4

Я сел со всего маху в кресло… которого позади не оказалось, так что пришлось рухнуть на пол. Мое чародейское седалище взвыло от боли.

— Так я и знала, — произнесла суровым тоном Гарния, стоя на пороге гостиной. — Это не могло кончиться добром. Но меня же никто не слушает. Для некоторых здесь я воплощение мирового зла! А между тем…

Я ответил стоном. Жизнь несправедлива к Браулу Невергору. Она мутузит его, похоже, просто так, забавы ради, ведь совершенно ясно, я ей ничего такого не сделал.

— На вашем месте я бы напрочь отсекла все прежние порочащие вас связи и зажила достойной жизнью. Без колдовства и прочих недостойных делишек. И стала бы приносить пользу обществу! — заявила домомучительница.

Я метнул в нее полный праведного гнева взор.

— Скажите, а какую пользу обществу приносите вы? — спросил я. Вот так мы умеем — прямо в лоб.

Но этого было недостаточно, чтобы смутить Гарнию. Большая угловатая женщина (не баржа в платье, но все-таки) только рассмеялась. Ее смех вызвал массовый исход мурашек на моей спине.

— И вы до сих пор ничего не поняли? — прогремела она. — Да, ваше сиятельство, мне вас жаль! Вы закончите свою жизнь очень скверно. Очень возможно, в смрадной яме на дне мироздания, где кишат бесформенные шагготы… Да если хотите знать, моя миссия самая тяжелая из всех: я присматриваю за вами! Не будь меня, от Мигонии, и даже всего Эртилана, давным-давно ничего бы не осталось! Если бы не моя каждодневная работа, мир бы окончательно погрузился в хаос и ужас. Волчий хлад и медвежий глад наступили бы от края до края. Камень не лежал бы на камне, а человек искал бы собрата за тысячи миль и не находил. И пришла бы на землю дева о трех головах и семи хвостах и пяти грудях, и завели бы песнь все мертвецы, которые умерли с начала времен…

— Что вы такое мелете? — простонал я.

Ну вот, еще одна сумасшедшая!

— Это отрывок из моего пророчества, — скромно пояснила Гарния. Кажется, она даже покраснела.

— Из вашего… чего?

Мне это слышится, слышится, слышится… ничего этого нет!..

Ведя содержательный разговор, я потихоньку отползал в сторону. Правда, в какую именно, сказать не могу, да и не суть важно. Было одно желание — оказаться подальше от Гарнии, блеск глаз которой мне все больше и больше не нравился. Я уже не говорю про содержание странных речей. Они казались мне выходящими за рамки… даже если сказать «за рамки здравого смысла», то это не отразит глубину того смятения и страха, что меня охватили.

«Надо срочно рвать когти, — подумал я. — На побережье! За сотни миль отсюда! Подальше! А там… там купить домишко, тихий такой, в медвежьем углу, и отгородиться от мира…»

Гарния сурово поглядела на меня.

— Вы что, ваше сиятельство, не верите?

— А? Чему я не верю? — Я замотал головой, ища пути к спасению.

Домомучительница стояла в дверях, значит, ближайший выход — окно. Стоит лишь сделать сильный рывок, пружинисто оттолкнуться от пола и сигануть прямо через стекло. А там — спасение… Нет, не получится. У меня нет сил для пружинистых рывков, к тому же я никогда не пробивал самим собой стекла и рамы, и, думаю, это довольно неприятно для изнеженного аристократического тела.

Да и потом, между мной и ближайшим окном, прямо в центре гостиной, расположилась самая настоящая аномалия. Я мог видеть ее и отчасти чувствовать органами чувств, которые обычно имеются у потомственных магов. Аномалию оставил после себя портал Вольфрама. Он перекорежил локальное время и пространство, и теперь, видимо, мне придется самолично наводить здесь порядок.

Ну, старый негодяй, погоди!

Вывод: вариант с бегством через окно отпадал.

— Не хотите ли вы сказать, ваше сиятельство, что я занимаюсь недостойным делом? — поинтересовалась Гарния, заметив, куда направлен мой взгляд. Две ее монструозные брови сошлись на переносице.

