— Так-так-так, — прошептал, протягивая руку к холодильнику. — Прохладно… А звука-то нет.

Присев, он наклонился к агрегату и снова прислушался. Тишина. «Или холодильник абсолютно бесшумный, или… Что? Холодильника нет, а холод — есть, так, что ли?» Стало не по себе. Зажатый в руке пистолет не спасал от нервной дрожи во всем теле. «Спокойно! — приструнил себя Васютин. — Черт с ним, с холодильником. Двигаемся дальше». В следующем рефрижераторе он обнаружил пакеты с замороженным картофелем, нарезанным для жарки на ровные дольки.

— Все упаковки без опознавательных знаков. И ценников конечно же нет, — задумчиво произнес он. — А это картошка? — шепотом спросил себя Кирилл. — Никаких признаков торговли. Или просто муляж?

Честно признавшись себе, что взять пакет из холодильника очень страшно, он перевел дух, осенил себя крестным знамением и протянул руку. Помедлил, а затем молниеносно схватил первый попавшийся пакет. Боязливо поднес его к лицу и внимательно рассмотрел.

— Вроде обычная картошка, — облегченно вздохнув, сказал Васютин. И уже хотел было положить обратно, но вдруг решил открыть, чтобы быть до конца уверенным в том, что это всего лишь навсего банальная пища. Надорвав край пакета, он запустил туда пальцы и достал пару мороженых долек.

Понюхав их, Кирилл внезапно почувствовал острый приступ дурноты. Выронив пакет, он покачнулся, борясь с сильнейшим головокружением.

«Черт, что это?» — успел подумать он, прежде чем напольная плитка под его ногами стала мягкой и подвижной. В попытке удержаться на ногах Кирилл схватился за бортик холодильника. В следующую секунду в глазах потемнело, потом появился яркий бело-голубой шар, вибрирующий и издающий резкий звон. Сознание наполнилось сильным запахом жареной картошки, который выталкивал из него кричащий вопрос: «Неужели это конец?» Через мгновение неоновый шар лопнул, обильно обрызгав его зрительный нерв крупными светящимися каплями, и Васютин рухнул в узкий черный тоннель.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ

Два дня кряду Малаев занимался кропотливой и утомительной бумажной волокитой, которая все глубже и глубже засасывала его в бюрократический водоворот. Когда он только начал писать различные заявления и заполнять бесконечные формы, Федя надеялся, что управится за несколько часов. Но каждый новый документ порождал еще парочку, которые в свою очередь влекли за собой новые бумажки. Казалось, что бюрократическая химера размножается делением и этот кошмар никогда не закончится.

Но на исходе вторых суток Феде все же удалось собрать весь пакет документов, который сулил ему надежду на то, что скоро он попадет в Останкино. И попадет не один, а с группой экстрасенсов.

В плане работ Малаев указал четыре точки, которые ему необходимо было посетить вместе со своими людьми. Останкинская башня, церковь у Шереметьевского дворца, дом номер 12 по Аргуновской улице и улица Новомосковская. Сдав пакет документов, Федя ждал, заручившись поддержкой Павла Ильича Афанасьева, с которым Малаев был немного знаком и который обещал ускорить процесс.

Вечером следующего дня разрешение было получено. Семь одноразовых электронных пропусков лежали во внутреннем кармане Фединого вельветового пиджака. Потянулись томительные часы ожидания, а мандраж все усиливался.

Ночью накануне выхода в зону Малаев почти не спал. Ворочаясь в душных складках теплого одеяла, он на разные лады представлял себе исход завтрашнего дня. Старательно уговаривая себя, что все получится, он гнал от себя отвратительные натуралистичные картинки своего ареста и допроса с пристрастием в стенах родной конторы. «Боже мой, Федя, идиот! Во что ты ввязался? — то и дело думал он, лежа в своей кровати. — Ты против ФСБ, МВД и внутренних войск. И как ты думаешь, каковы шансы на успех?»

Ответ был очевидным и неутешительным. «Но если получится, Федя, тогда… Да, оно того стоит», — вновь и вновь уговаривал он себя, надеясь на лучшее.

