— Да читал я, — отмахнулся Афанасьев, небрежно сморщившись.

— Мы, конечно, поздно за стрингеров взялись. Но когда решили ему на хвост сесть, то он вдруг резко пропал. При этом из Останкина не уезжал.

— Думаешь, у него есть свой крот в Экстренном штабе?

— В Экстренном штабе эта тема вскользь поднималась. А о том, что мы его пасти собрались, в Штабе вообще не знали. Так что скорее всего сведения ушли из Останкинского ОВД. Две недели в стране, старается не отсвечивать, а информацию у ментов добыл. Именно ту, которая его касается. Неплохо, да?

— Вова, я тебе верю, что парень крутой. Что кроме этого? Записи у него нет. Передать видео дистанционно вчера или сегодня он не мог. Мне технари клялись мамой. Снял бы раньше — давно съехал бы.

— Кроме этого, Пал Ильич, могу сказать, что я уверен — если бы он ничего не снял, то он бы из зоны и не вышел.

— Да просто понял, что отловят на днях, вот и все.

— Одним словом, чтобы у нас было что-то, надо его плотно брать в оборот. Очень плотно.

— Лукашин, ты что за ковбой такой, а? Чтобы плотно взять, нужны основания. Где они? Очередной стрингер сдаваться вышел, делов-то!

— Пал Ильич, я думаю, что мы прямо сейчас совершаем большую ошибку. Его надо закрывать.

— Володя, ты заметил одну интересную особенность?

— Какую?

— Иностранец он, Володя. Вот что… И иностранцу этому по российскому законодательству грозит административная ответственность. Всего-то — сраный штраф. Забыл, как мы тогда с итальянцем обгадились, а?

— Пал Ильич, да вы что?! Это ж особенный случай! Хрен с ним, что он иностранец! Ведь можно все и по-черному сделать.

— Я согласен! Можно, Вова, и нужно! А кто тебе это позволит, если оснований нет?! Ради чего подставляться-то, а?!

— А если он запись в зоне оставил?

— Ты что? Там сейчас такой режим, что вынести ее нереально. Да и некому. Кто в это ввяжется? Канадцу надо было кого-то из генералов ВВ вербовать или из наших. И если даже допустить такую фантастическую возможность… Все равно она там и сгниет. Если бы снял, он бы ее потащил с собой!

— Пал Ильич! Поверьте мне, я эту братию по долгу службы изучал. Он единственный, у кого были шансы на успех. Его нельзя отпускать!

— Да что ты причитаешь, Лукашин, когда есть объективная реальность. Или ты находишь для конторы аргументы… хотя бы один аргумент, и мы его сразу выводим за рамки закона… Или он платит штраф и едет в Канаду к березкам!

В ответ Вовка сердито промолчал.

— Сейчас с ним Таращенко поработает… Растаращит его как следует да и скажет, врет он или нет. Там методика проверенная. Сколько раз выручала.

— А если врет, то…

— То это сигнал, что надо работать дальше. И не паникуй ты раньше времени. Он у нас всего-то пару часов. Время есть еще. На детектор его посадим завтра, по-любому, что б там Таращенко ни сказал.

В реальности же дело обстояло немного не так, как представлял себе Пал Ильич. И совсем не так, как это виделось Таращенко. Оба они не знали, зачем жена сотрудника группы программного обеспечения «Системы мониторинга» отправила пустую эсэмэску, когда муж попросил ее поджарить курицу. Не ведала этого и сама Света, да и муж ее тоже. Об этом не догадывался даже Коля Берроуз, хотя очень ждал результата странного Светиного поступка.

Исчерпывающей информацией обладал лишь Кирилл Васютин. Но сейчас он был слишком далеко.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ

Новенький патрульный «уазик» внутренних войск проезжал мимо дома номер 8 по Аргуновской улице. Кроме двух солдат и офицера, в машине сидел монах богатырского телосложения. Один из солдат то и дело украдкой поглядывал на него, словно в подтверждение того, что никакая наука не справится с тем, что происходит в Останкине.

