Девятый класс

20 ноября

— Аля, ты почему трубку не берешь? — сердито спрашивает Тася, наконец дозвонившись до подруги. — Я уже ништяков купила к фильму и иду к тебе. Ты выбрала, что будем смотреть? Предлагаю что-нибудь из Тима Бертона…

— Опять? — вяло отзывается Аля. — Сколько можно…

— Не опять, а снова! Его фильмы — лучшее, что есть в этом мире. После сгущенки, конечно. А вообще… Что с тобой такое?

— Думала, ты захочешь провести время с Глебом, — признается Аля. И язвительно добавляет: — Не хотелось вам мешать. Вы в последнее время еще больше сдружились. А я — как лишнее колесо…

— Какое еще колесо? — хмурится Тася.

— Пятое, — подсказывает Аля.

— Ага! Десятое! С ума сошла?

— Но ведь он был рядом, когда твоя команда продула… Да он постоянно рядом, — ревниво замечает Аля. — Вы точно только дружите?

— Точно, — смеется Тася. — У меня, если честно, и в мыслях никогда не было…

— А у него? — перебивает подругу Аля. — Может, парень маринуется во френдзоне?

— Ты снова глупости говоришь! — хмурится Тася. — Глеб — мой друг. А ты просто спятила, если думаешь, что я могла тебя на кого-то променять. Тем более в пятницу. Выключай обидки и включай «Битлджус»!

— Ну не-е-т… — доносится разочарованный голос подруги.

— Я уже у домофона! — со смехом предупреждает Тася и первой кладет трубку.

Правило номер девять: вечер пятницы — девчачье время, даже если наступит Армагеддон.

Десятый класс

31 декабря

За несколько минут до боя курантов Тася и Аля выбегают на заснеженный нарядный участок.

— Тася, вы бутылку шампанского стащили? — доносится в спину девочкам голос отца Таси.

— Антон Антонович, это я! Мы по глоточку, честное слово! — вопит в ответ Аля.

— Ага! — весело соглашается Тася. — Пап, мы только бумажки с желаниями подожжем! — Затем она обращается к Але: — Ты все взяла?

Аля быстро качает головой и демонстрирует два фужера и бутылку дорогого шампанского.

— Зажигалка в кармане.

Здесь, за городом, новогодняя ночь тихая и звездная. В темном воздухе кружатся легкие снежинки.

— Как здорово, что вы прямо во дворе елку нарядили, — говорит Аля, оглядывая высокое пушистое дерево.

Тася в это время старательно выводит на клочке бумаги свое желание.

— Что ты загадываешь? — без обиняков спрашивает Аля.

— Не скажу! А то не сбудется, — ворчит Тася.

— А как же наше правило номер два? — напоминает Аля. — Ничего не скрывать друг от друга?

Тогда Тася смущенно улыбается.

— Ты будешь смеяться.

— Честное слово, Тасечка, не буду! Что ты загадала? Сдать экзамены?

— Вот еще! — теперь лукаво улыбается Тася. — Экзамены от судьбы никак не зависят. Я их и так сдам. И они только в следующем году…

— Тогда что?

— Ладно, — вздыхает Тася. — Скажу тебе. В этом году я хочу встретить свою настоящую любовь. Чтоб не как в прошлый раз…

Аля тихо смеется в варежку.

— Я ведь сказала, что развеселю тебя, — усмехается Тася.

— Нет! Просто я загадала то же самое, — сообщает Аля.

Теперь обе девочки громко хохочут.

— Ой, две минуты до Нового года осталось! — ахает Аля. — Тась, умеешь шампанское открывать?

— Нет! Откуда? Но никогда не поздно научиться. Давай сюда бутылку…

После боя курантов в черное небо одна за другой взмывают петарды и, словно рассыпавшиеся звезды, падают на землю. Девочки молча наблюдают за фейерверком и лишь изредка переглядываются, восторженно улыбаясь друг другу.

— Мне так хорошо, — склоняется к уху подруги Аля. — И в эту минуту кажется, что все обязательно сбудется…

— Мне тоже хорошо, — соглашается Тася. — Давно нам нужно было добавить десятое правило…

Правило номер десять: встречать Новый год вместе и быть счастливыми. Ведь как его встретишь…

Глава 1

Тася

— Ну почему именно сегодня? — рычу я, утыкаясь носом в зеркало.

Пытаюсь рассмотреть поближе уродца, что вскочил на подбородке, и крепко хватаюсь за край туалетного столика.

— Нет. Я не стану тебя трогать. И не проси. Я тебя знаю. Приведешь родственников и друзей и будете тусить у меня на лице до конца осени. Фиг тебе!

Открываю пузырек с sos-средством и аккуратно наношу на прыщ. Наверное, есть «Киндеры» в три часа ночи — плохая идея. Но они же такие вкусные. Что за подстава? Может, все-таки… Ноготь тянется к подбородку, но я роняю руку на столешницу и с силой вжимаю в нее ладонь.

Нет! Нет, Тася. Не глупи! Хочешь стать похожа на разросшуюся картошку? Никакая тоналка потом не спасет.

— Детка, завтрак готов! — кричит папа из коридора.

— Сейчас накрашусь и приду!

