* * *

– Контакт, девять часов, двести. Колонна! — голос Дымова звучал в наушнике по-мальчишески звонко, хотя он и есть мальчишка, на пятнадцать лет младше меня, как-никак. А ведь сколько копий сломали Фермер и Бродяга, споря, давать «чужому» рацию или не давать? Все-таки Шура-Два уломал командира, и последние несколько дней его подопечный гордо рассекал со старенькой «сороковой» «алинкой».

Я снова посмотрел на часы — стрелки показывали без двух минут три. Включил запись видео на обоих мобильниках и, используя самодельный визир, навел объективы на дорогу. Моя «Нокия» снимала общий план, а тотеновский понтовый «айфон» — крупный. Батареи заряжены под завязку, а памяти должно хватить минут на двадцать съемки. Можно было бы стереть что-нибудь из старого, но командир категорически запретил это делать. Сказал, что снимки — лишнее доказательство, что мы действительно из будущего, а не агенты абвера или гестапо.

Первыми в поле моего зрения въехали шесть мотоциклов с колясками. Ехали они парами уступом влево, так что занимали всю дорогу. Следом показался «передок Круппа», отличавшийся от нашего формой кузова и установленной в нем турелью со спаренными «эмгачами». Затем еще один «ублюдок» с десятком солдат в полевой форме войск СС, большая легковушка, еще одна… И, наконец, здоровенный, метров пять, не меньше, черный лимузин с большим флажком на правом переднем крыле.

«Есть!» — возликовал внутренний голос, Я поднял фотоаппарат, подстроил фокус и сделал первый снимок колонны. И практически сразу после этого в наушнике голос командира спокойно, даже буднично приказал:

– Всем внимание! Работаем! «Балка-Три» — товсь! — И, спустя секунду: — «Балка-Три» — огонь!

Правее, там, где дорога делала плавную широкую дугу, вспухло несколько облачков порохового дыма…

* * *

«Вот он, твой момент истины, майор! — подумал Александр, когда мимо замаскированной позиции промчалась колонна немецких мотоциклистов. — Второе лицо во вражеском государстве, как говорится, на узкой дорожке встречаешь. Права на ошибку у тебя сейчас нет. Сдохни, но дело сделай! Хотя, если принять во внимание, сколько мы готовились, дохнуть, скорее всего, не придется…» — и он сплюнул три раза через левое плечо, так — на всякий случай. В приметы он не верил, но как человек, побывавший во всяческих передрягах, кое-какие тонкости ощущал. Вроде как тогда, в Молдавии, когда совершенно неожиданно выскочивший из-за кучи битого кирпича «румын» вскинул свой «калаш», а он, только получивший четвертую звезду на погоны, зацепился ремнем «РПС» за так некстати торчавшую из стены арматуру. И так неудачно, что развернуться и вскинуть автомат никак не успевал. Боевик ощерился, покрепче перехватил свой автомат за смешную деревянную рукоять, а он не успевал ничего сделать: ни освободить свой ствол, ни достать пистолет, ни даже броситься врукопашную… И единственное, что оставалось, — умереть с честью. Диким усилием воли он заставил тогда себя не закрывать глаза и, ощерившись так же, как его противник, только и успел, что зло подумать: «Промахнешься, сука!» Смешно, но «румын» действительно промахнулся, хоть и разделяли их какие-то жалкие три метра! Пули раскрошили кирпич в двух сантиметрах от левого плеча и в одном — от правого… Потом в дверном проеме нарисовался Хохол и походя завалил «румына». Всякое бывает…

И чтобы такого «всякого» не случилось на этот раз, они с Бродягой проверили и перепроверили каждую мелочь.

Фугасы разделены на группы, каждая из которых носит свое название: «Балка» (блокирующие дорогу осколочные направленного действия), «Обруч» (основные, фугасные заряды), «Замок» (зажигательные). И теперь ему достаточно скомандовать: «Замок-Четыре» — товсь!», как ребята за пару секунд переключат управление на нужный контакт, и по следующей команде строго определенный участок дороги захлестнет огненный вихрь. Главное, вовремя команду подать, а для этого он должен видеть картину боя в целом. В силу этого он сейчас не сидит в окопе, а разместился чуть поодаль, на микроскопической возвышенности метрах в двадцати в глубь леса.

Вот Зельц сообщил о подходе колонны. 14.58. Ровно в три показался головной дозор.

