— Это мой талант. А если серьезно, я не знал, что Лора будет здесь работать, — говорит Йен.

— Что?

— Правда. Кое-что произошло, поэтому она опоздала.

— Она не опоздала, — раздраженно отвечаю я, но потом задумываюсь. — Я опоздал. Произошло ЧП, и мне пришлось задержаться в операционной.

— Да пофиг, — Йен скрещивает руки на груди. — Так вот, сегодня утром Лора села в мой автобус…

— Ты приехал на автобусе? Что случилось с твоим любимым корветом? Неужели умудрился разбить?

— Отдал детку на техосмотр. Выяснилось, что у нее проблемы с тормозами, поэтому ремонт занял больше времени, чем я рассчитывал. Айзек ждет кое-какие детали, поэтому я смогу забрать ее не раньше завтра. И я бы никогда не разбил свою малышку. — Йен трясет у меня перед носом пальцем.

— И что? Ты успел довести новенькую, пока ехал с ней в автобусе?

— Ревнуешь? — глупо улыбается Йен.

Не удостаиваю его ответа. Через некоторое время он понимает, что я собираюсь молчать, откашливается и, поигрывая лежащей на стойке ручкой, рассказывает:

— Я дремал, слушая музыку, — ты же знаешь, как я ненавижу автобусы… В какой-то момент я открыл глаза — может, потому, что мы остановились, может, потому, что меня подташнивало, понятия не имею — и увидел, как Лора пытается откачать одного из пассажиров. У него не было пульса, вероятно анафилактический шок. Я провел экстренную коникотомию.

— Что? Какими инструментами? Неужели без этого было никак?

— Перочинный ножик и соломинка. — Он, кажется, доволен собой. — Не смотри так на меня. Да, без этого было никак, иначе мужчина бы умер. Мы застряли в пробке, и скорая бы не успела приехать. Не сомневайся, Лора еще в автобусе высказала все, что думает по этому поводу.

— И правильно. А вдруг бы что-то случилось?

— Согласен. А вдруг бы больной умер, — отзывается Йен, вкладывая в эти слова такой тонкий юмор, что мне остается лишь покачать головой.

— И называй ее «доктор Коллинз».

— Ого, Нэш. Тебе не помешало бы расслабиться.

— Это больница, а не дом терпимости. Хватит соблазнять молоденьких докторов и разбивать им сердца, — говорю я, хотя и знаю, что Йен всегда ясно выражает свои намерения. Он не дает пустых обещаний. Либо от Коллинз ему нужен лишь секс, либо он по-настоящему влюбился. Мне не нравится ни один из вариантов.

— Ого, да ты ревнуешь! Это что-то новенькое. Хочешь поговорить об этом?

Этот парень убивает меня. Собираюсь огрызнуться, но тут у Йена пиликает пейджер. Он вытаскивает его из кармана, смотрит на экран и отталкивается от стойки регистратуры.

— Боюсь, этот разговор придется отложить. Мне пора, — бормочет он, убирает пейджер и хлопает меня по плечу. — Не переживай. Все мы взрослые люди. Увидимся позже.

Надеюсь, что нет. Я способен переносить Йена в очень ограниченных количествах.

Он, не останавливаясь, окликает меня:

— Лора хорошо справилась. Я бы даже сказал, прекрасно.

Он дразнит меня, пытается вывести из себя. И, черт возьми, у него это получается.

Глава 8

Лора

Главное — не паниковать. Смена только началась, а значит, день может стать еще хуже.

Меня ждет первый пациент. Быстро просматриваю документы, которые получила, и решаю на время оставить их в регистратуре. В конце коридора мелькает доктор Брукс, скрываясь за углом. Воспользовавшись случаем, знакомлюсь с медсестрами: Изабеллой Дейнс и Софи Вегой. Стойка регистратуры большая, полукруглая, с подсветкой. Сбоку от нее доска с информацией и картой. Уайтстоун является одной из самых старых больниц в стране, но здание регулярно ремонтируют, так что оно отвечает всем современным стандартам. Это одна из причин, почему у Уайтстоун такая хорошая репутация — не считая того, что здесь прекрасные специалисты.

Палата номер 322. Вот она. Продезинфицировав руки, мы с мисс Вегой стучимся и входим.

— Здравствуйте, мистер Хэнсон. Меня зовут доктор Коллинз, а это мисс Вега, ваша медсестра, — поприветствовав пожилого мужчину, бегло просматриваю его историю болезни, чтобы получить представление, с чем предстоит иметь дело. — Как вы себя чувствуете?

— Что за дурацкий вопрос? — Мистер Хэнсон тяжело дышит. — Думаете, я бы лежал здесь, если бы чувствовал себя хорошо? — Одышка, ясно. — Нет, конечно.

Я люблю свою работу, но теряюсь, когда дело доходит до общения с пациентами. Я часто говорю что-то невпопад и задаю неверные вопросы. Каждое мое слово — как шаг по минному полю.

— Вы точно врач? — спрашивает мистер Хэнсон.

Оторвавшись от истории болезни, отвечаю:

— Да, точно.

