Впрочем, совсем неважно, как я выгляжу в данный момент. Важно лишь то, что Фрэнк убьет меня. Буквально.

Где бы я ни находилась, мне срочно нужно добраться до нашего гостиничного номера.

Когда спустя несколько минут я вылетаю из ванной (хотя вряд ли скорость черепахи можно назвать полетом) и возвращаюсь в спальню, то пытаюсь отыскать свою сумочку, но не нахожу. Смотрю под подушкой, под одеялом, на полу, но ее нигде нет.

Шестеренки в голове крутятся, и я наконец вспоминаю, что вчера оставила ее на барной стойке в «Оклахоме», за секунду до того, как Фрэнк закатил свою очередную истерику.

Чертыхаюсь и возвращаюсь в коридор, чтобы найти босоножки. Голова раскалывается, и мне приходится ухватиться за стену, чтобы не упасть. Делаю несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами, а затем беру обувь и медленно направляюсь к выходу.

Итак, подытожим.

Первое. Я понятия не имею, где я и как здесь оказалась.

Второе. У меня нет телефона и денег, а выгляжу я как проститутка из фильма ужасов.

И какой у меня выбор?

Никакого. Разве что дождаться того, кто притащил меня в эту холостяцкую необжитую берлогу, больше похожую на съемную квартиру для потрахушек, и… И что дальше?

Пока я размышляю, стоя у входной двери, та неожиданно резко распахивается, и что-то сбивает меня с ног. Визжа и зажмуриваясь, я падаю на задницу и прикрываю лицо руками, а затем вдруг понимаю, что это всего лишь щенок. И он меня лижет.

— Чендлер, фу! — слышу низкий мужской голос. — Нельзя же так набрасываться на людей.

В эту же секунду Чендлера убирают с моего лица.

— Прости. Он не привык к гостям. Ты не ушиблась?

Я убираю руки от лица и вижу перед собой высокого широкоплечего парня. На нем короткие тайтсы для бега и облегающая майка. Его темные волосы, слегка вьющиеся на концах, растрепаны, русые брови сведены к переносице, а глаза цвета ясного неба направлены прямо в мои. Он протягивает мне ладонь, чтобы помочь встать, и тут в моей голове вихрем проносятся все вчерашние события.

Широко распахиваю глаза и произношу первое, что приходит в голову:

— Ты все-таки торгуешь людьми? Поэтому удерживаешь меня здесь?

Здоровяк хрипло усмехается.

— Давай ты поднимешься с пола, я помою лапы Чендлеру, а после мы выпьем кофе и поговорим, хорошо?

Несколько секунд я раздумываю над предложением парня. Он кажется вполне адекватным. И действительно просто пытается мне помочь. Вот только я настолько отвыкла от подобного отношения мужчины, что во всем ищу подвох.

Пока я медлю, здоровяк не шевелится. Я практически протягиваю руку в ответ, но тут мой взгляд падает на кольцо на его безымянном пальце, что сверкает в лучах яркого солнца.

Точно. Он же женатик. Извращенец.

Решаю попытаться встать самой и тут же заваливаюсь обратно из-за боли в голени, но парень ловит меня, удерживая на месте. Затем он подхватывает меня на руки, как сделал это и вчера, и несет к дивану.

— Я мигом, — бросает он и, подозвав к себе Чендлера, спешит с ним мыть лапы.

Как только они скрываются в ванной, я подрываюсь с дивана и, прыгая на одной ноге, так как вторая теперь разболелась из-за моей неудачной попытки встать с пола, направляюсь к двери. Едва успев сделать пару шагов, замираю.

— На входной двери зеркало, и я вижу, как ты крадешься, — усмехается парень, пытаясь перекричать шум льющейся воды. — На тебе платье проститутки, и ты не можешь обуть свои босоножки. Не рекомендую тебе выходить в таком виде в центр Лос-Анджелеса. Наркоманов здесь в такое время нет, зато тебя определенно загребут в участок.

Черт возьми, а он прав.

С моих губ против воли срывается смешок.

Парень достает из душевой Чендлера и вытирает ему лапы, после чего щенок со всех ног снова несется ко мне. Я опускаюсь на пол, пытаясь не опираться на больную ногу, и Чендлер тут же прыгает на меня передними лапами и облизывает мне лицо. Я смеюсь, пока чешу его за ухом, а затем слышу вопрос здоровяка:

— Хочешь кофе?

Честно, безумно хочется снова нагрубить. Включить защитную реакцию. Попытаться закрыться. Но у меня больше нет на это сил. Дома меня ждет скандал. И мне просто нужно убраться отсюда поскорее.

— Спасибо, но я не хочу пить кофе с незнакомым мужчиной, — выдыхаю я.

— Я Эштон. А ты?

— Хлоя.

— Теперь мы знакомы? И ты выпьешь со мной кофе?

Отрицательно мотаю головой.

— Сможешь вызвать мне такси?

Эштон садится на подлокотник дивана неподалеку от меня.

— Один кофе.

— Спасибо. Правда спасибо. За все, но… — шепчу я. — Мне срочно нужно вернуться в бар, к жениху.