«Скажи кому, не поверят! Так только в кино бывает — контакт в ровно… — и тут же мысли перескочили на насущное. — Шесть мотоциклов в две колонны. Идут уступом, занимая все полотно дороги… Они баррикадой и поработают, да и нам запас по дистанции и времени на всякий случай нужен…»

– Всем внимание! Работаем! «Балка-Три» — товсь! — И спустя секунду: — «Балка-Три» — огонь!

«Дальше еще четыре заряда «Балки-Два» и «Балки-Один», но их прибережем на случай прорыва».

Визжащий смерч свинца и стали смел с седел седоков первых двух мотоциклов и зацепил водителя левой во втором ряду машины. Он выпустил руль, и его трехколесный «конь» ткнулся в бок соседу. В образовавшуюся преграду на полном ходу врубились мотоциклы последнего ряда. В бинокль да с расстояния в сто метров это все было видно как на ладони.

«Ага, «пулеметная» машина тормозит! «Ублюдок» с солдатами и легковушка за ним — тоже…»

– «Балка-Четыре», «Обруч-Один», «Обруч-Два» — товсь! — «И раз, и два, и три…» — Вместе! Огонь!

Шрапнель четвертой «Балки» накрывает «тевтонскую тачанку», водитель которой повисает на руле, и неуправляемая машина катится в кювет.

Перед следующим грузовиком встает стена огня и земли — сработал первый «Обруч»… И практически в тот же момент срабатывает второй заряд — пятикилограммовый фугас, спрятанный в полотне дороги. «Все, об этих эсэсовцах можно забыть. Теперь — главная цель».

Дистанция между машинами была метров двадцать, так что у водителя черного «Хорьха» оставалось время среагировать. Идущие перед ним две машины при экстренном торможении развернуло поперек дороги, и сейчас громоздкий лимузин несло прямо на них. «Колеса заблокировались, рулем работать сейчас будет… Жаль мне его, беднягу. Вспотеет перед смертью…» — определил Александр и скомандовал:

– «Замок-Один» и «Обруч-Три» — товсь! «Обруч» — первым, «Замок» — по моей команде! Огонь!

Взорвавшийся почти под передним колесом четвертой машины еще один пятикилограммовый заряд сдвинул штабную легковушку к центру дороги, окончательно блокируя путь автомобилю рейхсфюрера. О пассажирах этой машины тоже можно не вспоминать — взрыв практически оторвал переднюю ось, все стекла вылетели, так что «Хорьх» протаранил уже полуразвалившийся остов.

«Однако водила у тебя, Генрих, хороший! — констатировал Александр, заметив, что удар далеко не так силен, как предполагалось. — Сумел погасить скорость… А вот так?»

– «Замок-Один» — огонь! — с азартом крикнул он в микрофон, и над сцепившимися машинами вспух огненный шар.

«Всего-то двадцать литров загущенного топлива и тротиловая шашка, а как красиво и грозно со стороны смотрится!»

Колеса машины, еще минуту назад гордо несшей на переднем крыле номерной знак «SS-1», пришли в движение, и она медленно-медленно покатилась назад.

«Ага, так и знал, что огня испугаетесь…» — с некоторой долей злорадства подумал Фермер.

– «Обручи» с пятого по седьмой — товсь!

И, выждав, когда «гордость германского автопрома» закроет собой маркер на одном из телеграфных столбов, скомандовал:

– Огонь!

Почти одновременный взрыв центнера тротила (в основных зарядах решили суррогаты не использовать) поднял над шоссе стену камней, земли и обломков, но Александр успел заметить, что от взрыва основного, тридцатикилограммового фугаса, спрятанного в глубокую воронку почти в центре насыпи, машина Гиммлера приподнялась в воздух, при этом вся ее передняя часть загнулась вверх, словно мысок восточной туфли.

«Есть!» — облегченно выдохнул Александр.

– Внимание! «Обручи» по готовности запускаем все, начиная с восьмого. Потом, в том же порядке — «Замки». Огонь!

* * *

Я думал, что сам взорвусь от переполнивших меня эмоций, когда шоссе скрылось за стеной огня и земли! «Вот так мы, вот так «офисный планктон»! «Исполнили» самого рейхсфюрера! И даже не сильно вспотели!»

Желание пуститься в пляс было так сильно, что мне пришлось в прямом смысле привести себя в чувство — несколько раз довольно чувствительно шлепнуть по собственным щекам. «Успокойся! Есть еще одно дело, которое надо выполнить, а плясать и веселиться будем, когда ноги отсюда унесем!»

