У меня создалось впечатление, что Ковбой — не новичок в этом приватном ритуале, но в то же время он немного застенчив. Он не смущался, но ему не хватало бравады, привычной для завсегдатаев Уолл-стрит. Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Посмотрела в его глаза, а он поймал мой взгляд и удержал его, не отводя глаз. Стриптизерша на сцене позади меня танцевала под мелодичный блюзовый ритм, который мне очень нравился, и мои бедра двигались в такт музыке. Я плавно вздохнула, не прерывая зрительный контакт с Ковбоем, и его взгляд цепко удерживал мой.

Песня почти закончилась, а мы все еще смотрели друг другу в глаза. Это было здорово! Такого почти никогда не бывало. «Ох, пожалуйста-пожалуйста, — мысленно умоляла я, — пусть этот момент не заканчивается, хотя бы еще одну песню!» И когда песня подходит к концу, а затем начинается следующая, я понимаю, что он действительно не прерывает танец. Но где же деньги? Черт! Он уже должен был что-то предложить мне. Я без удовольствия подумала, что мне придется поднять этот вопрос, но едва я собралась заговорить, как почувствовала то самое скольжение купюры между резинкой чулок и кожей. Я понятия не имела, откуда взялась эта купюра, так как не видела, чтобы он что-то доставал. Слава Богине! Дайте мне рок-н-ролльный ритм! В этот же момент включилась зажигающая мелодия Брюса Спрингстина [Брюс Спрингстин — американский певец, автор песен и музыкант. Известен благодаря своим рок-песням с поэтичными текстами, основной темой которых является его родина — город Нью-Джерси.]. Волна, которой мы стали вместе, превращалась в цунами. Наше дыхание шло в унисон. Создавалось ощущение, что мы находимся в каком-то коконе, который впитывает всю нашу энергию и возвращает ее нам. Наши взгляды оставались прикованными друг к другу.

А затем начались галлюцинации. Черты его лица изменились: как в сценах научно-фантастических фильмов, он превратился сначала в одного человека, потом — в другого. По его взгляду я понимала, что он видит во мне нечто похожее. Такое со мной случалось много раз — во время тантрических ритуалов, — но я была удивлена, что Ковбой не находил это настолько пугающим, как я в свой первый раз. Ему это нравилось. Он двигался со мной в одном ритме, и казалось, что стул под нами готов сломаться. Я давно перестала беспокоиться о том, чтобы удерживать себя на весу. Мы сплелись, как один потный, мокрый, многорукий дракон, который умеет летать. Мы находились в клубе, но в то же время были и за его пределами. Мы слышали звуки и видели звезды из других измерений. Каждый атом в наших существах вибрировал от блаженства. Мы являлись частью всего, что могли воспринять, и одновременно находились в центре всего этого. Мы знали друг о друге все, как будто были знакомы целую вечность. И это чувство не заканчивалось.

Этого просто не могло происходить — не там, не в том месте, — но так все и было. У меня случился настоящий тантрический оргазм, который я испытала каждой клеточкой своего тела. Мой персональный полет к звездам и Богине, невероятный эротический опыт на коленях незнакомца в дешевом клубе. Как только эта мысль промелькнула в моей голове, я тут же отбросила ее прочь. Я была научена своим опытом, что единственное, что гарантированно положит конец этому волшебному полету, — это критическое мышление, а потому я сделала глубокий вдох и посмотрела в его глаза. В тот момент наша связь с землей выражалась в деньгах. В конце каждой песни новая купюра каким-то образом возникала под резинками моих чулок. Они не гасили наш энтузиазм, но и никак не подпитывали его. Это — просто часть ритуала.

В какой-то момент наш полет все же подошел к концу. Возможно, у него закончились наличные. Возможно, у меня закончилась энергия. Скорее всего, эти 20 минут страстных танцев просто выжгли из нас обоих всю эротическую энергию. Всю следующую песню мы просто сидели лицом к лицу, не двигаясь. Молча. Плавно покачиваясь. Улыбались друг другу. Наши глаза говорили о трепете перед тем, что только что произошло. Музыка по-прежнему звучала вокруг нас, но мы молчали. Он попытался заплатить мне еще раз, но я вернула ему купюру. Молча встала, и он сделал то же самое. Я хотела обнять его, но мне показалось, что это будет неправильно, а потому я просто протянула правую руку и положила ее поверх его сердца, слегка сжав пальцы. Он накрыл мою руку своей и легко сжал в ответ. Я едва заметно кивнула и ушла, после чего он медленно направился к выходу, прошел через турникет и, выйдя за дверь, растворился в тантрической истории города.