Рывком вскочив с постели за несколько минут до звонка будильника, он практически рефлекторно совершил утренний ритуал подготовки к выходу из дома. Спустя час он уже стоял вместе с шестью своими экстрасенсами у центрального контрольно-пропускного пункта. КПП представлял собой по-военному суровое громоздкое сооружение, собранное из стальных листов и бетонных блоков и увенчанное смотровой вышкой, на которой дежурили два вооруженных бойца. Рядом находились массивные автоматические ворота для автотранспорта. Надежный трехметровый забор с колючей проволокой, уходящий вдаль, роднил КПП с зоной.

Никто из Фединой группы не общался с Надей, а потому и не знал о ее загадочной смерти. Четверо мужчин и две женщины, лучшие из его команды, которую он собирал много лет, лишь изредка перекидывались бытовыми фразами. Они были немного взволнованы и собранны перед ответственным испытанием. Сегодня им предстояло обнаружить очаги паранормальной активности. И хотя несколько подобных заданий они уже с честью провалили, в каждом из них жила надежда на успех.

Жила она и в Феде Малаеве, которому в тот день было решительно плевать на прежние результаты своих подопечных. Во-первых, он не верил в то, что их экстрасенсорные потуги приведут к чему-нибудь стоящему. Во-вторых, после того как он получил смс-сообщение, о котором предупреждал его Васютин, перед Федей в полный рост встала новая реальность, косвенно подтвержденная выпусками новостей. Рядом с ней его «колдуны» как-то разом обмельчали, да настолько, что почти перестали его интересовать. А в-третьих, и это было самое главное… Его сугубо земная и на первый взгляд несложная миссия бесцеремонно завладела его сознанием, не оставив в нем места для прочих переживаний.

В 9.55 утра для него и шестерых его экстрасенсов началась процедура допуска. Молоденький лейтенант хорошо поставленным голосом тщательно зачитывал им правила поведения в зоне Останкино. Суть их сводилась к нехитрому тезису «без патруля даже не дышать», переиначенному в различные запретительные и предупредительные фразы. Подписавшись под трехстраничным документом, экстрасенсы прошли контроль, очень напоминающий досмотр в аэропортах. Для Малаева как сотрудника ФСБ процедура была чуть упрощена, что придало ему дополнительной веры в успех.

При выходе из КПП, уже на останкинской земле, их встретил патруль внутренних войск. Его командир в звании капитана и с говорящей фамилией Собанин был действительно похож на матерого сторожевого пса. Неподалеку от него стояли четверо солдат при полной боевой амуниции, неотъемлемой частью которой было суровое и решительное выражение лица.

Отдав честь, капитан представился и развернул какую-то бумажку.

— Так, четыре пункта, тридцать минут на каждый. Плюс дорога. Расчетное время пребывания в зоне Останкино — два с половиной часа, — твердо отчеканил он. — Руководитель группы… Малаев?

— Да, это я, — откликнулся Федя, протягивая капитану удостоверение.

Мельком заглянув в него, Собанин кивнул и указал на синий мини-вэн:

— Вот наш транспорт. Все ознакомились с правилами? — задал он риторический вопрос. И добавил: — Моим приказам следовать неукоснительно. Здесь у нас в общем-то военное положение, хотя войны и нет.

— Дисциплину я вам обещаю, — заверил его Малаев, в сотый раз тщательно обдумывая, как он будет эту дисциплину нарушать.

Спустя пару минут после того, как машина тронулась, они уже были у Останкинской башни. Легкий ветерок чуть колыхал ветки деревьев. Выйдя из мини-вэна, Федя пристально посмотрел вокруг. Щебет стайки воробьев, оккупировавшей куст сирени, звучал необычайно громко. В опустевшем районе у них было не так много конкурентов. Лишь рокочущий звук низкого пролетевшего вертолета заставил птиц на время замолчать. Переведя взгляд на своих подопечных, Малаев сказал:

— Ну что ж… Максимум собранности. В случае малейшего контакта — условный сигнал: дважды поднятая вверх рука. Приступаем.