На шоссе было, с нашей точки зрения, полное благолепие — ни одной целой машины не осталось. Даже грузовик с солдатами, замыкавший колонну, чадил, съехав в кювет с правой стороны дороги.

– Фермер в канале! Внимание! Контролеры, вперед!

Вот оно — то самое дело. Еще с вечера решили, что если нам не удастся «уделать» все машины в колонне и основную цель придется, по охотничьей терминологии, «добирать», то из-за нехватки времени «контроля» как такового не будет. Но кости легли шестерками вверх, и мне с Доком предстоит потрудиться.

Положив фотоаппарат и один из мобильников в противогазную сумку, я достал из немецкого ранца еще одну «Лейку», в которой оставалось пленки ровно на пять кадров, и повесил на шею. Поменял каску.

«Теперь второстепенное оружие…» — и я взял с бруствера тридцать восьмой «эмпэ». Теперь отличить меня от одного из эсэсовцев, охранявших конвой Гиммлера, нельзя было и с пяти метров. Полевая форма СС, каска, автомат и петлицы роттенфюрера. Серега одет примерно так же.

Нам нужно проскочить несколько десятков метров до дороги и, если там еще кто шевелится из высокопоставленных гостей, добить и сфотографировать. А если «правка» не нужна, то просто сделать несколько снимков. Плевое на первый взгляд дело…

Рванули мы, пригнувшись, через полосу отчуждения, что вдоль дороги шла, словно спортсмены-олимпийцы. Я бегу, а в голове секундомер тикает. На дороге огненный ад — огнесмесь из наших фугасов горит, горючка из разбитых машин, покрышки… А нам там ковыряться…

И надо же такому гадству случиться, что ровно в тот момент, когда мы на полдороге были, из-за леса вынырнула давешняя «рама». «Твою ж мать! К лесу побежим — орлы люфтваффе поймут, что дело нечисто, и для острастки могут из пулемета… К дороге бежать — тоже подозрительно будет…»

– Серега! — ору. — Разворачивайся в сторону леса и стреляй! — А сам автомат с плеча скинул, рукоятку из предохранительного паза выщелкнул и короткими куда-то в сторону Минска огонь открыл.

Док в расклад въехал быстро и «поддержал» меня огнем. Так, стреляя и пятясь, мы прошагали несколько метров, пока самолет на разворот не пошел.

– Арт и Док! — спокойный голос командира вернул мне улетучившуюся было уверенность. — Двигайте к дороге, они вас уже «срисовали». Если что, «трещотки» у нас готовы.

«Интересно, насколько командир прав? — на ходу я выщелкнул пустой магазин и сунул его за пазуху — нечего вещдоки с моими «пальчиками» немцам оставлять. — Визуально отличить нас от настоящих немцев с воздуха невозможно, ведем мы себя в соответствии со сложившейся ситуацией, так что остается только надеяться, что стрелок «Фокке-Фульфа» человек разумный и просто так нас не накроет…»

До насыпи оставалось метров десять, когда из-за перекособоченного «Круппа» показался первый живой немец. В клубах черного дыма, подсвеченный отблесками пламени, он походил на персонажа фильма ужасов из нашего времени — изодранная форма местами дымилась, лицо разбито, а из щеки торчит глубоко воткнувшаяся здоровенная щепка. Сантиметров двадцати длиной, не меньше. «Ганса», если судить по раскачивающейся походке и тому, что он периодически начинал кружить на одном месте, явно контузило.

«Не повезло тебе, зря к нам в командировку поехал», — короткая, в два патрона очередь свалила немца.

Сережка взобрался на насыпь и пристроился у переднего колеса одной из вставших поперек дороги легковушек. Приподнялся, быстро заглянув в салон. Теперь показывает мне, что там кто-то живой есть. «Еще один везунчик!» — осколки наших самопальных «монок» серьезно посекли эту машину, а ударная волна начисто вынесла стекла. Показываю Доку, что сейчас проверю, и на полусогнутых вылезаю на дорогу. В окне штабного, судя по эмблеме, «Штевера» показалось лицо очередного «зомби». Еще два патрона — и недобиток заваливается назад. Теперь можно и в салон заглянуть.

