадешь на ту, самую страшную и кровавую Великую Отечественную? В школе — да, в училище, когда разбирали на примерах операции партизан и диверсантов — да, а вот после, когда повзрослел, и война из романтического приключения стала работой, кровавой, грязной, но обыденной? Нет, не помню. Узнать бы, кто так пошутил, с чего нас, расслабившихся и ожиревших, перебросило сюда, в пекло?»

— Трупы оттащите в поленницу — сожжем, когда уходить будем. А живого… — и Фермер сделал характерный жест рукой у горла, — а потом — туда же.

В небе послышалось басовитое гудение, и Александр, подняв глаза, увидел высоко, километрах в трех, большую группу самолетов, медленно ползущих на восток.

«Немцы. Эх, аэродром бы пошерстить… Но как? Нет взрывчатки, оружия, карт, подготовленных людей… Практически ничего нет, даже еды. Но ведь они, — он посмотрел на окруженцев, отдыхавших, сидя на бревне, — наши предки, тоже ничего этого не имели! И не умели, по большому счету, тоже ничего из того, что знаешь и умеешь ты, майор. Так что выбора у нас нет — будем драться! Будем».

И самозваный майор госбезопасности пошел к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.