— Гражданский! — неожиданно не то вскрикнул, не то взвизгнул офицер, сидевший на переднем сиденье. Отец Алексий вздрогнул от неожиданности и подался вперед, стараясь разглядеть нарушителя режима. Метрах в двухстах от них, за бойлерной, что стояла напротив опустевшей школы, он ясно увидел маленькую фигурку в черном. Она казалась бесформенной, вероятно из-за мешковатой одежды. Скорее всего ребенок или женщина в дождевике.

— Задерживаем! — азартно скомандовал офицер, и водитель прибавил газу. Молоденький солдат сосредоточенно оглядел свой автомат, словно собирался из него стрелять. Офицер успел сказать: «Баба, что ли?» После того как была дана команда на задержание, прошло не более четырех секунд.

Все, что было после, имело серьезные последствия. Офицера и солдат таскали на военную психиатрическую комиссию, а в своей части они прослыли психами. Отца Алексия к врачу не потащили, но он был вызван к самому Патриарху, чтобы лично рассказать Верховному иерарху об этом происшествии. А после был допрошен вежливыми федералами.

Так как всех трех военных признали здоровыми (лишь у одного из солдат был крайне низкий уровень интеллекта), событие это было внесено в «Систему мониторинга». И хотя данная информация не разглашалась, она все-таки попала в прессу, мгновенно обрастая красочными описаниями и домыслами тех, кого там и рядом не было.

Почему именно четыре секунды? Этого времени хватило, чтобы машина успела набрать скорость, а все, кто был в ней, — увидеть происходящее, с трудом осознать и как-то отреагировать.

Первым потерял дар речи шофер. Когда машина рванула вперед, чтобы догнать нарушителя, перед лобовым стеклом «УАЗа» произошел фантасмагоричный спектакль. Фигурка в темном удалялась от патруля так же проворно, как и патруль пытался догнать ее. Шофер «уазика» с низким ай-кью дернул коробку передач и прибавил скорости. Нарушитель не стушевался и спокойно двинулся в сторону перекрестка Аргуновской и Королева. Водитель «УАЗа» вновь прибавил скорость. Натужно взревев, внедорожник продолжил свою погоню. Однако расстояние между машиной и нарушителем оставалось прежним.

Это было нельзя объяснить, но это происходило здесь и сейчас. Реакция в патрульной машине была самой разнообразной. Офицер безбожно крыл матом, второй солдат воинственно передернул затвор, а отец Алексий перекрестился. Нарушитель уходил прямо у них из-под носа! Уходил… не бегом и не прыжками. Он попросту спокойно шел… с той же скоростью, с которой двигался «уазик»! Солдат запричитал что-то невнятное, а офицер стал тяжело сопеть, словно его кто-то душил. Вдруг он схватил рацию неуверенными руками и принялся орать в нее:

— Всем патрулям! Срочно! Преследую неизвестное… которое… оно… впереди сейчас!

Так и не закончив свое неуставное послание, он бросил рацию куда-то под ноги.

«Неужели это и есть та самая Пелагея?» — спросил себя монах, зачарованно глядя в лобовое стекло на силуэт впереди. Он быстро удалялся по направлению к Первой Останкинской улице, и расстояние между патрулем и мистическим объектом стало стремительно расти. И тут фигура пропала из вида.

Патруль свернул на Королева. Водитель продолжал гнать на предельной скорости, будто все еще преследовал кого-то.

— Стой! Тормози! Ты… это, как тебя… чтоб тебя! — заорал на него офицер. Тот испуганно ударил по тормозам, прижавшись к обочине. Командир патруля выскочил из машины и рывком открыл заднюю дверь, рядом с которой сидел монах. С размаху бухнувшись на колени, стал лепетать, протягивая к священнику руки: — Батюшка, отец родной, Христом Богом умоляю, благослови на войну с этим… с нечистой силой! Благослови! А то ведь так и не узнаем…

Он запнулся, не договорив фразы. Священник вылез из «уазика», перекрестил бледного офицера, сказав «благословляю, сын мой». Тот, стоя на коленях, пошел вперед и стал неуклюже ловить руку монаха, норовя поцеловать. Отец Алексий заботливо помог ему подняться, дал приложиться к распятию и усадил обратно в «уазик», из которого за этой сценой наблюдали испуганные солдаты.