«Понятно, почему этот выжил!» — осколки ударили в основном в правый борт, а этот сидел слева, вот и прикрыли его спутники. Водитель, передний пассажир и сосед офицера, застреленного мной, правки не требуют, они уже не дышат.

Оставив автомат висеть на плече, берусь за «Лейку». Стараюсь снимать так, чтобы все сидящие в салоне попали в кадр. У застреленного мной в петлице три «пуговицы» и две полосы — гауптштурмфюрер. А вот нарукавная лента с надписью вязью «`Adolf Hitler» — это уже интересно. Распахнув заднюю дверь и стараясь не испачкаться в крови, вытаскиваю из нагрудных карманов документы эсэсовского капитана и сидящего рядом с ним штандартенфюрера и прячу их в висящую через плечо полевую сумку. Сейчас некогда их читать, внутренний секундомер продолжает отсчитывать стремительно убегающие мгновения.

Показываю Сергею на грузовик, в котором ехали солдаты, и делаю жест, как будто кидаю что-то в воздух. Док вытягивает из-за пояса гранату-«колотушку» и, свернув колпачок на конце рукоятки и дернув шнур, отправляет «подарок» в кузов ублюдка. Никакого шевеления там не наблюдается, но подстраховаться не помешает.

Через десять секунд, прикрывая друг друга, мы подходим к машине, в которой должен был ехать Гиммлер. Передняя часть рамы от взрыва загнулась вверх, капот открылся и заслонил собой лобовое стекло. Машина в огне. Двери закрыты.

– Док, паси! — командую нашему медику, а сам, встав на одно колено для большей устойчивости, делаю снимок.

Потом фотографирую погнутый номерной знак, валяющийся на земле. Закрываясь рукой от жара, я попытался подойти поближе.

– Арт, это Фермер! Внимание! В дальнем конце кто-то целый остался.

Поморщившись, нащупываю тангенту:

– Арт в канале. Понял тебя. Доказуху от номера первого достать не получится — все в огне. Сейчас попробую с другого угла снимок сделать.

– Тоха, не увлекайся! — голос Саши строг. — Достаточно, если глазами увидишь. Отбой!

Сместившись на пару шагов, я, наконец, смог заглянуть внутрь машины.

«Ура! Ура! Ура!» — на заднем сиденье, откинув назад голову с характерным скошенным назад подбородком, сидел он, Генрих Леопольд Гиммлер — рейхсфюрер СС, рейхсминистр внутренних дел Германии и прочая, и прочая, и прочая.

– Арт всем! Даю подтверждение и «правлю» на всякий пожарный!

Добиваю оставшиеся кадры, меняя для большей надежности установки диафрагмы и выдержку, потом вскидываю «эмпэшник» и высаживаю остатки магазина в тело человека, одетого в черный мундир с петлицами, на которых три дубовых листа окружены венком из лавра [Знаки различия рейхсфюрера СС.]. Вытащив из специального подсумка пару немецких гранат, отправляю их одну за другой в окно. «Я бы и кол тебе в сердце вбил, чтобы наверняка, но будем считать, что гранат хватит!» — эта мысль приходит, когда мы с Серегой уже залегли в кювете, спасаясь от осколков собственных гранат.

* * *

От дороги мы бежали, как в задницы ужаленные, — время, отпущенное нам на «шалости», ушло, словно вода в песок, в тот момент, когда мы изображали из себя «шибко мертвых», пытаясь ввести в заблуждение летчиков так некстати вернувшегося самолета-разведчика.

Не знаю, разглядели ли нас дальнозоркие «орлы люфтваффе», но по нам никто не стрелял. Впрочем, как и мы. Копошение в хвосте разгромленного кортежа было вялым, скорее всего остатки эскорта были слишком ошарашены неожиданным и злобным нападением, чтобы предпринимать активные действия.

В кусты мы вломились, когда на часах было одиннадцать минут четвертого, то есть мы уложились в рекордно короткое время.

Еще семь минут ушло на приборку: Казачина вместе с Несвидовым частично ликвидировали проводную сеть, Бродяга аккуратно разбросал кое-какие вещдоки, должные ввести следствие в ступор, и мы тронулись в путь. Подозреваю, что каждый из присутствующих бормотал какую-нибудь вариацию древней как мир молитвы: «Ноги, ноги, уносите мою буйну голову куда подальше от этих мест!»

Глава 9

...

Москва, улица Дзержинского, дом 2.

