От эмоционального состояния очень сильно зависит настроение на льду. Если ты чем-то озабочен или просто взвинчен, то первое время будешь потерян и рассеян, но чем дальше, тем хуже. Как известно, хоккей — игра травмоопасная. И стоит кому-нибудь в тебя влететь, даже случайно, ты взорвешься. Ко всем чертям. Слетишь с катушек. Это лишь вопрос времени.

Поэтому главное правило любого хоккеиста — выходить на лед с пустой головой. Никаких мыслей. Никаких переживаний. Только желание выложиться и показать всем, что ты достоин быть частью команды. Что команда может на тебя рассчитывать, и ты не подведешь ее из-за какого-то дерьма, сидящего в голове.

Следующий час я провожу в зале. К концу тренировки я едва дышу. Зелински определенно меня убьет. Купит в магазине косплея какое-нибудь лассо, закинет мне его на шею, а затем прокатит мое тело по льду, пока это самое лассо окончательно не задушит меня. И это еще не самый извращенный вариант моего убийства. Тренер способен на многое.

Еще полчаса спустя я возвращаюсь в раздевалку. Половина команды уже там. Пожимаю парням руки, а затем лечу в душ ополоснуться.

Выйдя из душевой, торопливо надеваю форму. Мужики в это время, как обычно, переодеваются и обсуждают какую-то хрень, и, как бы мне ни хотелось избежать этих пустых разговоров, затыкать я их точно не собираюсь. Душнила в нашей команде Рид, а не я.

— О’Донован, ты слышал, что «Орлы» хотят подписать Дэвиса из «Нью-йоркских Пингвинов»? — подливает масла в огонь Коллинз. — Так что ты бы перестал трахаться перед важными играми и начал наконец делать сэйвы.

— Да пошел ты.

— Сам пошел.

— Эмоциональная разгрузка перед игрой нужна каждому.

— Эмоциональная разгрузка перед игрой не должна заканчиваться только к утру.

— Колинз, не завидуй, что я могу продержаться с двумя малышками всю ночь.

— Пошел ты!

— Мужики, вы бы так на льду работали, как работаете языком, — бросает им Рид и направляется на выход.

— Капитан, я чертовски хорошо работаю языком.

— Фу, О’Донован, это мерзко, — морщусь я, а затем вслед за Ридом покидаю раздевалку.

— Хреново выглядишь, — произносит он, когда мы оказываемся на льду.

— Тяжелые дни, — просто бросаю я.

Я только что провел в зале изнурительную тренировку, и сейчас нельзя снова возвращаться к тем мыслям, которые беспокоили меня все утро.

Пролетаю мимо Рида на коньках, пытаясь набрать бешеную скорость. Лед — единственное, что всегда помогает мне почувствовать себя именно там, где я должен быть. Запах ледовой арены, шум скользящих по льду коньков, учащенное сердцебиение и дикая нехватка воздуха в легких — все это заставляет меня жить. Только благодаря хоккею я все еще дышу.

— Эй, Уильямс, тебя что, в жопу пчела ужалила? — кричит мне тренер, появившийся на льду. — Остынь!

Он дает свисток, и вся команда направляется к нему. Я сбрасываю скорость, пытаясь нормализовать дыхание и утихомирить пульс, бушующий в висках, а затем подъезжаю к скамейке запасных.

Следующие полтора часа я раскидываю по льду товарищей по команде и летаю по арене, как Базз Лайтер. Но так легче. Скорость выбивает дурь.

К концу тренировки я выжат как лимон. Все тело ноет, и я едва нахожу в себе силы добраться до раздевалки. В дверях меня тормозит Рид и взволнованно на меня смотрит.

— Какого хрена происходит? — сразу переходит к делу он.

Я шумно выдыхаю и отвожу взгляд.

— Если бы тебя сейчас увидел Тиджей, то он бы тут же поделился с тобой запасами фенилэфрина, — добавляет друг.

Усмехаюсь. Но Рид не шутит. И, я уверен, он от меня не отстанет.

— Поговорим вечером, — на выдохе произношу я.

Рид пристально смотрит на меня и кивает, затем поворачивается и заходит в раздевалку. Следую за ним и, скинув вещи, направляюсь в душ, мечтая о том, что горячая вода хоть немного снимет спазмы в теле. И мышцам уже через пару минут и вправду становится легче, в то время как голове — все хуже, ведь ее снова начинают заполнять тревожные мысли о Хлое.

Твою ж мать.

— Так, значит, она просто взяла и ушла? Даже не попрощалась? — нахмурив брови, в очередной раз спрашивает Эбби.

Я в очередной раз киваю.

— Это… странно.

Откидываюсь головой назад на подушку и прикрыв веки, шумно втягиваю воздух. Прошли уже почти сутки с ее ухода, а я все не могу выбросить произошедшее из мыслей.

— Ты звонил отцу?

Распахиваю глаза и поворачиваюсь к Эбби. Она сидит в кресле, поджав ноги под себя. Ее длинные светлые волосы убраны в небрежный низкий пучок. На ней, как обычно, футболка Рида. В ее руках ее любимый пряный раф. Она делает глоток и не сводит с меня взгляда своих кристально чистых голубых глаз, в которых читается волнение.