Экстрасенсы рассосредоточились на зеленой лужайке, что раскинулась перед телевышкой. В нескольких метрах позади них шли солдаты, напряженно поглядывающие по сторонам. Капитан остался с Малаевым, справедливо решив, что, будучи старшим среди военных, будет присматривать за старшим среди «колдунов». Малаев тщательно старался скрыть нервное ожидание, которое грызло его изнутри, заставляя сжиматься сердце и потеть ладони.

— Крутые экстрасенсы эти? — поинтересовался Собанин, прикуривая.

— Да, крутые. А толку-то, — ответил Федя со вздохом.

— Чего, ни хрена они у тебя не видят? — панибратски спросил у него капитан.

— Ничего конкретного, вот в чем беда, — снова вздохнул Федя.

— Вдруг повезет им сегодня… Я фартовый, — сплюнув, процедил военный.

— Дай Бог! — искренне ответил Малаев, мечтая лишь о том, чтобы повезло сегодня ему.

— Куда потом? — уточнил капитан.

— К церкви.

— Может, лучше на Новомосковскую? Она же вот, прям за спиной у нас.

— Нет, надо к церкви. Чтоб на контрасте работали, — с важным видом соврал Федя.

— Ну, как скажешь. Надо так надо, — согласился Собанин.

Время шло, а условного сигнала никто из шестерых не подавал.

— Жесткий режим тут у вас, — уважительно произнес Федор.

— Эт да… Есть такой момент. А как по-другому-то, раз такие дела творятся?

— Да уж, дела — будь здоров, — согласился Малаев. — А что бойцы по этому поводу думают?

— Им думать вредно. А в такой ситуации — строго запрещено, — довольно улыбнулся капитан, скаля крупные желтые зубы.

— Не боятся?

— Боятся, поди… Как не бояться? Только в этом и смысл солдата, чтоб боялся и вперед шел. Вот так!

— Ага, правильно, — кивнул Малаев и излишне резко вздернул руку, глядя на часы. Опытный оперативник, из ментов или эфэсбэшников, сразу заметил бы его нервозность, заподозрив неладное. Но Собанин с тонкостями психологии был не знаком, да и за Малаевым не наблюдал, глядя на чудаковатых экстрасенсов и своих бойцов, стоящих неподалеку от них.

— А если вдруг мои люди исчезать начнут прямо у нас на глазах, что делать-то будем? — задал провокационный вопрос Федор.

— Типун тебе на язык! — резко ответил капитан, в сердцах сплюнув. Он явно не знал ответа. — Отводить людей к машине будем, под прикрытием, — как можно увереннее сказал он после некоторой паузы.

— Под прикрытием? — переспросил Малаев. — Они что, стрелять будут?

— Смотря по обстановке, — буркнул Собанин, недовольно взглянув него.

— Под прикрытием — это хорошо, — пробормотал Федя вполголоса.

Спустя двадцать пять минут после начала работы группы результатов не было.

— Я так думаю, что можно двигаться дальше, — разочарованно протянул Малаев, глядя на часы. И пошел в сторону экстрасенсов. Капитан тут же двинулся за ним. Дав своим людям команду заканчивать, консультант ФСБ по паранормальным явлениям, в очередной раз не обнаруживший этих самых явлений, двинулся к машине. Когда все заняли свои места в мини-вэне, он обвел их внимательным взглядом.

— Ну и?.. — вопросительно начал он.

— Ничего, — ответил крупный розовощекий Семен за всех остальных.

— Совсем ничего? — требовательно уточнил Федя.

— Совсем, — уверенно кивнул тот.

— Тогда к церкви, — сказал капитану Малаев.

Там ситуация в точности повторилась. Заскучавший капитан задумчиво курил, сидя рядом с Федором и лишь изредка бросая взгляд на экстрасенсов и сопровождающих их солдат. Тридцать минут, отведенные им на обследование объекта, тянулись для Малаева невероятно долго, секунда за секундой приближая его к улице Новомосковской, которая была последним пунктом их сегодняшней программы и его единственной настоящей целью.