14.08. 13.42

– Ну что, Всеволод, ты ознакомился со всеми материалами. Какие же твои соображения по данному вопросу?

Первый заместитель наркома тяжело вздохнул, он не привык докладывать такие вещи своему шефу:

– Товарищ Генеральный комиссар, повторная проверка по этим материалам также дала отрицательный результат. В наших кадрах люди с такими установочными данными не значатся. Однофамильцы есть, но возраст, имена и звания не соответствуют.

– Разведупр? — сердито блеснул стеклами хрестоматийного пенсне Берия.

– Аналогично. Архивы до двадцать первого года подняли, с наиболее старыми до сих пор работают. Я, если честно, боюсь на Пироговке появляться — папками забьют, — попытался разрядить атмосферу шуткой Меркулов.

– Не забьют… — буркнул нарком. — И потом, что тебе самому в архиве делать? Надо будет — папочку на стол принесут, ты же начальник вроде? — с невозмутимой миной подколол своего зама Берия и тут же перешел к делу: — Коминтерн?

– Очень плохо идут на контакт…

– Надавите! — перебил подчиненного нарком. — Или вы в богадельне работаете?

– Никак нет, Лаврентий Павлович! Но у них очень сложная структура, сами знаете… Иногда между агентом и Центром до шести ступеней… И конспирация запредельная…

– А как ты, Всеволод Николаевич, — несколько смягчился нарком, — оцениваешь вероятность того, что это бывшие наши коллеги, оказавшиеся в свое время «врагами народа»? — И, хотя кавычки в последних словах прозвучали более чем явственно, в кабинете на несколько мгновений установилась гнетущая тишина.

– Рассматривали, Лаврентий Павлович, сейчас по управлениям разосланы словесные портреты, идет опрос старых сотрудников. Но, сами понимаете, люди, к примеру, Серебрянского [Серебрянский (Бергман) Яков Исаакович — (1892, Минск — 30.03.1956, Москва). Родился в семье ремесленника. Еврей. Член партии эсеров-максималистов (1907–1909). Член ПСР(правых) (02.17-1919). В КП с 1927 года. В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД: нач. общего отд. ОО Персидской Красной армии, Решт (07.19-1919); сотр. упр. ОО ВЧК, Москва (08.20–21.09.20); секретарь АО ВЧК (21.09.20–01.12.20); секретарь АОУ ВЧК (01.12.20–03.05.21); в резерве назначения АО АОУ ВЧК (03.05.21–26.08.21); уволен из ВЧК по демобилизации 26.08.21; арестован 02.12.21 засадой ВЧК на квартире активного эсера Д.М. Абезгауза; находился под арестом 12.21–03.22; постановлением президиума ГПУ от 29.03.22 из-под стражи освобожден «со взятием на учет и лишением права работы в полит., разыскных и судебных органах»; завканцелярией нефтетранспортного отд. Москвотопа (1922–1923); арестован в 1922 по подозрению во взяточничестве, отдан на поруки; привлечен по рекомендации Я.Г. Блюмкина к нелегальной загранработе ИНО ОГПУ; в конце 1923 года получил задание выехать в Палестину; на нелегальной работе ОГПУ в Палестине (12.23-1925); на нелегальной работе по линии ОГПУ в Бельгии и во Франции; нелегальный резидент ОГПУ в Париже (1925–1929); особоуполномоченный закордонной части ИНО ОГПУ СССР 1929 (упом. 03.29); начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ СССР (1929); на нелегальной работе по линии ОГПУ в Париже, руководил операцией по похищению генерала Кутепова (08.29-1930); сотрудник резерва ИНО ОГПУ-ГУГБ НКВД (1930-10.07.34); выезжал в США в 1932 году; нелегально выезжал в Париж в 1934, 1936 и 1937 годах; руководитель группы ИНО ГУГБ НКВД СССР (07.34-1937); начальник спецгруппы секретариата НКВД СССР (1937-10.11.38). // Арестован 10.11.38; приговорен ВКВС СССР 07.07.41 к ВМН. Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 09.08.41 освобожден и амнистирован.], могли быть законспирированы на таком уровне… Павел может и не знать всех секретов своих предшественников из Спецгруппы [Спецгруппа при наркоме внутренних дел СССР — выделена из Иностранного отдела ГУГБ в самостоятельное подразделение в 1937 году; на группу возлагалось проведение террора и диверсий за границей; упразднена в ноябре 1938 года.].