Некоторое время спустя они были рядом с КПП, через который отец Алексий въезжал в Останкино. Когда до поста оставалось метров триста, рация, установленная в машине, вдруг затрещала, шипя и скрежеща помехами. Водитель недоуменно посмотрел на нее, нажал какую-то кнопку, но звук не исчез.

— Что это с рацией-то? — боязливо спросил майор, выключил и сразу включил снова. Однако эта нехитрая техническая уловка не помогла — рация отвратительно трещала.

— Стойте-ка, стойте! — вдруг зычно сказал монах, подавшись всем телом вперед. Водитель послушно остановился. — Глуши, — бросил ему Алексий, и тот послушно выключил двигатель. Салон наполнился мерзким техногенным треском неисправной рации.

— Что? — прошептал майор.

— Тихо, — шикнул на него священник. Ему показалось, что сквозь треск слышны повторяющиеся звуки. Удивленные патрульные замерли. Просидев не меньше минуты, отец Алексий вдруг выхватил из своего портфельчика блокнот и карандаш, наклонился к рации и снова застыл. «Хр-р-р… а… мгы…. джз…а… кш т-тры… тч… и… и… бп…э… дту… джз… а… вф… юу… тшч» — слышалось на фоне помех. С минуту, кроме треска, ничего не различалось. И вдруг — опять звуки. Тщательно записав звуковую абракадабру, отец Алексий бросил недоумевающему майору, что ему просто показалось.

Покинув Останкино, монах дошел до первого попавшегося сквера, где уселся на лавку и вновь достал блокнот. Набор звуков, который он услышал с интервалом в минуту, был одним и тем же, полное совпадение. «Наверняка ерунда какая-нибудь! — подумал он. — Стоит рядом какой-нибудь передатчик, вот и излучает. А я-то хорош! Бросился послания искать». Посидев пару минут с блокнотом в руке, монах все же взялся за карандаш. Вскоре на отдельной странице появилась надпись, которую он сложил из записанных им звуков. Получилось «Хр-р-рамгыджзакшттры тч иибпэ дтуджз авфюутшч». «Видать, и вправду чушь», — пробормотал он, убирая блокнот.

Добравшись до своего жилища в Свято-Даниловом монастыре, Алексий снова вернулся к листку с ахинеей. Просидев над ним пару часов, обругал себя мистиком и решил больше не брать запись в руки. Усердно помолившись на вечере и вернувшись к себе, он первым делом схватился за листок. Теперь ему потребовалось всего полчаса, чтобы составить новую запись. Она выглядела так: «ХР-р-рАМгЫджЗАКшттРЫТчИИБпЭ ДтУдж З АВфюУТшч». Уже не ломая голову, отец Алексий просто переписал заглавные буквы. И долго еще монах не мог отвести взгляда от листка, на котором было написано его рукой: «ХРАМЫ ЗАКРЫТИИ БЭДУ ЗАВУТ».

ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ

Очнувшись, подполковник Васютин испугался, что он лежит сейчас в подвале гаража, придя в себя от кошмарного сна. Пульсирующая боль монотонно била в темя. Он начал открывать глаза. Но не так, как это нехитрое движение совершают каждое утро миллиарды землян. Кирилл делал это плавно, по чуть-чуть. Словно трехлетний ребенок, заглянувший в дальний темный угол под кроватью, он был готов в любую секунду снова крепко сжать веки.

Кирилл не думал об опасности. Не пытался анализировать ситуацию в поисках алгоритмов спасения. Его разум, измотанный невероятными событиями последних часов, вероломно вышел из игры, передав Васютина в заботливые руки инстинкта и интуиции.

«Бегом спасаться!!!» — гаркнул инстинкт самсохранения, поднимая обессилившего и дезориентированного Васютина. Но дальше дело не пошло. Поднявшись, Васютин увидел…

И поначалу не поверил в увиденное. Перед ним был стандартный зал большого супермаркета. Светло-бежевые стены, высокий подвесной потолок, крупная плитка на полу. Зал с рядами металлических стеллажей, заполненных товаром, выглядел вызывающе буднично. Лишь только Васютин собрался бежать, послушно повинуясь инстинкту, как сознание вернулось к нему. Кирилл замер, затравленно оглядывая помещение. Бессвязные мысли обрушились на него: «Который сейчас час?», «Я не младенец, значит — не рождался», «Где мои трусы и рюкзак?», «У меня две руки, это хорошо!»… При этом между собой мысли эти не общались, словно чванливые вельможи, не представленные друг другу на званом вечере. Их вопли отдавались эхом паники и трусости.

