На рынке Альхесираса он стоит перед ней, безмолвный и неподвижный. Стоит так близко, что можно ощутить, как он дышит. У Елены Арбуэс перехватывает дыхание, когда она поднимает глаза и видит его перед собой. Его зеленые глаза изучают ее скорее с радостным удивлением, чем с подозрением. Она рассматривает его, не таясь, замечая каждую мелочь, мало-помалу узнавая его: лицо южанина, короткие, как и в тот раз, волосы, чисто выбритый подбородок, крепкие плечи, белоснежная рубашка, оттеняющая загорелую кожу, а на шее, под воротником, золотая цепочка с крестиком.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает он.

Он хорошо говорит по-испански — правда, с легким акцентом. Как и тогда. Вопрос задал с непонятной, удивившей Елену мягкостью, которая взволновала ее и уняла смущение от того, что ее присутствие раскрыто. А впрочем, вдруг думает она, может, как раз этого она и хотела. На это и рассчитывала. Чтобы он смотрел на нее так, как смотрит сейчас. Она неопределенно взмахивает рукой, надеясь, что жест ничем не выдаст ее волнения.

— А я вас узнала, — говорит она просто.

— Когда?

— Три дня назад.

Он удивленно моргает, и это придает ей уверенности. Она почти победительница. Смущение уходит, как только она понимает, что он растерян не меньше. А может, и больше, ведь она уже целых три дня думает об этой встрече, каждое утро пытаясь создать случайность, сидя на террасе бара с книгой в руках и непрерывно думая о том, что́ сделает, если вдруг снова его увидит. Но никакой план, никакие заготовленные фразы, никакое предположение не срабатывают сейчас под его взглядом, все еще недоверчивым. В его глазах цвета влажной травы, которые не отрываясь смотрят на нее, мешаются смущение и опасение. В этом опасении, однако, нет ни досады, ни страха. Он чист душой, решает она. Почти как ребенок. Маленький мальчик, удивленный тем, что существуют некие неизвестные ему правила.

— Вам не стоит здесь находиться, — говорит он с сомнением, обращаясь, кажется, не столько к ней, сколько к себе.

— Я удивилась, увидев вас здесь. Я думала, вы далеко отсюда.

— Я и был далеко. Я…

Он умолкает в нерешительности. Озирается и останавливает взгляд на двоих мужчинах, которые неподвижно стоят в десяти-пятнадцати шагах, с беспокойством наблюдая за ними.

— Я не должен с вами говорить.

— По-моему, вы уже это делаете… Не думаю, что у вас есть выбор.

Он молчит. И пристально на нее смотрит. Наконец слегка пожимает плечами, словно смирившись.

— Пойдемте, — говорит он.

Уверенность на мгновение покидает ее. Он едва заметно дотрагивается до ее локтя, как бы призывая следовать за ним, а сам направляется к боковому выходу с рынка, где стоят прилавки с едой, где жарят осьминогов и продают напитки. От его прикосновения ее бросает в дрожь. Она идет за ним — вернее, дает себя увести по мокрому полу, пахнущему рыбой и морем, между прилавками с разделанным тунцом и меч-рыбой, лангустами и блестящими рыбинами, покрытыми чешуей, с глазами навыкате. Они останавливаются возле одного из прилавков, и Ломбардо жестом предлагает ей сесть за столик, а сам садится на другой стул; она видит, что оба его товарища продолжают держаться на расстоянии, но теперь ведут себя иначе. Они больше наблюдают за людьми вокруг, чем за ними. Наблюдают внимательно и с подозрением.

— Простите меня, — говорит он. — Я ведь так вас и не поблагодарил.

Елена делает движение, которое должно означать, что это не важно.

— Вы поблагодарили меня два месяца назад, у меня в доме. Еще до того, как появились ваши друзья, или кто они вам.

— Я этого не помню.

— Но вы это сделали. На итальянском.

— А-а… Вы были сама…

— Любезность?

— Храбрость.

— Никакой храбрости в том, что я сделала, не было, — качает головой она. — Я предупредила, кого вы назвали, и они за вами приехали. Вот и все.

— Вы могли выдать меня гвардейцам.

— Вообще-то я собиралась. Но вы были так беспомощны, что я передумала.

Они молчат, глядя друг на друга. Подходит официант; она ничего не заказывает, а он — только пиво. Но к пиву не притрагивается.

— У меня дома остались вещи, которые принадлежат вам: часы.

Он улыбается. У него широкая, ясная улыбка, от которой его загорелое лицо светлеет. Очень естественная. И приятная.

— И правда, остались… Часы, компас и глубиномер.

— Надеюсь, они вам были не очень нужны.

Интонация у Елены вопросительная, и на секунду ей кажется, будто он хотел что-то сказать, — например, «мне выдали другие приборы», думает она, — но он продолжает молча смотреть на нее, и улыбка все не сходит с его губ.

— Почему вы шли за нами?

— Я шла не за вами всеми, а за вами лично.

— И что вы хотели?

