— К тому же… — шепотом начала Леля, пересаживаясь на один стул ближе к нам. Ирка, почуяв новую сплетню, склонилась через меня к Селезневой. Иногда подруга напоминала мне Андрея Малахова в поисках интриг и сенсаций. — Мне очень нравится Пирожков!
Мы с Ирой одновременно уставились на сцену и разыскали взглядами Пирожкова — единственного парня, который согласился участвовать в постановке. Грузный одноклассник стоял возле кулис и с задумчивым видом грыз ногти.
— Мм, — промычала Ирка.
— Да! — Леля была такой взволнованной. — На самом деле так хотелось принять участие в постановке! Я на все ваши репетиции ходила. И звезды с утра помогала Пирожкову вешать. Мы даже пару раз плечами нечаянно столкнулись.
— Ну с ума сойти! — покачала головой Ира, пытаясь сдержать улыбку.
— Моя бабушка тоже любит «Маленького принца». Она мне в детстве его все время перед сном читала. Еще бабуля пообещала, что обязательно придет на постановку, пусть даже я в ней не участвую.
Меня еще сильнее тряхнуло. Щеки пылали огнем. Кому какая разница, принимаю ли участие в какой-то постановке я? Никто никогда не придет посмотреть на меня со сцены. Никто даже не в курсе, что я на эту сцену выйду. Тогда я стянула с шеи свой желтый шарф и отдала его Леле. Та растерянно захлопала глазами.
— Держи, тебе нужнее участвовать в этой постановке, — сказала я.
— Вер, ты чего? — удивилась Ира.
— Я себя неважно чувствую. А вдруг не успею выздороветь к концерту?
Селезнева сияла.
— Ой, Верочка, правда? Вернее, ты не подумай, что я радуюсь тому, что ты заболела!
— Ты что! Я так не думала. Мне правда сейчас не до этого концерта. А бабушка будет тобой гордиться.
Ира продолжала удивленно на меня смотреть, а Леля уже наматывала на шею шарф.
Когда Селезнева убежала на сцену, Ира спросила:
— Когда ты уже забудешь тот дурацкий пост в «Подслушке»?
— Наверное, никогда, — сказала я. Глаза снова заслезились. Я громко чихнула.
— Вера, будь здорова! — выкрикнул Даня, которому пришлось выступить в роли осветителя. Тут же неподалеку от сцены слонялась Циглер. Завуч заставила ее принять участие в общественной жизни гимназии и поручила отвечать за декорации. Правда, нам с Иркой все равно приходилось все делать за Амелию.
— Спасибо! — громко, насколько это позволяло больное горло, ответила я Дане.
— Вер, ты что, заболела? — подскочила к нам с Ирой Люся в костюме Лиса.
— Похоже на то.
Ирка поднялась с кресла и, словно режиссер, гаркнула:
— Замена! Начинаем репетицию!
Растерянная Люся, пожелав мне скорейшего выздоровления, тоже поплелась к сцене. Пирожков в шапке с очками пилота бубнил свой текст. Леля уже высокопарно произносила свои слова. Я снова шмыгнула носом.
— Иди ты уже домой, — посоветовала Ирка. — Сейчас своими бациллами всех здесь заразишь! А мне надо Даню дождаться, теперь он ключи забыл. Голова садовая!
— Не могу уйти! — запротестовала я. — А если Лидия Андреевна в зал явится? Я же за это отвечаю.
— Не явится! А если и придет, я ей все объясню. Иди, тетя Соня тебя полечит. А то разболеешься. Впереди ведь самое веселье!
— Да уж, веселье! — пробормотала я, поднимаясь на ноги.
Протискиваясь между рядами, обернулась и шепнула Ирке:
— Вечером, если что, тебе напишу. Или позвоню!
Третьякова закивала. На сцене уже вовсю шла репетиция. Пробираясь к выходу, то и дело поглядывала на сцену. Вот сейчас Леля Селезнева взбежит на небольшую стремянку-«стену», а потом летчик-Пирожков схватит ее на руки… И начнется: «А у тебя будут совсем особенные звезды…»
Я дернула за дверную ручку одновременно с истошным воплем Селезневой, на который тут же обернулась. Раздался страшный грохот, и Леля, беспомощно взмахнув руками, рухнула на сцену.
Глава восьмая
Я провалялась с температурой все выходные и еще два последних учебных дня. Софья Николаевна лечила меня теми же средствами, что и отца. Папа, к тому времени уже выздоровев, пару раз заглядывал в комнату и сокрушался, как же он мог меня заразить. Ворчал, что визу до сих пор не сделали, а ему на днях уже лететь в Милан. Там он проведет весь июнь. Про Катерину отец почему-то при мне больше не говорил. А сама я, разумеется, о брюнетке не спрашивала. Хотя слышала, как отец в своей комнате болтает с ней по телефону. Что ж, видимо, папа понял, что я воинственно отношусь к его пассии. После спасения от тех отмороженных мужиков из бара расстались мы с Катериной сухо и нелепо.