— О нет, я ни в коем случае не хочу этого сказать! Что вы! — осталось продребезжать мне.

«Боги и демоны! — подумал я. — Моя домоправительница — сивилла!»

— То-то же. Когда-нибудь мой скромный труд станет достоянием общественности, — сказала Гарния, мечтательно поглядев в потолок. — Может быть, найдутся те, кто оценит его по достоинству… Не корысти ради затеяно это дело, но для просветления нравов…

О да, после девы о трех головах, пяти грудях и семи хвостах нравы в Эртилане, безусловно, просветлятся.

Я икнул.

— Вы знаете мое отношение ко всему этому, — продолжила Гарния. — К вашим занятиям магией и прочему!.. Но я смиряюсь со своей участью, ибо это есть мое предназначение… если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю…

— Но я же чародей, а не сапожник! Я не могу не заниматься магией! — взвыл я.

Гарния всегда пропускала этот аргумент мимо ушей, чем серьезно потрясала основы моего разума. Недалек тот час, когда они дадут серьезную трещину.

— Лучше бы вы были сапожником, — покачала головой домомучительница. — Тогда польза от вашей деятельности была бы несомненна. — Словно величественная карета, в которой ездит сама королева, Гарния развернулась, чтобы проследовать своим маршрутом. Но остановилась, чтобы довести до моего сведения: — Я не буду убирать этот беспорядок. В нем слишком много вашей дрянной магии.

Она оставила меня сидеть с открытым ртом и вылупленными глазами. С тем выражением лица, которое, по мнению Гермионы Скоппендэйл, мне очень подходит. «Сразу видно, — говорит эта милая девушка, — что с тебя взятки гладки».

Я немного посидел на полу, но затем нашел в себе силы встать. Мне определенно требовался отдых: часов восемь спокойного, глубокого сна. Лишь после этого я смогу хоть как-то мыслить и соответствовать высокому званию волшебника. Сейчас же моя голова напоминала пустую тыкву, которую срочно требовалось пристроить на подушке.

Леопольды Лафеты Третьи подождут. В конце концов, они в плену у своего дедули, а не у какого-нибудь незнакомого злодея.

Аномалия? Да пес с ней! Гарния сюда не сунется — чар она боится, а посторонние в гостиную не заходят…

Я начал восхождение на второй этаж, и мне удалось достичь вершины, на которой располагалась моя спальня. В бюро у меня хранилось зелье со снотворным эффектом — для особых случаев. И вот к бутылочке с этой коричневой терпкой бурдой я и присосался. Зелье подействовало быстро. Закупорив окно и задернув шторы, Браул Невергор грохнулся на кровать, ужиком юркнул под одеяло и уснул.

5

Я замычал, попробовал оказать сопротивление, но не тут-то было. Чьи-то решительные руки вцепились мне в плечи и трясли, трясли, трясли. Чего они добивались? Чтобы из меня вылетела душа?

Мычание я сменил на стон, чувствуя, как безвозвратно уходит магия снотворного зелья.

— Браул! Браул! Браул!

Голос вроде бы знакомый. Возможно, я когда-то слышал его.

Я вяло попытался объяснить, что сплю и просто не в состоянии ни что реагировать. Не прошло. И не могло пройти, потому что особа, каким-то образом попавшая в мою спальню, отличалась твердым характером.

— Браул! Поднимайся! Времени нет!

— Нет? — пробормотал я, не открывая глаз.

— Ну что за наказание! — сказал мой гость. Точнее, гостья. Мои уши вполне уже были способны отличить девичий голос от недевичьего. — Браул! Эх, будь ты солдатом, я бы давно тебя подняла…

Интересная мысль. Как? Протрубила бы сигнал «подъем»?

Зря, очень зря я об этом подумал.

Руки прекрасной незнакомки исчезли с моих плеч, а через секунду в спальне протрубил хрипло-пронзительный горн, звук которого заставляет королевских пикинеров со всех ног бежать на плац и строиться, по пути протирая глаза. Конечно, я не пикинер, не рейтар, не рыцарь или кто-нибудь в этом духе, но, извините, звук был такой, что мог бы заставить плясать чечетку даже мумию.