Васютин чувствовал, что не контролирует себя. Страх бурлил в нем, то поднимаясь до самой вершины его личности, то оседая ниже. Кирилла трясло конвульсивной дрожью, пот заливал лицо. Он еле слышно что-то бормотал, будто блаженный. Никогда раньше он не испытывал такого унизительного бессилия. Изо всех оставшихся сил он боролся с животным желанием бежать прочь от банального, казалось бы, безобидного торгового зала. «Закрой глаза, полегче станет», — сказал ему внутренний голос.

— Да, да, закрыл, — бормотал Кирилл, задыхаясь от нахлынувшей адреналиновой волны.

Он со страхом открыл глаза и осмотрелся внимательнее. За спиной высилась большая пластиковая стена с символическими изображениями продуктов, точь-в-точь как в советские времена. В верхней части этого сооружения Васютин увидел указатель «кассы». «Какие кассы? Зачем? — растерянно прошептал он. И тут же насторожился: — А где же покупатели?»

Кроме самого сыщика, в магазине не было ни души.

Зато оказалось, что Кирилл все же одет — камуфляж был на нем. «Рюкзак… где он? Был слишком громоздким и не прошел сквозь родовые пути? Вполне возможно! — Васютин сделал пару несмелых шагов, словно боялся вновь оказаться в Останкине. — Ну вот, и ничего страшного», — продолжал повторять он себе, отрывисто глядя по сторонам, словно в каждую секунду ожидал нападения.

Сделав несколько шагов, остановился. Дрожь стала затихать, а в сознании начали вырисовываться главные вопросы: «Жив я или нет? Здесь ли Оля с Женькой? В этом месте есть еще кто-нибудь, или я один?» Он жаждал получить ответы на них. И боялся этого.

Эти три вопроса заполнили все его сознание. Секундная трусость прошла, и он продолжил открывать глаза. Открыв их полностью, увидел свою руку, руку взрослого мужчины. Первое облегчение придало ему сил. «Пока все не так страшно», — уговаривал себя Васютин. — Но…»

Это внезапное «но» захлестнуло его новой тревогой. «Что-то не так, что-то… Тишина! Здесь абсолютно тихо. Не паникуй, возможно, так и должно быть». Собравшись с духом, он рывком сел, окинув испуганным взглядом свою новую реальность. Шок, вызвавший саботаж психики и минутную недееспособность, отступал. Васютин медленно обретал себя и свой разум. Осторожно ступая в сторону стеллажей и цепко оглядываясь, он по привычке вынул пистолет из кобуры.

Кирилл вспомнил о часах, секундомер которых старательно отсчитывал время с того момента, как он переступил порог фантома. Васютин вскинул руку и взглянул на циферблат. Остановился, закрыл глаза, протяжно вздохнул и открыл их снова. Показания секундомера не изменились.

— В общем-то, неудивительно, — пробормотал он, растерянно глядя на время. Японская электроника упрямо утверждала, что его сверхъестественное приключение началось 37 часов 17 минут назад. «Так… Если дорога из того мира в этот заняла больше полутора суток, а казалось, что минут двадцать, не больше… то возникает вопрос: как здесь течет время? Здесь сутки — там месяцы? Или такое искажение происходит только во время входа?» Толком не надеясь на то, что ответ найдется, Васютин решил продвигаться дальше.

Аккуратно ступая, он двинулся в сторону касс, внимательно прислушиваясь и стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки. Но напрасно. Он слышал лишь собственные острожные шаги. Никаких признаков присутствия людей не было. Добравшись до касс, он увидел обычное объявление, напечатанное на небольшом виниловом баннере. Оно гласило, что выход к кассам осуществляется только со стороны торгового зала.

