— Мы имеем время смотреть тиви, — сказал стрингер, вынимая внушительную бутылку виски. — Пить виски, смотреть тиви. Мы имеем сутки, чтобы нам понимать, как все будет идти. Я правильным путем говорю.

— По сути, ты прав. Но говоришь — как татарин, — честно сказал Васютин.

— Татарин? — удивленно переспросил Берроуз.

— Забудьты про татарина, — оборвал его Кирилл. — У меня новость.

Коля застыл с бутылкой в руке, глядя на Васютина.

— Есть экстрасенс, который что-то такое учуял. Что — непонятно. Может, он просто врет. Но он единственный, кто говорит, что чувствует странную энергетику.

— Бабулика? — радостно спросил стрингер, словно получил телеграмму о визите любимой бабушки.

— А хрен ее знает! Непонятно. Что твоя интуиция говорит? Когда бабка появится?

— Будем иметь много людей пропажею — будем иметь в Останкино бабулику. Я имею опыт, что сутки. Потом надо иметь реальный путь искать бабулику, — ответил Коля, со счастливой рязанской рожей разливая вискарь.

— Коля, если будет быстро много пропаж, то район могут закрыть. Эвакуация, оцепление, армия. Есть такой путь, как ты говоришь.

— Или мы имеем путь искать бабулику до армии, или мы имеем путь иметь проблему, — озабоченно сказал Коля. Его лицо разом потеряло счастливое выражение.

— Имеем путь иметь проблему, — задумчиво повторил Кирилл.

— Не правильно? — спросил канадец.

— Правильно, Коля. Проблемы будем иметь, это в лучшем случае. В худшем — проблемы будут иметь нас.

Берроуз явно расстроился, потому что решительно не понял последнюю фразу.

— Слушай, Коля, а если мы вдруг найдем бабку, что мы будем делать?

— Бабулика против фЭнтом. Мы будем иметь с ней один рИзон. Бабулика имеет путь к фЭнтом. И мы тоже.

— Как у тебя все просто, Коля, — чуть раздраженно ответил Кирилл.

Спокойствие и уверенность стрингера вновь дарили ему столь необходимую надежду. Но как только он логически возвращался к тому, что привидение должно указать им путь к магазину-фантому, надежды казались такими же глупыми, как и вся эта затея. Временами Кириллу казалось, что он сходит с ума на пару с отмороженным канадцем. «Значит, в этой ситуации можно действовать, только будучи сумасшедшим», — говорил он себе. И продолжал двигаться вперед. Сидеть перед телевизором и ждать неизвестно чего он физически не мог.

— Так, Коля. Будем искать бабулику сегодня, — решительно сказал он. Порывшись в карманах джинсовки, он вынул мятый бумажный конверт. — Вот твой новый номер, — сказал он, протягивая его канадцу. — А вот мой новый. Он простой. Запомнишь?

Берроуз внимательно посмотрел на смятый конверт, который Кирилл достал из другого кармана, и молча кивнул.

— Захочешь мне позвонить — вставляешь сим-карту, звонишь, отключаешь телефон и вынимаешь батарею. Понял?

— Да, я имею опыт.

— Ну, отлично. Сейчас я уеду часа на три-четыре. Вернусь с экстрасенсом, будем искать бабку. Но тебя, извини, с собой не возьму. Слишком опасно.

— Понял, — ответил Коля с видом смышленого пса и отставил в сторону бутылку виски.

«Канадец, — мелькнуло у Васютина где-то на краю сознания. — Наш бы из рук не выпустил». А вслух сказал:

— Сиди, смотри тиви. Звонить только в крайнем случае. Я поехал.

«Как мало времени, черт, — думал он, выезжая из гаражей. — Вроде еще с утра было полно, а сейчас уже в обрез». Набрав Федю, он коротко спросил:

— Как там Аня?

— Роды идут полным ходом. Схватка за схваткой, — бодро ответил Малаев.

— Понял. Позже наберу.