— Ничего особенного… А вы бы не сделали то же самое на моем месте?

Он ненадолго задумывается.

— Полагаю, да.

Он смотрит на бутылку с пивом и проводит пальцем по запотевшему стеклу. Потом поднимает глаза, и взгляд у него испытующий.

— Что вы собираетесь делать?

— Я ничего не собираюсь делать. Я же говорю, я увидела вас три дня назад, случайно.

Казалось, он восхищен.

— И вы сторожили в порту все это время? Чтобы снова со мной увидеться?

— Да. Это меня развлекало. Будто в каком-нибудь романе или фильме, понимаете?.. Игра в детектив. Хотела убедиться, что это действительно вы. Что вы до сих пор здесь.

Он говорит, немного понизив голос:

— И вы знаете, что я здесь делал. Или подозреваете.

— Пожалуй, знаю. Что вы делали или сделали. Вопрос в том, что вы делаете сейчас.

Он снова моргает.

— Все не просто.

— Да уж… понимаю.

Он задумывается; видно, что ему нелегко. И он кажется очень серьезным.

— Я думаю, не обижу вас, если попрошу проявить осторожность.

— Как раз обидите.

— Простите.

Обаятельная улыбка, недавно озарявшая лицо мужчины, вдруг исчезает. Неожиданно он встает, достает из кармана несколько монет и кладет их на столик.

— Я не могу себе позволить столько времени проводить с вами. У меня…

Она смотрит на него, продолжая сидеть:

— Обязанности?

— Это может быть опасно.

— Для кого?

— Для нас обоих.

— Вы ведь сейчас на судне… «Ольтерра» — так, кажется.

Она видит, что он вдруг побледнел. Так сильно, что это ее даже пугает. Он смотрит на своих товарищей, потом на нее. И снова садится.

— Мы его ремонтируем, — говорит он совсем тихо. — Капитан повредил судно, удирая от англичан.

— Я знаю. Это случилось рядом с моим домом.

— Одно предприятие в Генуе вернуло корабль на флот и пытается восстановить его ходовые качества. Мы хотим переправить его на родину.

— Вы больше не водолаз?

— Водолаз по-прежнему. Я занимаюсь корпусом.

Елена кивает на его товарищей:

— Они тоже?

— Да.

— Они гражданские, несмотря на войну?

— Точно так.

— А вы?.. Вы больше не главный старшина Королевских военно-морских сил?

Он пристально смотрит на нее:

— Откуда вы узнали?

— Из вашего удостоверения, вспомните. Я видела его, когда вы были у меня в доме.

Он с тревогой оглядывается вокруг.

— Умоляю вас…

— Не надо. Я же дала вам слово.

Он смотрит на нее как-то странно, как будто фраза «я же дала вам слово», произнесенная женщиной, дезориентировала его еще больше.

— Как только смогу, постараюсь вам все объяснить, — говорит он наконец.

— Мне не нужны объяснения.

— И все-таки я вам обещаю. В сущности, вы имеете на это право.

Она задумчиво кивает. Кажется, он ее убедил. Она смотрит на него почти с вызовом:

— Пожалуй, я с вами соглашусь. Я имею право знать.

Склонившись над столом с книжными новинками, Самуэль Сокас, доктор Сокас, протирает очки в стальной оправе безупречно чистым носовым платком, аккуратно складывает его треугольником и возвращает в нагрудный карман пиджака. До Елены доносится аромат лосьона «Флюид».

— Пришло «Утвержденное железнодорожное расписание», доктор.

Сокас, оживившись, поднимает голову, и Елена протягивает ему толстую книгу на английском языке: последнее издание действующего железнодорожного расписания в Соединенных Штатах.

— О-о, прекрасно.

Елена указывает на Курро, который в глубине магазина открывает ящики и разбирает книги. Он только что достал четыре экземпляра последнего романа Хардиела Понселы и один из них уже поставил на витрину.

— Получили сегодня, с утренней посылкой.

— Это замечательно.

Доктор бросается листать расписание, пальцами с аккуратно подстриженными и отполированными ногтями нетерпеливо водит по странице, по колонкам с перечислением пунктов назначения и времени прибытия: Чикаго — Сент-Луис, 04:32, 11:17, 17:45, 02:00. Даллас — Хьюстон, 09:30, 12:05, 15:43, 19:27… Наконец удовлетворенно качает головой.

— Ты не представляешь, как ты меня обрадовала. — Он поднимает глаза и поправляет очки. — Разве тебе придет в голову что-нибудь прекраснее, чем знать, во сколько отец семейства в Иллинойсе садится в поезд и едет на работу и сколько времени у него занимает дорога?.. Или когда его поезд проедет мост через Миссисипи или узловую Гранит-Сити?

— И правда, — улыбается Елена. — Такое мне в голову не придет.

— Уверяю тебя, это чрезвычайно эффективное математическое упражнение. Словно ты удостоился привилегии присоединиться к созданию какого-то общемирового и почти совершенного сюжета… Понимаешь меня?