Хорошо, что оценки за год уже выставили. Остался только концерт, на котором мне все-таки предстояло исполнить роль Маленького принца. Леля, навернувшись со стремянки, сломала правую руку. Зато все-таки побывала в объятиях могучего Пирожкова, который тащил ее из актового зала. Вся в слезах, она счастливо прижималась щекой к объекту своего обожания. Ирка потом мне написала, что Лелина бабушка устроила в гимназии жуткий скандал и решила увезти Селезневу в деревню на все лето. Мол, там ей будет безопаснее, чем в лагере. А если бы все это произошло в конце одиннадцатого класса? Как бы Леля Селезнева писала экзамены и поступала в университет? И если под носом Лидии Андреевны происходят такие безобразия, то бабуля боится представить, что ее внучку поджидает в летней школе, где дети наверняка останутся без должного присмотра. Как итог: еще один минус из моего списка.
Все эти дни, пока я валялась дома с температурой, думала над случившимся в актовом зале. Даня в тот же день осмотрел место происшествия и рассказал Ире, что у стремянки были раскручены болты. И если честно, в ту минуту, когда Ира поведала мне об этом по телефону, я испытала настоящий ужас. Кто-то раскрутил их нарочно? Теперь уже совершенно точно нельзя было пускать это дело на самотек. От глупых угроз и звонков Соболь перешла к действиям. Только воевать с Оксаной пока не было никаких сил. Насморк и больное горло портили весь боевой настрой.
На четвертый день, когда температура спала, я почувствовала себя заново родившейся. Софья Николаевна была на даче, и я слонялась по пустой квартире, пялилась в окно, пересмотрела «Ривердейл», а когда ближе к вечеру явилась Ирка, настроение улучшилось в разы. Третьякова принесла с собой сладкие запахи ежевичных духов и теплого лимонного кекса.
— Хотела пораньше к тебе забежать, но мама с кексом задержала, — чмокая меня в щеку, сказала Ира. — Ой, надеюсь, ты больше не заразная? — подруга отпрянула от меня. — Это самый отстойный отстой в жизни — заболеть перед летними каникулами.
— Не знаю, — честно сказала я. — Но чувствую себя как огурчик.
— Пойдем чаю попьем, огурчик!
Ирка сбросила кеды и по-хозяйски прошла на нашу кухню. Сама поставила чайник. Что-то проверила в телефоне и уселась за стол.
— Как Селезнева? — спросила я, по-прежнему чувствуя свою вину, будто лично поломала стремянку.
— Как-как? На больничном! — Ирка снова взглянула на экран смартфона. — В гимназию больше не приходила. Зато сбылась ее мечта — наш Мясной Пирог ее на руках потаскал!
— Да уж, мечта, — вздохнула я.
И снова это скверное чувство, будто я нарочно подставила Лелю. Хотя мне на самом деле меньше всего на свете хотелось вместо нее распластаться на сцене, навернувшись со стремянки.
— Теперь мне все-таки придется играть Маленького принца, — проворчала я, разливая нам с Иркой чай.
— Твой отец придет на спектакль?
Я, не оборачиваясь к подруге, рассмеялась.
— Шутишь? Он спросит: «Спектакль? Какой спектакль? Ты что, уже играешь в театре?» Я ему отвечу: «Нет, папочка! Это школьный спектакль!» А он: «Школьный? Вера, в каком ты классе? Сколько тебе лет?»
Ирка, забавно хрюкнув, тоже рассмеялась.
— Похоже получилось! Ну нет, Верочка, ты все-таки иногда прячь свой сарказм. Хотя теперь я понимаю, почему вы раньше с Никитосом дружили. Как два колючих фыркающих ежа.
— Ой, только про Никитоса не напоминай, пожалуйста!
Я поставила перед Иркой чашку горячего чая, разрезала теплый лимонный кекс.
— Пропитался? — деловито осведомилась Третьякова.
— Слюнки текут! Сегодня как раз первый день, как ко мне вернулся аппетит.
Ирка продолжала то и дело проверять телефон и молча жевать кекс. Наконец я не выдержала и задала вопрос, который мучил меня все эти четыре дня:
— Как будем мстить Соболь?
Третьякова тут же встрепенулась:
— Ты все-таки решилась?
— Не могу же я это просто так оставить! Только не знаю, что делать. Жаловаться — не метод. Да и кому? Папе все равно, а директрисе… Как-то обломно, что ли. Со стремянкой точно непонятно: специально это или она изначально неисправна была?
Ирка задумчиво нахмурила лоб, а потом выдала:
— Кажется, надо не Соболь проучить, а Амелию.
— Амелию? — удивилась я.
— Ну да. Вчера Лидия Андреевна к нам в класс заходила. Знаешь, кто едет вместо Селезневой в лагерь?
— Циглер?
— Бинго! Видела бы ты, с какой довольной физиономией ко мне обернулась Амелия. Захотелось ее за волосы прям на уроке оттаскать!