Выезжая из Останкина, он махнул рукой знакомому патрулю. Их лица выражали все то же ленивое спокойствие. «Сейчас домой, там куча дел», — мысленно собрался Кирилл. Всю дорогу до дома Васютин поминутно расписывал план действий. Он занимался этим даже в лифте.

Ворвавшись в квартиру, включил круглосуточный новостной канал и стал перемещаться из комнаты в комнату с четкостью сварочного робота на автоматической линии. Оптимизация его действий была идеальна. Пока загружался ноутбук, он успел подготовить сумки. Послал на принтер файл, в котором он собрал всю информацию об Останкине, начиная с 1560 года и по наши дни, включая карты и аэрофотосъемку. Пока принтер жужжал и плевался листами, полез в платяной шкаф. Нажав потайную кнопку на задней стенке, открыл сейф. Из шкафа он выбрался, держа в руках ПМ, ТТ, две коробки патронов и туристический топорик. Потом настал черед шмоток, и Кирилл вновь погрузился в шкаф. Через несколько секунд на диване рядом с оружием и распечатанным досье на район валялись два комплекта камуфляжа. Вскоре к ним присоединилась самая разная мелочовка от зарядника для телефона до успокоительных таблеток и походной аптечки. В строгом соответствии с планом, который сыщик разработал по дороге, диван медленно обрастал вещами. Все собранное дружно и организованно перекочевало в две спортивные сумки среднего размера. Застегнув их, Кирилл замер посреди комнаты, закрыв глаза. Мысленная ревизия продолжалась не больше минуты. Не выявив недостачи, Васютин вынес сумки в коридор.

Всё, остались только звонки. Он будет делать их с разных мобильных номеров, зарегистрированных на разных граждан. Кирилл не думал, что его пасут. Скорее он был уверен в обратном. Но ситуация с Берроузом тревожила очень сильно, потому он решил играть по правилам от начала и до конца. Итак, сначала канадец. Звонок первый. Васютин принялся жонглировать аккумулятором, сим-картой и телефоном, меняя номер. Набрав Ника, он сказал лишь пару фраз, из которых следовало, что его собеседник может ехать отдыхать. Жонгляж повторился. Второй звонок. Неизвестный был приглашен выпить пива за счет Васютина там же, где всегда. Снова перемена симки перед звонком. На этот раз Васютин звал собеседника на день рождения, но непременно с подругой.

Теперь он был готов. Почти. Вынув из ящика старомодного письменного стола, что достался ему от деда, вчетверо сложенный листок бумаги, Кирилл засунул его в карман джинсовки.

Настала пора прощаться. Вся его прошлая жизнь, от самого рождения и до этой минуты, была законсервирована на случай, если они вернутся. Вернутся все вместе — Женька, Оля и он. Если он вернется один, она ему не понадобится. Стоя в коридоре с сумками в руках, он повернулся лицом к квартире, пропитанной запахами его самых родных людей. Нежный аромат домашней стряпни, Олиных духов и его кожаного пиджака, что подарила ему жена «как настоящему чекисту». Прислушавшись, он воскресил в своей памяти крики грудного Женьки, заливистый Олин смех, романтические серенады ее любимого Фрэнка Синатры, стрекот Женькиного танка и звонкий стук его барабана, который несколько месяцев сводил их с женой с ума. Васютин жадно всматривался в мельчайшие детали их жизни, словно чувствовал, что никогда их больше не увидит. Вот трещина в облицовочном шпоне шкафа — похожа на богомола. Крошечный пузырек на обоях, зазубрины на пластмассовой вешалке, которую усердно втихаря грыз Женька в ту пору, когда у него резались зубы. Всматривался в их прошлое, заставляя себя верить, верить, верить… Верить, что все это станет их будущим, когда они вернутся.

Заперев дверь на три надежных замка, он открыл дверцу электрощитка и опустил тумблеры своей квартиры вниз, погасив свет. Воду он перекрыл еще раньше, когда собирался.