В августе я нечасто бывала в городе. Обычно я была где-то в лесу, проводила мастер-классы и участвовала в них. Я любила эти долгие, теплые дни семинаров. Они были наполнены весельем и чудесами, которые можно оценить, только будучи взрослым, когда тебя накрывает тоской и ностальгией по дням, проведенным в летнем лагере. Мои семинары фактически были таким летним лагерем для взрослых, для тех, которые, как оказалось, были очарованы сексом, духовностью и вопросами исцеления. Мы проводили семинары по всем значимым темам Нового века: Тантра, даосизм, шаманизм, эротический массаж, техники дыхания, траволечение, техники Рэйки [Рэйки, или Рейки — вид нетрадиционной медицины, в котором используется техника так называемого «исцеления путем прикасания ладонями». Иногда классифицируется как вид «восточной медицины». В соответствии с характеристиками, утвержденными Международным стандартом, практика рэйки относится к целительству.], песнопения, танцы, ясновидение и практики по открытию сознания. Может быть, мы и были нью-эйджерами, но мы не были обывателями. Мы были воинами-мастерами. Не осталось ничего такого, чего бы мы не разобрали, не продышали, не проскандировали, не обработали или не промассировали. Мы посмотрели на наш стыд, наше горе, наши границы, наши раны и нашу радость. Мы прощали, принимали, обнимались, оргазмировали. Мы любили.

Мы жили полной жизнью. И были благодарны за то, что живем.

Годы эпидемии СПИДа наложили свой отпечаток на всех нас. Мы были людьми свободных взглядов. Среди нас были работники секс-индустрии, художники, учителя, массажисты, медсестры, писатели, бухгалтеры, директора по маркетингу, вице-президенты корпораций, астрономы и герпетологи. Кто-то из нас подвергался сексуальному насилию, а кто-то нет. Многие утратили веру. Большинство уже должны были умереть, а некоторые неумолимо к этому приближались. Нас объединяло стремление вернуть свое духовное и сексуальное «я» из иудейско-христианской свалки, на которую оно попало в тот момент, когда у города появился новый девиз «Секс равен смерти». Эта эпидемия унесла десятки, если не сотни, наших друзей и коллег. И они всё еще умирали.

В Новый век я пришла в состоянии отчаяния. Кризис СПИДа лишил меня всего, что я воспринимала как само собой разумеющееся в жизни: друзей, сексуальной свободы, чувства безопасности в мире. Мне нужна была помощь. Нужно было пространство, чтобы оплакать потери и восстановить силы. Но больше всего мне нужно было обрести новое божество. Я жила без него с тех пор, как в 15 лет сбежала от учений католицизма. Мне нужно было божество, которое приняло бы мою сторону, полюбило меня и одобрило мир, в котором я жила. Божество, которое было бы похоже на меня — неправильное, странное, парадоксальное, доброе, забавное и невероятно сексуальное.

Это стремление к обретению божества было новым для меня. Я всегда интересовалась мистикой и сексом, но не распространялась об этом. Когда я призналась матери, что больше не собираюсь притворяться католичкой, она была в ужасе и сказала, что я не могу просто так отказаться от веры. Сквозь слезы отчаяния она кричала: «Ты же крещеная! Ты попадешь в ад!» Это послание притаилось где-то в глубине моей души и шептало, что если я буду слишком сексуальной и начну изучать мистику, то вездесущий, злой, мстительный бог, от которого я сбежала, обнаружит меня и отправит в ад. В буквальном смысле.

Именно поэтому почти 20 лет я скрывала как свою сексуальность, так и духовность. Однако кризис СПИДа заставил меня пересмотреть приоритеты. В метафизике мы говорим, что, как бы плохо ни обстояли дела, всегда есть то, за что можно быть благодарным. Я благодарна кризису СПИДа за Тантру.

Во время летних семинаров я стала тантриком (этим словом называют тех, кто практикует Тантру). Точнее, я не стала им, а поняла, что всегда была. Не было необходимости обращаться в Тантру или искать храм, где это можно было бы сделать, — лишь широко открытые глаза, правильное глубокое дыхание и жажда приключений. Оказалось, что нужда в новом антропоморфном божестве была иллюзией, — мне просто нужна была сексуально-позитивная духовная практика. Я стала тантриком, потому что это было и логично, и практично. Тантра избавила меня от горя, боли и беспомощности и увела в какое-то мощное и невероятное место. Она дала мне ясно понять, что я сильна перед лицом хаоса. Именно она возбуждала меня, и именно с ее помощью я прорвалась сквозь все то дерьмо, что меня окружало. Когда я делилась ею с другими людьми, они чувствовали то же самое, что и я. И тогда, после нереального опыта с Ковбоем, оказалось что Тантра работает даже в клубах с приватными танцами.

Хотя я и изучала Тантру в прекрасных мирных, лесных ретритах, живу я в другом месте. Я питаю страсть к большим, шумным и впечатляющим масштабом городам. Мне нравится периодически уезжать на пляж или в лес, но я не могу долго находиться вдали от большого города. К сожалению, в Нью-Йорке очень трудно провести 3-дневный тантрический ритуал, лежа в джакузи под открытым звездным небом. Точнее, невозможно. Поэтому всякий раз, когда я пыталась провести подобный ритуал в городе, я неизбежно чувствовала себя разочарованной и глупой. Должен был быть способ практиковать Тантру аутентично, эффективно и полноценно, даже находясь в окружении бетона и стали.