А вот у 12-го дома по Аргуновской, куда они прибыли в начале двенадцатого, Федин план слегка пошатнулся. Мария Львовна, мнительная натура тонкой организации и пятидесяти пяти лет от роду, которая была одним из лучших его поисковиков, вдруг дважды подняла руку, подав условный сигнал. Разряд внезапного напряжения толкнул Малаева к спину.

— Что? Что, нашла? — резко выпалил капитан, не отставая от Феди, который быстрым шагом двинулся в Марии Львовне.

— Погоди, сейчас узнаем, — пробормотал тот на ходу, не глядя на Собанина. Остановившись в нескольких метрах от странно одетой дамы, он знаком показал капитану, что ближе подходить к ней не надо. Выставив вперед открытую ладонь, она водила ею в воздухе, будто стараясь намотать свои призрачные ощущения на руку. Стоя с закрытыми глазами, Мария Львовна все повторяла и повторяла эти круговые движения, что-то тихо нашептывая. Вдруг она замерла, открыла глаза и бессильно опустила руку.

— Нет, не то, — тихо сказала она, виновато оборачиваясь на Федю. — Просто самоубийства здесь частенько бывают. Совсем недавно было, вот от него след и остался, — объяснила она.

— И все?

— Все, обычный самоубийца. Мужчина лет тридцати, похоже, что двое детей у него.

— Есть с ним контакт? — напряженно спросил Малаев.

— Нет, только след, — горько вздохнув, ответила Мария Львовна.

— Понял. Время еще есть, работаем дальше, не останавливаемся. Вдруг еще чего выскочит, — мягко сказал он. А про себя подумал: «Нельзя мне тут застревать, нельзя! На Новомосковскую пора». К Фединому облегчению, никто больше условных сигналов не подавал. И десять минут спустя они отправились на четвертый объект.

Попросив капитана остановиться напротив автозаправки, Федя сказал, обращаясь к группе:

— Это последняя точка. С большой долей вероятности здесь был фантом. Именно у этой заправки было зафиксировано исчезновение матери и ребенка. Произошло это в середине дня. Они остановились, чтобы купить что-то для машины, вышли из нее и пропали. Если вы сможете обнаружить хотя бы след от фантома или следы людей — это будет удача, — кратко объяснил ситуацию Федя, прежде чем они покинули микроавтобус.

«Ну, Федя, давай, — тихонько протяжно вдохнув, мысленно сказал он себе, когда экстрасенсы начали бродить у заправки. — Играем правдоподобно, по системе Станиславского. Делаем все быстро, но без лишнего напора. И не нервничаем, чтоб не привлекать внимания».

Сосчитав до трех, Федя начал.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ

…И Васютин рухнул в черный узкий тоннель.

Он летел в него, находясь в сознании и физически ощущая чувство полета, которое поселилось где-то посередине его существа, крепко схватившись цепкими колючими лапками за солнечное сплетение. Падая, Кирилл чувствовал, как тело рассекало плотную мглу, которая гладила его по лицу свистящим ветром, взъерошивая волосы. Пролетая бесконечные метры, он тщетно пытался поверить в иллюзорность происходящего. «Я отрубился, отрубился… Лежу сейчас на полу у холодильника, и все это мне кажется… так бывает от наркоза… — крутилось у него в голове, наперекор неимоверно реальному чувству падения. — Если я захочу поднести руку к лицу, то не смогу… ведь я просто валяюсь в отключке рядом с холодильником».

Сказано — сделано. В следующее мгновение он уже отчетливо видел свои растопыренные пальцы напротив лица, сквозь которые шелестел встречный падению ветер. «О черт… да что же это? Еще одна иллюзия? А если закричать?»

— А-а-а-а-а, — тут же услышал он свой крик.

«То есть я падаю, действительно падаю, — бессильно признался он себе, до конца не веря в этот кошмар. — Стоп! Где-то это уже было… долго падать в тоннель. — Не успев сообразить — где, подполковник МВД в отставке услышал догоняющий его, легкий свист. Вместе с ним появился и бледно-желтый мерцающий свет. — Я падаю не один», — только подумал он, как перед его взором очутилась большая керосиновая лампа.