Заводя машину, Кирилл взглянул в зеркало заднего вида. В нем отражался их подъезд, в который Оля и Женька входили вместе, год за годом. Он вдруг понял, что вся его жизнь теперь впереди. Он твердо знал, что они живы. Где-то там, впереди…

Выехав из двора на шумный проспект, он отправился спасать свою семью.

ПОВЕСТВОВАНИЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОЕ

В полевом шатре Верховного командования армии императора Наполеона витал дух победы. Он озарял сиянием славы лица прославленных генералов и чванливых адъютантов. В речах слышалось торжество фанфар, а мундиры были готовы принять ношу новых орденов. Французские части входили в Москву.

За небывалым оживлением, царившим в Ставке французов, никто не заметил одного из молодых командиров кавалерийского полка, прибывшего в штаб без сопровождения, вопреки правилам военного времени. Он был высоким статным брюнетом, мужественным и безупречно сложенным. Глубокий свежий шрам, полученный при Бородине, украшал его хищное породистое лицо — свидетельство отваги. Он был молчалив и спокоен, будто бы знал о предстоящем голоде и морозах, поджидающих оккупантов на Смоленской дороге. Близость победы не восхищала его, ведь главное сражение в этой войне было для него впереди. Покоренные русские города ничто по сравнению с главным трофеем этой войны, ради которого он не раз рисковал жизнью в опасной северной стране.

Сухо сказав пару фраз одному из адъютантов, он остался стоять подле шатра. Через минуту из него вышел грузный седовласый мужчина в генеральском мундире. Увидев полковника, высокомерно взглянул на него и поздоровался коротким кивком головы.

— Я думаю, месье генерал, что нам было бы удобно переговорить наедине, — сказал полковник, холодно глядя на старика. Тот снова кивнул. Они отошли на порядочное расстояние от шатра, чтобы никто не мог их услышать.

— Я надеюсь, письма при вас? — спросил генерал Ануже, оглядев полковника презрительным взглядом.

— Безусловно, как я и обещал. Но сдержали ли вы свое обещание?

— Вы имеете наглость сомневаться? — раздраженно проскрипел генерал.

— Раз вы сомневаетесь в моей честности, то и я имею полное на то право, — парировал полковник, вытаскивая из-за лацкана мундира бумажный пакет с большой сургучной печатью.

— Что ж, оставим пустые разговоры, — сказал генерал, который явно тяготился этой встречей. В его руках появился конверт. Они поменялись бумагами. Полковник осторожно и благоговейно взял конверт из рук старика, отдав ему толстый пакет. Ануже принял его с явным отвращением, словно бы ему дали диковинного гада.

— Прощайте, генерал, — бросил полковник сквозь зубы и направился к своему породистому скакуну. Вскочив в седло, он пришпорил коня и поскакал в расположение своего полка.

Любой, кто наблюдал бы эту картину со стороны, без труда догадался бы, что полковник шантажирует генерала. Действительно: в пухлом бумажном пакете находились письма, компрометирующие незамужнюю дочь полководца.

Что же было в конверте, который достался шантажисту? Долговая расписка, дарственная, грамота о присвоении звания? Скорее всего так бы и подумал сторонний наблюдатель. Но… все было куда проще. И куда загадочнее. В конверте лежал приказ о выдвижении кавалерийского полка на означенные позиции, а именно — в село Останкино. С тактической точки зрения это был не самый удачный маневр. Но генералу пришлось пойти на это ради спасения чести дочери и ее будущего.