В общем, задергав конечностями, я закричал женским голосом. Такой вопль можно услышать в театре, в сцене, где героиня, молодая девица, видит в своей опочивальне страшного призрака. Лично для меня эффект от дудения в горн был тот же.

В следующий миг, ничего не соображая, Браул Невергор упал с кровати и бросился бежать. Одетый, кстати, в одни подштанники. Куда и зачем бегу — ни о чем таком я не раздумывал. Мой разум в тот момент находился где-то в другом месте, подозреваю, что даже в ином измерении…

С дикими воплями я выскочил из спальни и заметался, словно хомяк в аквариуме, по второму этажу. Скатившись на первый, я учинил небольшой погром и там, пока меня не схватили.

Человеком, совершившим сей подвиг, оказалась Гермиона Скоппендэйл, существо в своем роде уникальное. Насколько помню, она — моя троюродная сестрица, и ее род сопрягается с родом Невергоров по многим показателям. Мы с ней как сиамские близнецы — помогаем друг другу преодолевать жизненные неурядицы. Так уж сложилось, и роптать бесполезно, это я давно понял.

Гермиона не только сражает своей красотой всех подряд, но и добивается немалых успехов на ниве постижения магического искусства. Ее натаскивают мамаша и тетка, твердостью характера схожие с профессиональными патологоанатомами. Им палец в рот не клади — отгрызут по локоть. В подобном стиле с малолетства воспитывалась и Гермиона. Она умеет заставить вас делать то, что надо ей. Во всяком случае, на Браула Невергора это распространяется в полной мере.

Очнулся я от того, что Гермиона прикладывала к моему лбу холодный водяной компресс. Я смотрел на нее, как новый баран на старые ворота. То, что произошло с момента моего засыпания, память просто выбросила на помойку. Ничего не помню.

— Как ты здесь оказалась?

Лежал я на оттоманке в одной из комнат первого этажа, окна которой выходили на запущенный садик на заднем дворе.

Гермиона вкратце воссоздала события, начиная с момента, когда я своим криком наверняка заставил соседей подумать, что в моем доме прирезали юную деву.

— У тебя нервы не в порядке, Браул, — заметила Гермиона.

Словно заботливая мамаша, она сидела рядом со мной. Сердито-озабоченное выражение ее красивейшего личика навело меня на мысль, что вел я себя хуже некуда. Но! Попробуйте отдавать любимому делу всего себя и практически не спать сутки напролет. Прибавьте к этому общение со свихнувшимся Леопольдом Лафетом Третьим — и я полюбуюсь на вас!..

— Тебе нужно съездить на какие-нибудь воды — полечиться.

На волшебнице было прелестнейшее платье, а на голове — прелестнейшая шляпка с пером.

— Как же я поеду, когда Гарния следит за мной? — спросил я.

— Сейчас она не следит. И еще долго не сможет этого делать.

— Шутишь? Ее нельзя вразумить или подкупить — домомучительница считает, что выполняет высокую миссию, приглядывая за мной! Гарнию можно только превратить во что-нибудь, иначе…

— Я уже превратила, — сказала Гермиона, улыбнувшись.

— Как?

Я попробовал встать, уперся локтями в оттоманку, но волшебница надавила мне своими решительными ручками на голую грудь. Я прикрылся лежащим на мне домашним халатом.

— Повтори, о дева, свое радостное сообщение! Боюсь, слух подводит меня!

— Не валяй дурака, Браул! Я сказала, что превратила Гарнию в некое животное!

— Да благословят тебя боги! — прошептал я. — И как ты догадалась? Почему?

— Хотя твоя надзирательница и благоволит ко мне, но иной раз она просто невыносима. Не хотела меня впускать, представляешь! Сказала, что в доме и без меня полный бардак. Ну, такую наглость я стерпеть не могла. Заодно проверила комплекс трансформирующих заклинаний. — Гермиона полюбовалась своим маникюром.

— Ты применила Мутабор Первой Ступени? — спросил я.

— Да. Забавная вещица, надо сказать.

— И кем же теперь является домомучительница?

— Жабой. Я поместила ее в специально наколдованный аквариум. Ей там хорошо.

— Ты очень храбрая девушка!

