Худой фотограф Поляков кивнул:
— Очень непрост.
— Точно обижусь, — пригрозила лейтенант.
— Иди на улицу — отдышись.
Поджав губы, Лиза вышла на крыльцо — тут и впрямь дышалось упоительно. Март. Было пронзительно свежо. Сад готовился пробудиться с весною. Она спустилась с крыльца и обошла дом. За ним был потухший костер. Среди угольев что-то блестело. Лиза подошла ближе. В потухшем костре лежала сгоревшая кукла — остался один только металлический скелет. Причем непростой. Хитро сделанный, несомненно дорогой. Таких кукол просто так не сжигают — только со зла. С большой обиды. Ведь этот скелет мог найти новую оболочку. Лиза села на корточки, вытащила скелет из пепла. Шарниры крутились во все стороны: шея, локти, колени, талия. Она диву давалась: да этот механизм был произведением искусства! И наверняка стоил бешеных денег. Только одна рука и была надломана, но из-за такого дефекта куклу ведь не сжигают? Тем более стальную. Осталась в пепле и прядь рыжих волос куклы. Не до конца сгорели ее сафьяновые сапожки. Как это было странно…
Она вдруг ясно увидела картину: человек, лица которого она различить не могла, убивает парня на пороге дома, затем идет в мастерскую и жестоко и хладнокровно убивает старика — пятью выстрелами в лицо. Или не хладнокровно? А от всего горящего ненавистью сердца? А потом… потом… он берет дорогую куклу и направляется прочь из дома. Но вначале вешает записку на двери. А потом идет с куклой за дом и бросает ее в костер. Ему, убийце, словно нет никакого дела до великолепного механизма внутри этой куклы, целой машины. Он уничтожает ее, как живого человека. Потому что хозяин куклы, старик, такого бы никогда не сделал! Он-то был ее создателем…
— Сорокина! — услышала она из-за дома знакомый голос. — Сорокина, ты где? Домой на автобусе уехала? Или такси вызвала?
Она вновь обиженно поджала губы и двинулась назад. На крыльце стояли майор Фомкин и тощий фотограф. Поляков дымил сигаретой.
— Ну что, Сорокина, третий труп пока не нашла? — поинтересовался ее шеф.
— Нашла, товарищ майор.
И вновь Фомкин переглянулся с фотографом Поляковым. Тот лишь вопросительно поднял брови. Майор, напротив — нахмурился.
— Чего, Сорокина? — не понял Фомкин.
— Нашла третий труп — лежит в костре за домом.
— Дразнишь меня, да?
— Почему дразню? В костре за домом лежит сгоревший труп уникальной куклы — только скелет и остался. Уверена, что это сделал убийца, когда уходил из этого дома. Кукла-то — дорогущая. Только зачем он это сделал, вот вопрос?
И вновь мужчины переглянулись.
— Хитра, — кивнул Поляков. — Она тебе покоя не даст.
— Путаешь следствие? — усмехнулся Фомкин. — А это преступление, между прочим.
— Стоп, — задумалась Лиза. — У меня есть версия. Разрешите проверить, товарищ майор?
— Валяй, Сорокина, работай. — Фомкин переглянулся с фотографом и подмигнул ему. — Если что, зови на помощь.
— Обязательно, товарищ майор.
Лиза устремилась в дом, пролетела по длинному коридору и ворвалась в мастерскую. Там на большом оформительском столе лежало одеяло. Ни с того ни с сего. Что оно тут делало, поверх каких-то важных рисунков, даже кистей? И шкаф слева был открыт. Почему? А еще под ногами лежали веревки. Мозаика складывалась перед глазами стремительно. Кукла, сгоревшая в саду, была завернута в это самое одеяло и обвязана веревками. И лежала она на дне этого самого шкафа…
Убийца пришел не только поквитаться с Беспаловым и его подмастерьем, но и уничтожить куклу. Но чем она ему так насолила, что он бросил ее в огонь? За десять минут Лиза переворошила все рисунки и фото и нашла снимок этой самой куклы — рыжей красавицы в синем платье и сафьяновых сапожках. Но кукла и впрямь была уникальна — произведение искусства, сама красота. За что же с ней обошлись так?
Лиза подняла голову: в дверях стояли майор Фомкин и фотограф Поляков.
— Кажись, наша красотка и впрямь вышла на след, — скептически сказал Федор Иванович. — Не будем ей мешать. У меня коньяк с собой, глотнем, Веня?
— А то? — усмехнулся фотограф. — Чего раньше молчал-то?
— Случая подходящего ждал. Чем больше актер, тем длиннее пауза. Слышал о таком явлении?
— Представь себе.
— Да, Елизавета Михайловна…
— Аюшки, товарищ майор?
— В комнате колдуна, ну этого, кукольника, стоит черная тумба. А в ней камушек. Загляни, поинтересуйся. Наши только что обнаружили.
— А что за камушек?
— А вот ты сходи и посмотри. Там надписи какие-то. Ну что, Веня, двинули?
— Двинули. У меня печенье в бардачке. — Они уже уходили по коридору. — В машине долбанем?