— Ухх, слава Богу, слава Богу! Сон, бред, как угодно… точно сон, керосинка — точно сон! — радостно заорал он, стараясь не обращать внимания на то, что отчетливо слышит свой голос. А лампа тем временем продолжала падать рядом с ним, весьма сносно освещая пустое пространство вокруг. Вернее, пространство, которое казалось ему пустым.

— Ну конечно же, сон, господин полковник. Неужели вы, офицер Министерства внутренних дел Российской Федерации, пусть даже и в отставке, можете поверить в эдакой бред? — отчетливо услышал Васютин вкрадчивый голос, звучащий сквозь шелестение ветра. Падая плашмя, словно опытный парашютист, он смотрел вниз, пока не появилась лампа. Теперь же, еще раз облегченно подумав, что все это лишь иллюзия, вызванная потерей сознания, он выгнул шею, стараясь посмотреть вперед и по сторонам. Лампа вдруг засветилась чуть ярче…

И тогда он разом увидел своего компаньона по затяжному прыжку. Это зрелище принесло ему окончательное успокоение, твердо убедив в том, что лежит он себе без сознания рядом с пакетом картошки или уже некоторое время назад помер, но уж точно никуда не падает. Потому что падать в компании с благообразным джентльменом в безупречном сюртуке, сидящем на кресле-качалке и придерживающем развевающийся плед, — это уж слишком. Такого ни в каком фантоме быть не может, а только в закоулках его истерзанного последними событиями воображения.

— Я вас знаю? — прокричал ему сквозь гул воздушного потока Васютин.

— Мы были представлены друг другу, когда вы были еще совсем ребенком, — ответил джентльмен, слегка покачиваясь в кресле.

— Простите, но я, наверное, забыл.

— Не стоит просить прощения за такую малость. Извиниться было бы к месту, а вот просить прощения…

— Извините! — прокричал Кирилл.

— И если уж извиняетесь, не стоит так сильно орать.

— Но ветер… — попытался оправдаться Васютин.

Но был мягко прерван:

— Ветер может помешать лишь тогда, когда говоришь вслух. Но если вы станете говорить молча, то лишите его такой возможности.

«А, понятно…» — сказал про себя Кирилл.

«Вот так-то гораздо лучше, — тоже молча одобрил его падающий рядом незнакомец. — Вы, стало быть, не узнали меня. Немудрено, ведь когда нас познакомили, мой внешний облик был иным, — добродушно сказал он и зевнул, смущенно прикрывая рот тонкой аристократической ладонью. Хитро прищурившись, он добавил: — Вот таким».

После этих слов его сюртук подернулся крупной рябью, словно перед Кириллом был не сам джентльмен, а лишь только его отражение в воде. И сквозь это отражение вдруг появилась огромная ярко-лазурная гусеница с кальяном во рту.

«А, ну да, конечно, сейчас все понятно. Любимая детская сказка… Вы английский математик и писатель».

«Писатель и математик, — поправила его гусеница. — Ценность моих научных изысканий давно каналу в Лету, а сказка дает мне возможность жить вечно, день за днем черпая для меня энергию читающих. Совсем недавно один мальчик, кажется, испанец, отказался ради моей книги от новенькой машинки. На одном только этом поступке можно легко протянуть несколько лет». Гусеница самодовольно закатила глаза, ловко перебирая мундштук кальяна множеством светящихся лазурных лапок.

Васютин крепко зажмурился, дотянулся в полете рукой до бедра и что есть силы ущипнул себя, почувствовав довольно ощутимую боль.

«Ай-ай-ай, как неосторожно! Будет синяк, — услышал он все тот же голос, но говоривший уже с другой интонацией. Открыв глаза, в кресле-качалке он увидел кролика в камзоле. — Кролик — ваш любимый герой, господин полковник, не правда ли?»

«Я подполковник, — в свою очередь поправил его Васютин. — А Кролик — да, пожалуй, любимый».