— Уже все плесенью покроется к тому моменту!

— Я быстро, пап!

Отец заглядывает в комнату и улыбается:

— Знаю я, как ты быстро. Еще в пижаме сидишь. Мы точно опоздаем.

Да. Он-то в курсе, сколько времени отнимает женская красота, живя столько лет рядом с двумя прекрасными представительницами человечества. Но что поделать? Я ведь не виновата, что быть девушкой трудно, а быть красивой девушкой — еще труднее. А мужчинам хорошо: проснулся, помылся, причесался, и уже красавец. Хотя… Моему отцу еще приходится укладывать волосы и пользоваться специальным средством для фиксации. Быть кудрявым — полный отстой. И никто — никто! — не сможет убедить меня в обратном!

— Всего пять минут, пап. — Его недоверчивый взгляд меня веселит. Где пять, там и двадцать пять. — У тебя, кстати, рубашка мятая, — сворачиваю разговор о времени, указывая пальцем на пару складок ниже нагрудного кармана.

— Я ее гладил! Только что!

— Чем? Ладошкой? А приговаривал волшебные слова? Уходите складки-неполадки? — хихикаю я. — Попроси лучше маму.

— Лучше надену другую рубашку, после глажки твоей мамы вещи обычно отправляются в мусорку.

— Да, — соглашаюсь я, вспоминая, что отношения у мамы с техникой — такие же, как у меня с готовкой. — Зеленую. Ее я гладила. Не ошибешься.

— Хорошо. Тоня! — кричит папа, повернув голову. — Завтрак готов!

— Накрашусь и приду! — отзывается мама.

— У меня самые красивые женщины в мире, и каждое утро они пытаются усовершенствовать совершенство, испытывая мое терпение. И что мне с вами делать?

— Любить, ценить и никому не отдавать, — предлагаю я. — А еще — желательно не мешать.

— Понял, — кивает отец и закрывает за собой дверь.

Перевожу взгляд на три наряда, вывешенных напротив. Я еще с вечера все продумала, но… Руки тянутся к лицу — и снова приходится себя одернуть. Больше никаких шоколадок! Хотя бы сегодня.

Юбка, брюки или сарафан? Хм-м… Прогноз погоды обещает ясный денек, настроение хорошее. Почти. Отвести взгляд от инопришельца на подбородке помогут только открытые ноги. Брюки отпадают. Как и яркая помада, она только подчеркнет лишнюю красноту на лице, поэтому сарафан с малиновыми пуговицами — тоже мимо.

Образ без деталей — такая скукотища. Зачем еще ходить в школу, если не вызывать восхищенные взгляды?

О’кей. Строгая юбка и блузка с серебряной тонкой вышивкой на карманах и манжетах. Добавлю любимый серебристый ободок, туфли и новую матовую черную сумку.

В голове появляется картинка, как в школе с завистью на меня будут пялиться девчонки в обычных белых рубашках и прямых юбках. Серая масса создана для того, чтобы оттенять ярких людей. Это жизнь. Думаю, они уже привыкли к своей роли за последние десять лет.

И если еще кто-то считает, что девицы одеваются для парней… Упс! Я вас разочарую. Мы одеваемся для других девушек. И соревнование длится уже несколько веков. И правильно сказал кто-то из соцсети «ВКонтакте» — если бы девчонки одевались для парней, то ходили бы голыми.

Определившись с образом, приступаю к макияжу. Пробегаю пальцами по любимым средствам и беру в руки крем. Движения отточены. Я могу накраситься в темноте одной левой. Опыт — такая штука. Никто ведь не задумывается, как чистить зубы или ходить. И тут — то же самое.

В голове крутятся мысли о предстоящем дне. Блин… Одиннадцатый класс… Поверить не могу… Кажется, только вчера мы с Алей разбили плафон в школьном коридоре, а это случилось целых пять лет назад. Пять лет!

Хватаю мобильник, пара секунд уходит на набор короткого сообщения для Али:

«Ты вообще веришь, что сегодня начнется наш последний год в школе?»

Ответ приходит быстро:

«Надеюсь, он будет лучше, чем все предыдущие».

Конечно, будет. Иначе просто невозможно. Мы ведь — Козырь и Макарова. Мы — сила и мощь. Пока нас двое, ничего не страшно.

Залетаю в лифт, в голове еще гремит голос папы: «Я жду тебя внизу пять минут и уезжаю!» Конечно, он меня не оставит, и пусть прошло на несколько минут больше положенного, лучше не испытывать его терпение. Он у меня — добряк, но даже максимально миролюбивые люди иногда взрываются покруче самых отвязных психов.

Автоматические двери открываются на седьмом этаже, и я расплываюсь в улыбке:

— Доброе утречко. А кто у нас такой помятый и недовольный?

— Из-за тебя мы опять опаздываем, — выпаливает Глеб, потирая припухшие от сна глаза, и входит в кабину.

— У-у-у… — кривляюсь я. — Глебка-Хлебка не выспался и очень-очень зол. Шел бы пешком. Я не заставляю тебя ездить с нами. Упс! Ты ведь сам проспал. Я вижу следы от подушки на твоем лице. Поэтому сам виноват.