Третья часть сфокусирована на ребенке, который сидит у беременной женщины внутри. Как он там внутри растет и какие действия родителей могут отразиться на его будущем. Чего и сколько надо есть сейчас, чтобы дитя потом хорошо набирало вес. Или, наоборот, плохо набирало и было стройным. Насколько вообще продвинулась наука эпигенетика, изучающая экспрессию генов и возможности повлиять на нее за счет средовых воздействий, что известно об этих воздействиях. Что мы знаем про развитие интеллекта, отражаются ли условия беременности каким-то образом на будущих способностях ребенка или это все только мифология и лженаука. Насколько губителен стресс и почему. Имеет ли смысл с разговаривать со своим животом или, прости господи, включать ему Моцарта.

Я уже только что об этом говорила, но подчеркну еще раз: Я НЕ ВРАЧ! Я не даю никаких медицинских рекомендаций. Если вам покажется, что я даю медицинские рекомендации, то вырвите из книжки соответствующую страницу и сверните из нее кораблик. Если я говорю одно, а ваш врач другое, то верьте врачу, потому что он, во-первых, наблюдает вас лично, во-вторых, имеет релевантное образование и опыт, в-третьих, заинтересован в вашем благополучии. А я заинтересована только в том, чтобы не перевирать источники и чтобы вам было интересно.

Есть еще один тонкий момент. За последние десять лет я выпустила три книжки, все они очень хорошо продавались, и поэтому поверх функциональной роли популяризатора у меня прочно налипла еще и функциональная роль селебрити. И журналисты во время интервью, и посетители моих лекций регулярно задают мне вопросы, далеко выходящие за пределы моей профессиональной компетенции либо вовсе не имеющие к ней никакого отношения, что-нибудь вроде “что надо знать в двадцать лет” или “как прошел ваш развод”. Я сначала удивлялась, но потом привыкла и стала воспринимать это как должное. Тем более что весь этот треп хорошо подходит и для того, чтобы давать читателю передышку в промежутке между хардкорными научными фактами, таким образом улучшая их восприятие. Поэтому у меня и в текстах книжек пересказ научных исследований перемежается трепом о личной жизни и субъективной авторской позицией. Пожалуйста, не забывайте о необходимости отличать одно от другого и не относиться серьезно ко всему, что я говорю (если к чему и хотите относиться серьезно, то по крайней мере только к тому, что сопровождается ссылкой на источник!).

Я писала эту книжку параллельно со своей беременностью и младенчеством своей дочери. Дело не в том, что я хотела как-то опираться на личный опыт, это как раз довольно вредоносная идея для научпопа. Просто, с одной стороны, наличие хотя бы одного ребенка как будто бы легитимизирует написание текста на тему беременности, как вот в компьютерных играх, когда какая-то новая возможность разблокирована. С другой стороны, это дает устойчивую мотивацию, потому что ко многим вопросам появляется у тебя и шкурный интерес.

Вообще написание книжки в норме занимает полгода, а беременность в норме занимает девять месяцев, так что план был такой, чтобы закончить текст, пока девочка еще сидит внутри. Но я забеременела 4 февраля 2022 года. К началу двадцатых чисел февраля у меня был готов развернутый план книжки. Дальше с февраля до мая я иногда натыкалась на него в недрах компьютера, смотрела непонимающе и закрывала обратно. Потом он все равно куда-то потерялся. К концу июля психотерапевт убедил меня, что, наверное, гражданам Украины не становится легче и война не закончится быстрее от того, что я больше не могу работать (какой смысл писать стихи после Освенцима), а вот в наращивании финансовых и медийных ресурсов, напротив, есть долгосрочный смысл, поскольку именно моему поколению предстоит всю жизнь расплачиваться за причиненный ущерб и лучше бы было чем. Я до сих пор не знаю, верно ли это было, но вот книжку писать все-таки начала, закончила и опубликовала. Многим животным свойственно в ситуации сильного стресса делать не то, что нужно, а то немногое, что они умеют. Называется “смещенная активность”.

Часть I

Можно не приходить!

Идет лев по лесу, встречает волка.

— Ты кто?

— Волк.

— Записываю: волк. Завтра придешь ко мне утром, я тебя съем на завтрак.

Волк заплакал, пошел прощаться с семьей. Лев пошел дальше, встретил лису.

— Ты кто?

— Лиса.

— Записываю: лиса. Завтра придешь ко мне днем, съем тебя на обед.

Лиса заплакала, ушла улаживать дела. Лев идет по лесу, встретил зайца.

— Ты кто?

— Заяц.