Итак, приказ был получен. Спустя несколько часов конница полковника без боя заняла опустевший дворец. Офицеры вольготно расположились в просторных залах и спальнях, закатив шумную пирушку по случаю победы. Их командир отчего-то неохотно присоединился к офицерам, но не пробыл с боевыми товарищами и часа. Удалившись от изобильного стола, виста и песен, он направился в окрестности владения. И любопытство его не было праздным. То тут, то там втыкал он в землю длинные острые колья, словно собирался разбить на завоеванной территории огород. Спустя несколько часов, когда сумерки стали сгущаться над Останкином, весь парк был щедро утыкан этими странными метками. Возвратясь во дворец, полковник простучал стены в поисках потайных ниш, иногда ставя мелом крест в тех местах, где он подозревал наличие тайников. Офицеры его полка давно уже спали, утомленные пирушкой, когда он закончил планировать завтрашние поиски. Полковнику не терпелось начать их прямо сейчас, но его французская темпераментность уступила педантичности, которую привносила в его характер немецкая кровь предков.

Той ночью полковник почти не спал. А если и удавалось ему впасть в тревожную дрему, то начинала сниться всякая дрянь — зловонные болота, полные истлевших трупов, да мерзкая старуха, посаженная на кол. В страхе просыпаясь, он зажигал свечу и, подойдя с ней к окну, подолгу вглядывался в темноту ночи в ожидании грядущего рассвета.

Когда первые лучи солнца показались в его спальне, он вскочил, нетерпеливо привел себя в порядок и принялся за дело. Спустя час работа была в самом разгаре. Солдаты рыли землю там, где торчали отметины, а некоторые офицеры снимали паркет и ломали стены тяжелой кувалдой в поисках тайников. Полковник объявил, что они ищут сокровища, спрятанные графом Шереметьевым. От такой новости его помощники стали работать куда усерднее. Сам же он нервозно перемещался между очагами раскопок, не забывая наведываться и внутрь дворца.

Безрезультатные поиски закончились с наступлением темноты. Но лишь для того, чтобы снова начаться наутро. На второй день полковник вместе с большой группой солдат отправился на местное кладбище. И хотя некоторые были испуганы, остальные азартно раскапывали и вскрывали могилы. Близость несметных сокровищ, о которых так усердно твердил их командир, пьянила людей все сильнее, притупляя страх и отвращение.

К вечеру второго дня окрестности дворца выглядели так, будто пережили нашествие гигантских кротов. Внутри замка тоже произошли немалые перемены. Некоторые залы были изрядно изуродованы, кое-где отсутствовал паркет. Все гобелены и картины, способные заслонить собою тайник, были сорваны. Большинство кресел и кроватей — выпотрошены, а столики редкой красоты изрублены вдоль и поперек.

Но несмотря на остервенелые поиски, сокровища никак не желали доставаться завоевателям, прячась в неизвестном укромном месте. Полковник на глазах становился все более встревоженным и злым. Когда дворец и парк погрузились в ночь, он приказал солдатам мастерить факела. Работа продолжилась и в темноте. Француз лично перебирал руками землю, откинутую из ям, из чего солдаты сделали вывод, что их командир либо спятил, либо ищет чего-то очень небольшое. Все еще надеясь на ценные находки, они из последних сил продолжали рыть. Полковник дал приказ разойтись лишь в три часа ночи. Его уверенность в удачном исходе поиска дрогнула. Он срывал злость на солдатах, вооруженных кольями и лопатами. Спать легли ближе к утру. Полковник долго ворочался, гоня от себя мысли о бесполезности поисков. Незадолго до рассвета крепкий безмятежный сон внезапно подкрался к нему, словно опытный диверсант.

Полковник проснулся от того, что кто-то бесцеремонно уселся на его кровать. Перевернувшись с живота на спину и приподнявшись на локте, он никого не увидел. Подумав, что ему приснилось, он решил поспать еще немного, ведь для продолжения поисков ему нужны были свежие силы и ясная голова. Но только он закрыл глаза, как все повторилось уже куда более отчетливо. Он явно услышал, как скрипнула половица, а кровать прогнулась так, будто кто-то уселся рядом с его ногой. Удивление сменилось страхом. Отважный полковник не смел открыть глаза, не зная, что увидит он в темноте запертой комнаты. С трудом преодолев ужас, он лишь слегка разомкнул веки.