— Я знаю. А вот ты, похоже, окончательно сошел с ума. Я так перепугалась, когда ты бросился бежать!

— Это потрясения сегодняшнего дня…

— Они связаны с тем, что творится в твоей гостиной?

— Напрямую. — Я приподнялся. — У тебя какое-то дело?

Гермиона погладила меня прохладной ладошкой по воспаленному лбу.

— Сделаем так. У меня есть еще примерно час, чтобы рассказать тебе о цели своего визита. Но тебе надо прийти в себя. Ибо дальнейшее потребует от тебя недюжинных сил — моральных и физических…

Я сделал собачьи глаза. Ну, такие жалостливые. Словно я… фокстерьер, которого выгоняют под дождь.

— Браул! — сказал волшебница сердито. — Ты хочешь заранее отказаться мне помочь?

— О нет, нет, конечно… просто… я несколько измотан. Не даю никаких гарантий… Ты заметила, что всегда, когда тебе нужна моя помощь, я немного не в форме? Это очень странно. Что бы это значило?

— Не знаю. А насчет формы — ты всегда такой. Будь ты рыцарем, тебя бы давно вытурили из воинского сословия за профнепригодность. Твое сердце подобно заячьему, мускулы — словно кисель, а мозг — как тарелка овсянки. В общем и целом, ты похож не на героя, а на мокрое полотенце!

— Да? И это говорит моя возлюбленная какая-то там сестра!..

— Троюродная.

— Тем более!

— Ну кто еще скажет тебе жестокую правду, Браул? — улыбнулась девица. — Это ради твоего же блага.

— Ну конечно…

— Ладно! Тебе надо взбодриться. Иди в спальню и оденься, а я пока приготовлю чай. Потом мы сядем и поговорим. Я расскажу свою историю, а ты — свою.

— Хорошо. Если такова моя судьба…

— Именно такова она и есть! — объявила Гермиона, поднимаясь.

Хотя росточка она была небольшого, сейчас она походила на величественную божественную матрону. Мамаша и тетушка, безусловно, наложили на нее свой неизгладимый отпечаток. Из-за озорного девчачьего личика проглядывала богиня.

Мне ничего не оставалось делать — только повиноваться.

Так или иначе, отказать Гермионе в помощи я не могу.

6

Юная волшебница впечатлилась моим трагическим рассказом и произнесла:

— Как все это странно.

— Не то слово!

Я пил бодрящий крепкий чай, в который Гермиона добавила парочку особых стимулирующих заклинаний, и с каждой минутой мне становилось все лучше и лучше. Я начинал воспринимать вещи в правильном свете.

К тому же настроение мне сильно подняла Гарния. Мы с Гермионой сидели в тихой столовой, а домомучительница, помещенная в аквариум, уютно пристроилась на подоконнике. Там ей было хорошо. Один свежий воздух чего стоил. Неосторожные любопытные мухи, прилетающие с улицы, немедленно становились жертвой жабьего аппетита, так что все были довольны. Гарнии очень шло быть жабой.

Я восхищался Гермионой. Она сделала то, на что я никак не мог осмелиться, хотя и нередко угрожал домомучительнице волшебной карой. Естественно, если я — мокрое полотенце, мои угрозы женщина-гренадер не будет воспринимать всерьез. Но моя сестрица не склонна бросать слов на ветер.

В общем, пока меня все устраивало.

— Я знаю Фероцию. Я знаю и Ирму. Обе они достойные девушки. Хорошие партии для любого, — сказала Гермиона, пригубливая чай.

— Леопольд так не считает. Во всяком случае, когда речь идет о Фероции, — ответил я. — Она несколько великовата, ты не находишь?

— Это на мужской вкус, — фыркнула юная волшебница. — Если девушка похожа на замковую башню, это еще ничего не значит. Она умна и начитанна.

— Допускаю. Однако речь идет не обо мне. Леопольд наотрез отказывается связать себя вечными узами с банковской системой.

— Леопольд просто болван.

— Согласен. Я вот, например, немногим от него отличаюсь, однако я тоже был бы против, если бы меня принуждали идти под венец разные старые негодяи!

— Вольфрам — его дед.

— Деды тоже могут быть злодеями.