— Да, я звонил отцу. Он выяснил, что Хлоя Маккалистер — дочь владельца «Хисторикал». Но это я и так знал. А вот чего я не знал, так это того, что средства на первый отель сети были выделены генеральным прокурором и по совместительству отцом Фрэнка.

— Ее жениха?

Киваю, слегка нахмурившись. Это слово дико раздражает.

— Так что у отца есть теория. Скорее всего, между их отцами какая-то договоренность, согласно которой Хлоя вынуждена быть с ним. Потому что я ни за что на свете не поверю, что эта девушка — мазохистка, Эбс.

Эбби облизывает губы и отводит взгляд.

— Это всего лишь твои догадки. Любовь зла. И ты никак не узнаешь наверняка, — едва слышно произносит она.

— Я и не собираюсь выяснять. К сожалению, по ночам я не надеваю красные трусы на синие лосины и не бегаю по улицам ночного города.

— Может, все же к счастью? Прикинь, как твои яйца вспотеют в латексе, — морщится Рид, появившийся в дверях гостиной.

Я закатываю глаза.

— Давай не будем обсуждать мои яйца в присутствии моей младшей сестры, ладно?

— Да, есть только одни яйца, которые…

Морщусь.

— Господи, Рид. Я уже сто раз пожалел, что приехал.

Рид смеется. Ну что за идиот.

Он пересекает гостиную и садится на подлокотник кресла, в котором сидит Эбби. Затем целует ее в макушку и поднимает на меня глаза.

— И что? Так и будешь просто здесь лежать?

— Да. Ты же сам попросил приехать. Могу посидеть, если надо.

Рид фыркает.

— То есть даже не попытаешься как-то помочь девчонке?

Вскидываю бровь и поднимаюсь на локтях.

— Помочь? Ты прикалываешься?

— Не-а.

— Я предложил ей помощь, но она просто взяла и сбежала.

— Ее можно понять. Она напугана. Какого хрена ты вообще позволил ей уйти?

— Что значит — позволил? Она ведь не моя рабыня, придурок.

— Парни, может, хватит? — устало интересуется Эбби.

Рид недовольно поджимает губы, а я сажусь на диване и опираюсь локтями в колени. Затем сцепляю руки в замок и подношу его к губам.

Чувство вины пронзает меня насквозь. Я думал, что сделал все возможное для того, чтобы она чувствовала себя со мной в безопасности. Но, видимо, я ошибался. Хотя с чего бы ей вообще мне доверять? Учитывая то, как обращается с ней ее же жених, в мужском поле она должна быть разочарована. Но черт. Я мог бы хотя бы попытаться что-то сделать.

Вот только как бы я вбил ей в голову мысль, что не все мужчины такие ублюдки?

— Хэй, — тихо произносит Эбби, усевшись рядом со мной и обхватив своими хрупкими руками мои плечи. — Ты сделал все что мог.

— Эбс, я до сих пор помню ее взгляд. Мертвый взгляд. Не могу выбросить из головы ту картинку перед глазами. Не могу перестать думать о том, что с ней происходит сейчас. И как Фрэнк отреагировал на ее исчезновение из бара.

— Он выдвинул обвинения за то, что его держали в участке?

Выдыхаю.

— Отец сказал, что сам со всем разберется, поэтому я не допытывался. Если честно, мне глубоко наплевать на этого мудилу.

— Ты переживаешь за Хлою.

Киваю.

— Так найди ее.

— Я что, сталкер? — фыркаю.

— Тебе необязательно с ней контактировать. Ты хотя бы можешь узнавать, в порядке ли она.

— Она не в порядке, — рычу я.

— Мужик, никто из нас не виноват в произошедшем. Давай ты не будешь все воспринимать в штыки, — обороняется Рид.

Подрываюсь с дивана, и Эбби тут же вскакивает следом за мной.

— Не вини себя в произошедшем, ладно? Ты пытался ей помочь. Ты сделал все для того, чтобы защитить ее. И перестань гадать, почему она с ним. Она не выбирала быть жертвой. Всем кажется, что так легко взять и уйти. Но ни один из нас не поймет, каково это — быть морально уничтоженной абьюзером и не знать, что любовь может быть другой. Тебе повезло узнать, каково любить и быть любимым, а ей нет. И ты никогда не испытывал того ужаса, что испытывает она.

— Да, но это ее выбор. Она сама так сказала.

— Сомневаюсь, Эштон. В любом случае сейчас тебе нужно выбрать: либо ты пытаешься спасти ее любой ценой, но это будет чертовски долго, больно и сложно, либо забываешь и продолжаешь жить так, как жил до встречи с ней.

Киваю. В любой другой ситуации я бы выбрал первый вариант. Кто не любит сложности? Но… Но сейчас я не уверен в том, что мое моральное состояние позволит мне вытащить ее из этой ямы, не закопавшись при этом самому.

— Я поеду. — Оставляю на лбу Эбби поцелуй. — Мне хочется побыть одному. Увидимся завтра.