— Записываю: заяц. Завтра придешь ко мне вечером, съем тебя на ужин.

— А можно не приходить?

— Можно. Вычеркиваю!

Анекдот

Глава 1

Самое рискованное решение в жизни

Рано или поздно война заканчивается, Киеву больше ничего не угрожает, оставшиеся в живых злодеи предстают перед судом, а человечество смущено и растеряно, стремится извлечь уроки из пережитого и сделать мир гуманнее и лучше (благо на контрасте с произошедшим это несложно). На востоке ойкумены борются с культом личности и легализуют аборты, на западе бурно расцветает социальная психология, стремящаяся понять, почему мы такие нелепые и можно ли надеяться, что мы больше так не будем. Среди прочего в 1957 году Леон Фестингер выпускает книгу о когнитивном диссонансе, где отмечает, что любой сделанный выбор сопровождается сожалениями об альтернативной упущенной возможности и ее отчетливых плюсах. Однако, поскольку испытывать такие терзания некомфортно, человек быстро и эффективно убеждает себя в колоссальных преимуществах того варианта, который он предпочел, отмечает Фестингер в последующих работах. Многочисленные проверки в лабораторных экспериментах и в реальной жизни подтвердили справедливость этого принципа. Посетители скачек уверены в победе лошади, на которую они уже только что поставили два доллара, намного тверже, чем если расспросить их об этом, пока они еще стоят в очереди к букмекеру [1]. Люди, выбравшие для себя в воображаемой ситуации заболевание корью вместо перелома руки, начинают впоследствии считать корь менее опасной, чем когда оценивали ее предварительно, причем наблюдать это можно не только по опросам, но и по активности участков мозга, связанных с оценкой альтернатив, по данным функциональной магнитно-резонансной томографии [2]. На любое решение влияет масса ситуативных факторов, но впоследствии воспоминания о ранее сделанных выборах, становясь частью индивидуального нарратива, формируют собственное представление человека о том, кто он такой, что для него важно, что его пугает, что нравится. То есть в схеме “наши предпочтения” => “наши выборы” часто оказывается, что стрелочка развернута в противоположном направлении [3]. В отличие от многих других находок экспериментальной психологии, у эффекта изменения предпочтений в результате выбора нет серьезных проблем с воспроизводимостью. В метаанализах он выглядит настолько же солидным, насколько в отдельных экспериментальных работах и научно-популярной литературе [4].

Логично было бы предположить, что сходным образом люди будут воспринимать и свои репродуктивные выборы — даже в том случае, если у них оказалось больше или меньше детей, чем они бы сами запланировали исходно. Это может оказаться правдой, но такие эффекты очень трудно объективно оценить в исследованиях. Чем чувствительнее тема, чем больше на нее накручено и личных надежд, и социальных ожиданий, и непредсказуемых будущих последствий, как хороших, так и плохих, — тем выше вероятность, что респонденты не будут вполне искренни даже в анонимных опросах, и тем сложнее набрать репрезентативную выборку. Допустим, если у женщины была незапланированная беременность и она пришла в клинику на аборт, то исследователи могут с ней связаться через несколько лет, чтобы спросить, довольна ли она своим решением. Но если женщина решила сохранить свою случайную беременность и в клинику на аборт не пошла, то как вообще ее отличить от женщины, чья беременность была запланированной? И если обе женщины в дальнейшем разочаруются в своих решениях, то какова вероятность, что они признаются в этом интервьюеру? А еще могут быть респондентки, у которых беременность была запланированной, но они никогда об этом не скажут, потому что выдали ее за сбой контрацепции для своего партнера или для своего работодателя. И женщины, которые хотели сделать аборт, но пропустили все сроки. И те, кто забеременел целенаправленно, но потом пожалел об этом, потому что изменились обстоятельства или само новообретенное родительство радикально разошлось с ожиданиями по поводу него. Не меньше сложностей присутствует и у исследователей, желающих оценить не исход конкретной беременности, а репродуктивные результаты респондентов в течение жизни в целом. Признаться, что ты никогда не хотел детей, если они уже есть, маленькие и трогательные, и искренне тебя любят, — это разговор не для слабонервных. Но и сообщить интервьюеру, что ты хотел детей, просто не смог в течение своей жизни ни встретить подходящего партнера, ни заработать достаточно денег, — тоже так себе удовольствие. Все врут, как учил нас доктор Грегори Хаус, и тем не менее давайте посмотрим хотя бы на тот ограниченный набор данных, который нам доступен, отдавая себе отчет во всех трудностях, с которыми сталкиваются исследователи.