Мистера Хэнсона доставили около получаса назад с острой дыхательной недостаточностью. Ни температуры, ни других симптомов. Только диспноэ. В анамнезе у больного проблемы с сердцем, а значит, диспноэ может быть вызвано целым рядом причин, некоторые из которых опасны для жизни. Поэтому мистера Хэнсона немедленно поместили в палату интенсивной терапии.

— Не груби, Фрэнк! Стоило мне всего на минутку отлучиться… — Ко мне подходит пожилая женщина и окидывает мистера Хэнсона сердитым взглядом. — Не обижайтесь на моего мужа, он так шутит. — Она садится на краешек кровати.

— Нет, Рут, я говорил совершенно серьезно! — возражает мистер Хэнсон.

Не могу не улыбнуться. Какая милая пара! Каждый их жест, каждый взгляд, которым они обмениваются, наполнен любовью. Видно, что они очень привязаны друг к другу.

— Доктор, скажите, что с моим мужем? — спрашивает миссис Хэнсон.

— Сначала нам нужно провести дополнительное обследование, чтобы сузить область возможного заболевания. Когда у вас начались трудности с дыханием?

— Точно не знаю. Вчера, — бормочет мистер Хэнсон.

— Ничего подобного! Фрэнк уже несколько дней жалуется на одышку. — Жена гладит его руку.

— У вас есть другие жалобы, кроме затрудненного дыхания? — Подойдя к кровати, достаю стетоскоп. — Пожалуйста, поднимите рубашку, чтобы я могла послушать ваши легкие.

— Мне уже задавали эти вопросы, — ворчит мистер Хэнсон, но потом отвечает: — Нет, больше меня ничего не беспокоит. — Садится прямо и задирает рубашку.

— Фрэнк!

— Ладно-ладно! Я чувствую легкую усталость, на прошлой неделе у меня была простуда, но теперь все прошло.

— Пожалуйста, покашляйте. — Он послушно выполняет мою просьбу. — Еще разок. — В легких слышен хрип. — Спасибо, можете опустить рубашку. Последние несколько дней вас мучил кашель?

— Да, но несильный.

— Очень даже сильный! — возражает его жена. — А еще у него болела голова.

Мистер Хэнсон кивает, подтверждая слова супруги.

— Вы забыли упомянуть об этом в отделении неотложной помощи, — говорю я. Он молча отводит взгляд. Я уточняю: — Кашель сухой или влажный?

Мужчина морщится и заходится в кашле.

— Сухой, — выдавливает он.

— Хорошо. Мисс Вега возьмет у вас кровь на общий анализ. Потом вам сделают рентген грудной клетки, чтобы я могла изучить ваши легкие и исключить некоторые заболевания.

— У меня что-то серьезное?

— Нельзя сказать, пока нет анализов. Не волнуйтесь раньше времени. Постарайтесь отдохнуть, ладно?

Мистер Хэнсон кивает, а его жена рассыпается в благодарностях.

— Я… — До нас доносятся громкие и, кажется, сердитые голоса. — Я зайду к вам позже.

Торопливо сделав несколько пометок в истории болезни и передав ее мисс Веге, выхожу в коридор и пытаюсь определить источник шума. Крики слышатся из палаты, которая расположена напротив.

Дверь приоткрыта, но я из вежливости стучусь, хотя сомневаюсь, что меня кто-нибудь услышит. Войдя, вижу бородатого мужчину лет тридцати. Громко ругаясь, он с возмущенным видом закрывает рукой повязку на торсе. Возле его койки стоит одна из моих коллег. Интерн из моей группы. Мы виделись сегодня утром.

— Ну наконец-то! — восклицает мужчина, с облегчением смотря на меня. Доктор Зина Аван тоже смотрит на меня и тоже — с облегчением.

— Что здесь происходит? — осторожно спрашиваю Зину, но она не успевает ответить, потому что пациент снова начинает кричать:

— Приведите мне врача!

— Мистер…

— Оуэнс, Кент Оуэнс, — представляется мужчина.

— Доктор Аван — врач, — с улыбкой говорю я.

Мистер Оуэнс язвительно смеется и указывает на Зину пальцем:

— Я не допущу, чтобы меня лечила такая, как она.

— Мистер Оуэнс, я всего лишь осмотрю ваши хирургические швы, и мы вас выпишем, — объясняет Зина — судя по интонации, уже в сотый раз.

Не понимаю, что смущает пациента, пока тот не заявляет, яростно потрясая пальцем:

— Держите свой платок от меня подальше!

Удивленно таращусь на мистера Оуэнса. Он что, серьезно? Не хочет, чтобы Зина лечила его, потому что она носит хиджаб? Чего именно боится этот мужчина? Что хиджаб оживет и задушит его?

— Позвольте уточнить: вы не хотите, чтобы вас осматривала доктор Аван, — указываю на Зину, — потому что она носит платок?

— Именно. Осмотрите меня вы, а она пусть уйдет, — ворчит мистер Оуэнс.

Я упираю руки в бедра, начиная злиться по-настоящему.

— Иными словами, вы считаете, что наличие хиджаба делает человека плохим врачом?

— Их надо запретить! — кричит мистер Оуэнс.

Взглянув на покрасневшую от гнева Зину, я даю ответ, который кажется мне единственно правильным в этой ситуации. По словам доктора Брукса, жизнь каждого человека имеет значение. Это подразумевает и наши.