— Если кто-то желает, чтобы его единоутробный внук остепенился, это не значит, что такой человек — злодей, — сказала Гермиона.

— Ты намекаешь, что встала на сторону зла?

— Браул, не строй из себя идиота. Я ни на чью сторону не встаю!

— Но, согласись, Вольфрам вел себя по-хамски, — сказал я. — Настолько свихнуться на старости лет, что наплевать на все правила приличия! Он оскорбил Невергоров, а если бы у него нашлось время, уверен, вспомнил бы и про Скоппендэйлов. Что бы ты тогда запела? В общем, вздорный старикашка вел себя так, словно я лично ему досадил.

— Он мог так решить, потому что вычислил своего внука у тебя в берлоге. Отсюда и подозрения в сговоре. Ты точно не звал Леопольда приехать в Мигонию? Точно не предлагал ему немножечко развеяться?

Я поклялся, что ни в чем подобном не замешан.

— Пожалуй, я попытаюсь разведать у Фероции, что все это значит. Она ничего не говорила мне о планах своего отца… Непонятно.

— У нее на лице нет ничего такого, что говорило бы о влюбленности в Леопольда?

— Нет.

— А вдруг она даже не подозревает о готовящемся коварстве?

Гермиона смерила меня странным взглядом — словно ребенка, который вдруг заговорил академическим языком, а сам еще даже не встал на ножки.

— Хм… — ответила она. — Хм…

— Не томи меня. Если у тебя есть соображения, выкладывай, — простонал я.

— Что-то за всем этим кроется. Зачем Вольфраму угрожать тебе и намекать о грядущем эпическом противостоянии? Ты ведь не наступал ему на мозоль?

— Я про то же! Он оттаскал меня за ухо, но это было давным-давно, и больше мы не пересекались.

— Но ты мог случайно перебежать старику дорожку, — сказала Гермиона.

— Я уже все допускаю! И какие планы он имел в виду, говоря, чтобы я даже не пытался их нарушить? Речь идет о Леопольде?

— Ты меня спрашиваешь? — надула губки девица.

— А кого же?

— Общаясь с тобой, Браул, я становлюсь такой же дурой! Это заразно.

Я многозначительно кашлянул. Гермиона может называть меня любыми словами, но всему же есть предел.

— Не пыхти. Ты сбил меня с толку. Итак. Леопольд удрал из Гордых Орлов, чтобы провести месяц в Мигонии. Развеяться, покутить и все такое прочее.

— Точно.

— Не перебивай!

— Ладно.

Гарния квакнула.

— Леопольд скрывается от своего деда, который хочет женить его на Фероции Зипп. Причем, намерения старика тверды, как алмаз.

— Тверже.

— Ага. Ага… Целый месяц Леопольд умудряется скакать по столице, посещать различные увеселительные места, в том числе те, где проводят время чародеи, но старик, который регулярно там бывает, его не заметил. Странно.

— У Леопольда обнаружился большой талант к конспирации.

— И никто не сказал Вольфраму, что видел его внука там-то и там-то…

— Тут есть объяснение, — сказал я. — Никто, кроме этих двоих, не знал, что Леопольду запрещено покидать поместье, поэтому его особое положение оставалось для общества тайной. Ну и что, что его видели? Просто никто не придал этому значения. Вот если бы внучок столкнулся с дедулей лбом в дверях «Речного Дракона», например, тогда другое дело…

— А ты умеешь соображать, Браул, — заметила Гермиона. — Значит, Леопольд думает, что его кто-то заложил?

— Да. Он считает, что Вольфрам обнаружил его присутствие в столице еще до бала.

— Сомнительно. Навряд ли бы он стал дожидаться этого дня и ловить его в людном месте, рискуя вызвать переполох, — сказала Гермиона. — Это очевидно, Браул. Старик столкнулся с внуком на балу и, конечно, пришел в ярость. Знай он все заранее, приготовил бы ему ловушку тихую и незаметную. Кстати, я на том приеме не была, но Ванда Брокель рассказывала мне о некоем молодом человеке с длинными белокурыми волосами, который появился неизвестно откуда и слонялся взад-вперед с дурацким выражением на красивом лице.