— Обязательно осуществим, но втроем, — сказал он, словно заклинание. И продолжил поиски. — Магазин… Должны быть посетители, ведь так? — спрашивал себя Кирилл. — И продавцы. Где ж они все? Или это мой персональный фантом?

Он бродил по периметру супермаркета чуть меньше часа. За это время Васютин обнаружил лишь стерильно чистый сортир. Пристально исследовав его, он наткнулся на очередное небольшое открытие. Но не сразу. Поначалу кафель, раковины, три писсуара и четыре кабинки с унитазами выглядели совершенно банально. Он смыл воду в одном из них, открыл кран, опасливо подставив ладонь под струю. Ровным счетом ничего необычного. И вдруг внезапно его осенило. Он стал внимательно разглядывать сантехнику и вскоре понял, что на ней нет абсолютно никаких упоминаний производителя. Сантехника была совершенно чистой, без каких-либо надписей или логотипов.

— Мелочь вроде, — произнес он. — Но мелочь эта очень значительная. У нас там такого не бывает.

Еще раз осмотрев туалет, Васютин вышел из него и осторожно продолжил свой путь.

Обшарив всю открытую площадку у входа в торговый зал, Кирилл не обнаружил ровным счетом ничего примечательного. Никаких следов пребывания людей. Не видел он и выхода или какого-нибудь указателя к нему.

Прежде чем идти в зал с секциями, Васютин решил взять паузу, чтобы окончательно взять себя в руки и тщательно все обдумать. Мысль о том, что он находится здесь один, сильно пугала его. Он не желал рассматривать ее, даже как гипотетическую. «Нет, не может быть, чтоб один. Это конечно же не магазин, а лишь видимость магазина. Но кто-то здесь есть, кроме меня, это точно. Если и не все пропавшие в Останкине, то хотя бы некоторые из них. Боже, умоляю, Женя с Олей должны быть именно здесь!»

Даже призрачная возможность того, что вся эта территория пуста, уничтожала его.

Его путь лежал в зал с секциями, который занимал большую часть магазина. Казалось бы, он уже давно должен был отправиться туда. Но странное предчувствие останавливало Кирилла. Он прислушивался к себе, пытаясь разгадать ребус, который подкинула ему собственная интуиция. Крепко подумав, наткнулся на сплошные абстракции, а потому плюнул на эти попытки и направился в торговый зал.

Вход в него представлял собой узкий коридорчик между двумя огромными пластиковыми стенами цвета лазури, в конце которого были видны две железные дверцы, точь-в-точь как в обычном супермаркете. «И здесь никаких надписей. А ведь в таком магазине в Москве все утыкано рекламой, — думал Васютин, в нерешительности притормозив у входа. — Или хозяин заведения ничего не знает о двигателе торговли, или… Да ему плевать на этот двигатель. Ведь он здесь не торгует».

Мерзкий холодок зародился где-то в груди и мелкой рябью разбежался по всему телу. «Не торгует. А что тогда делает?» Медленно, с чувством перекрестившись, Кирилл двинулся ко входу. Дверки послушно разошлись от легкого толчка, и Васютин сделал широкий шаг, внутренне сжавшись и приготовившись увидеть все что угодно.

Он огляделся. Все пространство было разделено на две секции большими синими табличками, прикрепленными к потолку тонкими стальными тросиками. Объемными белыми буквами на них было написано «Продукты» и «Бытовые товары». Следом тянулись бескрайние стеллажи со множеством полок. Над ними висела все та же глухая тишина. Снова перекрестившись, Кирилл вынул из заплечной кобуры ТТ, передернул затвор и направился в продуктовую секцию. Он не верил, что пистолет сможет спасти его от угрозы, которую таил пустой магазин, но так ему было спокойнее.

Медленно, словно тщательно взвешивая каждый свой шаг, Кирилл двинулся между огромными холодильниками, освещенными изнутри голубоватым светом неоновых ламп. «И здесь тоже никакой рекламы», — вскользь отметил он, продвинувшись на пару метров. Подойдя к одному из рефрижераторов вплотную, он увидел в нем стопки полиэтиленовых упаковок с сырым мясом. Не решаясь взять товар в руки, Кирилл замер и прислушался.