На кровати сидел некто, субтильным сложением походивший на подростка или женщину. Комнату заполнил удушливый запах мертвечины и сырой земли. Вскрикнув, француз вскочил с кровати, надеясь, что видение пропадет. Но вместо избавления от ночного кошмара очутился в кошмаре куда большем. Бросив взгляд в темноту комнаты, он понял, что помещение полно людских силуэтов, которые медленно двигаются, будто переминаясь с ноги на ногу. Полковник застыл как парализованный. Запах гнили усиливался, не давая глубоко вдохнуть. Непрошеные гости стали надвигаться на него, издавая глухие хрипы. Некто продолжал сидеть на его постели не шелохнувшись. Но вдруг и он пришел в движение, медленно развернувшись. Полковнику казалось, что он вот-вот потеряет сознание, но этого не случилось. Тогда он зажмурился, чтобы не видеть этого безумия.

И тут же услышал дребезжащий старушечий голос.

— Зачем потревожил их? Мало тебе места на земле среди людей? — грозно вопрошал призрак. Всем своим нутром кавалерист чувствовал, что голос этот мертвый. Истлевшие покойники начали полукругом обступать его, вжавшегося в стену. Но старуха подняла руку, и они разом исчезли, оставив после себя лишь тошнотворный запах.

— Это ли тебе надобно? — спросил призрак, вытянув вперед полупрозрачную ладонь, на которой покоилось бледно-голубое свечение, в котором угадывался редкой красоты перстень. — Так я укажу тебе дорогу, — проскрипела она. И медленно повернувшись спиной к полковнику, двинулась к окну.

Внезапно каменное оцепенение, намертво сдавившее французского полковника, отхлынуло. Всей силой воли превозмогая ужас, он, как был в одном исподнем, бросился вслед за старухой.

Наутро кавалеристы искали своего командира. Сломав дверь в его спальню, нашли нетронутым мундир, сапоги и панталоны. Сабли и пистолеты тоже были на месте. И только необъяснимый запах мертвечины говорил им о том, что ночью произошло здесь что-то необъяснимое.

Несколько раз прочесав дворец, парк и все Останкино, французы не обнаружили ни своего командира, ни каких-либо его следов. После шумных дебатов офицеры решили, что тот все-таки нашел сокровища, которые они пытались извлечь на свет Божий, перерыв столько земли. Было очевидно, что он скрылся с находкой, не желая делиться ею с товарищами. Такой недостойный поступок вкупе с дезертирством не только уничтожал честь и репутацию полковника, но и бросал тень на весь полк. А потому после долгих споров офицеры решили пойти на подлог. Вырыв могилу на местном кладбище, где еще вчера оскверняли они прах мертвых в поисках богатства, солдаты похоронили наскоро сколоченный пустой ящик, поклявшись, что станут в один голос говорить, что полковник скончался от сердечной хвори. Установив на холмике свежей земли грубо сколоченный крест, они прибили к нему табличку, на которой перочинным ножом было вырезано: «Жиль Орнан, полковник. 1783–1812». Воинские почести подлому кладокопателю воздавать не стали. Спустя несколько часов французские кавалеристы покинули Останкино.

А Жиль Орнан, приходившийся опричнику Орну далеким родственником, все-таки вернулся во дворец. Ближе к вечеру к его парадному входу подполз немощный старик. На вид ему было не меньше ста лет. Дряблая кожа обвисла, а глубокие морщины сделали его лицо почти неузнаваемым.

Совершенно беспомощный, он лишь шевелил губами да протягивал руки к заветному перстню, что грезился ему. Легенда о всемогущем сокровище передавалась из поколение в поколение в семье Орнанов. И Жиль, прояснив подробности, стал одержим ею.

Пытаясь заползти на ступени, старик вдруг обреченно вздохнул, закрыл глаза и тихо отдал Богу душу. Смоленская дорога, которая погубит многих из его полка, больше не угрожала его жизни. Он прожил многое за те несколько часов, что кружила его богомолица по здешним болотам.