Натягивая канаты полиспаста, они поднимают майале так, чтобы висела над водой. Потом одеваются в широкие морские штаны из саржи; Скуарчалупо натягивает трикотажную майку, венецианец — рабочую серую блузу, и оба надевают альпаргаты. Открыв и закрыв за собой потайной люк, спрятанный в трюме носовой части — не обнаружишь, если нарочно не искать, — они поднимаются по узкому железному трапу на верхнюю палубу, а оттуда выходят на главную и оказываются под открытым небом, рядом с брашпилем; солнечный свет струится с чистого, без единого облака, неба. За их спинами, по левому борту, сразу за портовым молом, лежит город Альхесирас, ярко-белый в солнечном сиянии, заполняющем бухту; с противоположной стороны, в четырех милях по прямой, возвышается скалистый мыс Гибралтар, который на расстоянии кажется серо-голубым: старинный арабский Джебель-эт-Тарек, гора Тарик, — ключ Британии к Средиземноморью. И только на самом верху гребня угадывается небольшое, словно шапка, облако, принесенное восточным ветром.
Скуарчалупо замечает, что взгляд его товарища скользит по линии берега от Пеньона к западу и останавливается на полпути, в Пуэнте-Майорга. В его зеленоватых глазах отражается свет.
— И как с ней быть? — спрашивает неаполитанец.
Ломбардо стоит, не шевелясь и не отрывая взгляда от городка. Потом неопределенно пожимает плечами.
— Мы можем быть уверены? — настаивает Скуарчалупо.
— Думаю, да.
— Мы слишком многим рискуем.
Ломбардо стоит, задумавшись. Потом снова пожимает плечами:
— Мы можем быть уверены. Я убежден.
— А что говорит капитан-лейтенант Маццантини?
— Он еще не вернулся.
— Она может донести на нас.
Ломбардо качает головой:
— Она давно могла это сделать.
Это точно, соглашается Скуарчалупо: и два месяца назад, когда эта женщина нашла на пляже Ломбардо, потерявшего сознание, и два дня назад в Альхесирасе. Разве что она не донесла, поскольку у нее есть какие-то свои соображения.
— Все-таки она же шла за нами, — заключает Скуарчалупо. — И сторожила нас.
Ломбардо искоса смотрит на товарища:
— А ты бы так не сделал?
— Не знаю, что тебе и сказать. Может, тут кроется какая-то хитрость… Сговор с англичанами.
Ломбардо снова смотрит на север бухты, где далекие рыбацкие домики Пуэнте-Майорга словно прочерчивают пунктиром темнеющую линию у самого берега.
— Наши агенты в этой зоне навели о ней справки, — говорит он через секунду.
Скуарчалупо устремляет на него испытующий взгляд:
— А ты?
— А что я?
— Но ведь это тебя она подобрала на берегу и притащила к себе в дом… Тебя она признала на днях. Ты с ней разговаривал. Ты рискуешь больше всех.
Ломбардо пожимает плечами:
— А следовательно, и вся группа. — Он смотрит прямо в глаза товарищу: — Ты это хочешь сказать?
— Более или менее.
— Она благоразумный человек, — во всяком случае, мне так кажется.
— И любопытный.
— Ну да, и это тоже… А ты бы таким не был на ее месте?
— Любопытство сгубило кошку.
Они обмениваются понимающими взглядами. Они уверены друг в друге. И тот и другой знают, что его товарищ в силу характера и профессиональной натренированности не позволит себе потерять голову. Поэтому их и отобрали в Десятую флотилию, и поэтому они находятся сейчас на борту «Ольтерры». Нужно нечто неизмеримо большее, чем обычная женщина, чтобы они наделали ошибок. И чтобы кто-то смог навлечь опасность на товарищей, соединенных братскими узами.
— Издалека она кажется красивой, — уточняет Скуарчалупо.
Оба улыбаются. Улыбка Ломбардо искренняя и открытая. Похоже, будто улыбается дельфин.
— Она недурна.
— И она не испанка, так ведь?.. Слишком высокая.