Здоровяк наклоняет голову и пристально смотрит мне в глаза.

— Твой жених пробудет в участке еще сорок часов, — вдруг произносит он, заставляя меня широко открыть рот в изумлении.

— Что? — Чувствую, как бледнею. Ужас растекается по моим венам. Задержав дыхание, шепчу: — Ты написал заявление?

— Нет, я бы этого не сделал. Просто теперь ты знаешь, что у нас есть время. Давай выпьем кофе?

ГЛАВА 7

CITIZEN SOLDIER — THANK YOU FOR HATING ME

Эштон

Это просто чудо какое-то. Хлою даже не пришлось уговаривать. Она просто молча кивнула, затем взяла футболку и полотенце, что я положил в спальне для нее, и ушла в душ.

Ее нет около десяти минут. И все это время я пытаюсь настроиться на разговор с ней. Чувствую себя так, будто мне предстоит общение с младенцем. Но я вообще ее не понимаю: то она испуганно смотрит на меня своими карими глазами, то обороняется и язвит.

Эта брюнетка определенно имеет характер, но почему тогда позволяет с собой так обращаться своему жениху? Может, у нее какие-то психические проблемы? Или она мазохистка в принципе? Хотя, наверное, мазохизм — это и есть психологические проблемы. Или нет?

Неважно. Хлоя для меня — загадка. И я точно не собираюсь ее разгадывать.

У меня нет ни сил, ни желания, ни времени на это.

— Какой кофе ты пьешь? — спрашиваю я, заметив выходящую из ванной Хлою.

На ней моя футболка, которая едва прикрывает ее ягодицы. Она вытирает мокрые волосы полотенцем, не поднимая при этом на меня взгляда.

— Черный. Без всего.

Киваю и поворачиваюсь к кофемашине, затем бросаю в нее капсулу и подставляю кружку. Через несколько секунд ставлю кофе перед Хлоей, усевшейся за барную стойку. Она все еще не смотрит на меня. Просто обхватывает обеими руками кружку и подносит к губам, после чего делает глоток и наконец поднимает на меня глаза.

Облокачиваюсь на барную стойку напротив нее и пристально наблюдаю за ней. В ее взгляде — пустота. Нет никаких эмоций. И это меня пугает, ведь мои глаза тоже уже много лет не горят.

Тяжело сглатываю и решаю начать с самого простого вопроса:

— Все ли ты помнишь со вчерашней ночи?

С ее губ срывается вздох. Она опускает кружку на столешницу и тихо отвечает:

— Я ведь не была пьяна настолько, Эштон. Я помню все, кроме того, как оказалась здесь.

— По дороге в бар ты уснула. Вероятнее всего, подействовало обезболивающее. Я просидел несколько часов с тобой в машине, но ты по-прежнему спала. Наступило утро, и мне уже нужно было гулять с Чендлером, поэтому я решил привезти тебя к себе в квартиру. Надеюсь, тебе удалось хотя бы немного отдохнуть.

— Да, спасибо. — Она делает еще глоток кофе. — То есть мои органы тебя не интересуют?

Уголки моих губ дергаются в подобии улыбки.

— Определенно нет.

— Плохо.

— Плохо? — переспрашиваю.

— Очень плохо, — кивает она. — Если ты решишь разобрать меня на части, Фрэнк уже не сможет убить меня.

Я стискиваю зубы. Но осознаю, что лучше не давить на нее, поэтому не произношу ни слова.

— Так как он попал в участок? — удрученно выдыхает она.

— Пока тебя осматривал доктор, я позвонил своему отцу. Он владелец одной хорошей охранной компании, парни из которой тут же приехали по адресу и забрали ублюдка… — Откашливаюсь. — Прости, то есть твоего жениха… — выдыхаю я, пытаясь сделать так, чтобы моя злость не вырвалась наружу, а тон так и оставался мягким. — В участок, где он пробудет дозволенные законом сорок восемь часов.

Она смотрит на меня так, словно я только что и в самом деле подписал ей смертный приговор.

— Ты можешь не волноваться, — тут же добавляю. — Я не писал никаких заявлений. И мой отец договорился, чтобы с ним никто не разговаривал, а также не давал ему телефон. Вероятно, потом твой жених может написать заявление на участок, но с этим отец будет разбираться сам и позднее. Если ты вдруг захочешь написать заявление…

— Нет! — тут же прерывает она меня, судорожно мотая головой. — Нет, все в порядке.

Я коротко выдыхаю и зажмуриваюсь, потому что едва сдерживаюсь. Мне так хочется сказать ей, что ни один мужчина не имеет права обращаться так с женщиной. Что ей нужно бежать от него. И самое главное, что нет ничего постыдного в том, чтобы принимать помощь.

Но я молчу. Это ведь не мое дело.

— Он тебе угрожает? — все же срывается с моих губ, и я на мгновение прикрываю веки, мысленно ругая себя за этот внезапный порыв Супермена.

Хлоя вскидывает подбородок и пристально смотрит на меня огненными глазами, которые сейчас прожигают меня насквозь. Еще секунда, и я сгорю дотла.