— Ага, чего девчонку смущать?.. — уже еле донеслось до слуха Лизы.
Вскоре она переступила порог очень скромной комнаты убитого хозяина дома. Все как обычно, нехитрая мебель, рабочий стол. Если бы не тумба — и впрямь черного цвета. Потемнела от времени. Лиза подошла ближе. К тумбе даже прикоснуться противно — она словно покрыта грязью. Лиза присела и открыла дверцу. На единственной полке лежал престранный овальный камень, двадцать на десять сантиметров, плоский снизу и круглый сверху. Лиза посветила на него фонарем: камень был испещрен иероглифами. В тонких резиновых перчатках касаться камня было не так противно. Она вытащила его и положила на тумбу. Долго оглядывала это произведение палеолитического искусства. Многие фигурки тут были такие же, как и в резьбе на фасаде дома. Но что они значили? Лиза сфотографировала камень смартфоном со всех сторон.
— Пригодится, — вынесла вердикт она.
И вот когда девушка вернула камень на место и закрыла крышку страшной черной тумбы, тут она и услышала странный внутренний голос, какого не слышала прежде. Ее будто звали. А еще говорили что-то. Но что? Ей невероятно захотелось понять, кто говорит с ней. Но как это сделать? Лиза вышла из комнаты, огляделась. Какая-то внутренняя сила торопила ее. Следователь Елизавета Сорокина ветерком пронеслась по всему дому. Пару раз нос к носу столкнулась с двумя криминалистами, у которых работы в этом доме-лабиринте было невпроворот. А ее звали и звали по имени — и она четко понимала, что не сама проговаривает его…
И вдруг голос, звавший ее, стал громче. Оцепенев, Лиза вся обратилась в слух. Она стояла у приоткрытой двери в темном коридоре. В конце его появился молодой криминалист Семенов, тот самый, которого посылали в подпол.
— А это что за комната? — громко спросила Лиза. — Чья она?
— Да еще одна конура, — тоже громко ответит тот. — Была заперта. Мы огляделись — ничего интересного. На первый взгляд. Руки еще не дошли. Тут вроде старуха жила, но очень давно.
— Ясно, — кивнула следователь Сорокина.
И вдруг уже явно услышала: «Я тут, Лиза! Я тут!» Елизавета Сорокина медлила. Чего она боится? Дом уже обыскал спецназ. Потом, подобно кошке, запущенной в новую квартиру, его обошли криминалисты. Она осторожно открыла дверь, еще осторожнее заглянула. Разумеется, пусто. Но голос явно был. Она вошла в «старушечью комнату». Это что же: голос звучал только в ее воображении? Или она действительно слышала его?
— Ну хватит, — пробормотала она. — Не сходи с ума.
— Сама с собой разговариваешь? — спросил ее проходивший мимо открытых дверей фотограф Поляков.
Выглядел он уже не так меланхолично. Коньяк майора Фомкина помог расслабиться.
— Ага, — ответила Лиза.
Тут на пороге появился и сам майор.
— Только не увлекайся, — хмыкнул он. — Мне сказали, что в этой комнатухе жила бабка нашего колдуна. Настоящая ведьма. — Он громко потянул носом. — Тут энергетика — мрак. Чуешь?
— Ага, — чуть прохладнее откликнулась она. — Хочу лично провести обыск. Вы не против?
Фомкин устремил взгляд на Полякова.
— Мы не против?
— Мы только за, — ответил тот. — Пусть молодежь опыта набирается.
— Коньяк хороший? — с вызовом спросила Лиза у обоих мужчин.
— Дагестан, три звездочки, — вздохнул Поляков.
— Сочувствую, — откликнулась девушка.
— А тебе откуда знать?
— Слышала от старших товарищей.
— Ладно, Веня, пусть работает, — хлопнул фотографа по плечу Фомкин. — Идем, покажу тебе, какие еще объекты надо зафиксировать.
— Да тут непочатый край работы — весь день можно щелкать.
— Вот и пойдем, оставим нашу девулю.
И они двинулись дальше по коридору. А лейтенант Сорокина тотчас ясно услышала: «Я тут, спаси меня!» Девушка оторопела и даже потянулась к кобуре у пояса. А потом подняла голову и увидела огромный старинный чемодан на древнем шкафу. Она подставила стул, забралась на него и попробовала чемодан на вес — тот был совсем не тяжелым. Сорокина уже поняла: голос шел именно отсюда. Как такое могло быть — она понятия не имела. Но стащила его, спрыгнула с ним на пол и положила чемодан на кровать. «Открой, открой!» — вновь зазвучал голос. Чемодан с поперечными деревянными обводами, с металлическими уголками на краях, был заперт на замки и раз десять обвязан плотной бельевой веревкой.
«Ну не ребенок же там? — лихорадочно думала Сорокина. — Что я, в самом деле, такая трусиха?»
Младший следователь Сорокина достала из кармана перочинный нож, разрезала веревки, а потом вскрыла замки. Все это она делала собранно и торопливо, словно от нее и впрямь зависела чья-то жизнь.