Сказав это, неаполитанец напевает:
A chi piaccion gli occhi neri,
a chi piaccion gli occhi blu,
ma le gambe, ma le gambe
a me piacciono di più [Здесь: // Кому голубоглазые, // Кому-то кареглазые, // А мне — чтоб ножки длинные, // Вот все, что надо мне].
Едва слышный шорох слышится у них за спиной, на внутреннем трапе. Рядом с ними появляется капитан-лейтенант Лауро Маццантини; мало того что у него каучуковые подошвы, — у него еще и походка неслышная, точно у кошки.
— Что с пятым номером?
Оба водолаза вытягиваются по стойке смирно. Не то чтобы они подчинялись военному ритуалу — просто поддерживают старые традиции.
— Все в порядке, капитан-лейтенант. Действует на сто процентов.
Командир группы «Большая Медведица» кивает. Это худощавый и широкоплечий молодой человек атлетического телосложения. Он голубоглазый блондин с квадратным подбородком. Одет в гражданское, как и все: шорты, белая футболка и сандалии. Он протягивает Скуарчалупо «Corriere dei Piccoli» [«Corriere dei Piccoli» («Курьер для самых маленьких», 1908–1995) — итальянский детский еженедельный журнал, первое итальянское издание, регулярно публиковавшее комиксы.]. Знает, что неаполитанец обожает комиксы.
— Держи. Мне его дал наш вице-консул.
— Спасибо, капитан-лейтенант. А «Il Calcio» [«Футбол» (ит.).] не было?
— Еще не доставили.
— А-а… а то я хотел почитать поподробнее о поражении, которое нанесли Риму неаполитанцы.
Офицер слушает его невнимательно. Сосредоточен он на чем-то другом.
— Надо погрузить на майале мины, — говорит он наконец. — Военно-морская разведка информирует о прибытии английского авианосца.
Лица обоих товарищей оживляются. Маццантини смотрит на далекий Пеньон, и на губах у него играет озорная улыбка: так улыбается ребенок, глядя на витрину кондитерской.
— Если не задует южный ветер, восточный пару дней продержит бухту в покое. Хорошо бы устроить англичанам скверную ночку.
Оба водолаза соглашаются. Скуарчалупо искоса поглядывает на Ломбардо и наконец решается:
— Мы говорили о той женщине, капитан-лейтенант.
Лицо офицера омрачает тень.
— А что с ней такое?
— Тезео спокоен, он ей всецело доверяет. — Неаполитанец показывает на своего товарища. — А я не так чтобы очень.
Ломбардо сверлит его глазами с осуждением. Но для Скуарчалупо это не имеет значения: между ними не может быть секретов. Одно из неписаных правил отряда «Большая Медведица» — все делить с товарищами: и подозрения, и надежды. Невысказанные мысли, хорошие или плохие, но удержанные внутри, могут иметь разрушительную силу и создадут проблемы. Поэтому все высказывается, подвергается анализу и обсуждается. Те, кто может вместе умереть, должны научиться вместе жить.
— Тогда, на берегу, она поступила со мной благородно, — возражает Ломбардо. — Она сказала обо мне только нашим.
— Это правда. Но два дня назад…
Маццантини прерывает их, подняв руку:
— Я попросил навести о ней справки наших агентов в Вилья-Кармела… Ее зовут Елена Арбуэс, и она потеряла мужа во время бомбардировки при Масалькивире. Муж был моряком торгового судна, которое достали английские снаряды. Она получает вдовью пенсию и держит книжный магазин в Ла-Линеа.
— А политическая деятельность?
— Никакой. Она не вступала в Фалангу [Испанская Фаланга (1933–1975) — ультраправая политическая партия Испании, в период правления Франсиско Франко — единственная официально действующая партия в стране.], и, по сведениям из гражданской гвардии, ее документы совершенно чисты. У нее также нет никаких подозрительных контактов на Гибралтаре.
— Но она преследовала нас в Альхесирасе, капитан-лейтенант, — не унимается Скуарчалупо. — Она узнала Тезео и сторожила нас в порту.
Офицер засовывает руки в карманы и качает головой, не отрывая взгляда от Гибралтара; пожалуй, он несколько встревожен.
— Да… Это брешь в нашей безопасности. Надо закрыть ее, так или иначе.