Барбара Картланд

ДЕВСТВЕННИЦА В ПАРИЖЕ

Глава 1

— Это тот самый дом? — несколько обеспокоенно спросила по-французски Гардения, когда древний фиакр медленно подкатил к парадному большого особняка, расположенного на улице, параллельной Елисейским полям.

— Да, мадемуазель, — также по-французски ответил извозчик. — То самое место — ошибиться невозможно.

При этих словах он резко осадил лошадь и сплюнул в сторону.

Гардения почувствовала, что вся дрожит. Что-то пугающее было и в нагловатых манерах этого человека, и в том, что дом был залит светом и прием, по всей видимости, был в полном разгаре.

Действительно, подъехать поближе к парадному подъезду было почти невозможно. Подъездная аллея была загромождена сверкающими автомобилями и множеством элегантных двухместных карет с лошадьми, украшенными серебряной сбруей. Обслуживала все это целая армия шоферов в красивейших крагах, двубортных форменных куртках и с поднятыми на козырьки кепок защитными очками, кучеров с кокардами и в плащах с многоярусными пелеринами, и лакеев, бордовая униформа которых показалась неискушенной Гардении слишком пышной.

Извозчик слез с козел. Он даже не пытался придержать лошадь, у которой отовсюду выпирали кости и которая была слишком уставшей, чтобы шевелиться без понуканий.

— То самое место, о котором вы спрашивали, мадемуазель, — сказал он, — если только, конечно, вы не передумали.

Опять Гардения заметила странный блеск в его глазах, его интонации заставили ее инстинктивно сжаться.

— Нет, я уверена, вы доставили меня по нужному адресу, — подавленно проговорила она. — Пожалуйста, скажите, сколько я вам должна.

Извозчик назвал цифру, которая, несомненно, была чрезмерной. Гардения секунду колебалась, но ей показалось неудобным спорить с ним, когда вокруг столько людей внимательно прислушивались к их разговору. Она заметила, что большинство шоферов и кучеров разглядывают ее с нескрываемым любопытством. Гардения заглянула в кошелек и с облегчением увидела, что денег достаточно. И хотя ей пришлось выложить почти все, что у нее было, она добавила еще немного мелочи на чай. Это был скорее жест — по ее мнению, извозчик совсем не заслужил чаевых.

— Возьмите мой чемодан, — произнесла она спокойным голосом.

Изысканность ее манер заставила извозчика беспрекословно подчиниться, а сама Гардения стала подниматься впереди него по широким каменным ступеням. Входная дверь была приоткрыта, оттуда доносились звуки скрипок, наигрывавших прелестную веселую мелодию. Однако музыка почти полностью заглушалась шумом голосов и резким, довольно грубым, даже скорее развязным хохотом.

Она не успела толком разобраться в своих впечатлениях, как внезапно дверь распахнулась, и перед ней предстал сверкающий лакей в ливрее цвета бордо, отделанной неимоверным количеством вышитых золотом галунов и золотых пуговиц. На нем был напудренный парик, бриджи и белые перчатки, которые, казалось, были великоваты для него. Он стоял прямо, ожидая приказаний, высоко вздернув подбородок, устремив взгляд поверх головы девушки. Гардения почувствовала, что ее голос задрожал.

— Я хотела бы видеть герцогиню де Мабийон, — сказала она.

Лакей ничего не ответил. Но из-за его спины показался еще один субъект, одетый еще более пышно. Все указывало на то, что это мажордом или слуга более высокого ранга.

— Ее светлость ожидает вас, мадемуазель? — спросил он. Тон, которым был задан вопрос, ясно давал понять, что было бы крайне удивительно, если бы ее светлость действительно ожидала эту посетительницу.

Гардения покачала головой.

— Боюсь, что нет, — сказала она, — но если вы сообщите ее светлости мое имя, я уверена, она захочет меня увидеть.

— У ее светлости прием, — надменно произнес мажордом. — Если вы придете завтра…

Он замолк на полуслове, шокированный видом извозчика, который карабкался по лестнице, сгибаясь под тяжестью вытертого кожаного чемодана. Мажордом проследил, как извозчик с грохотом опустил его на мраморный пол, и шагнул к нему.

— Болван! — взорвался мажордом и добавил еще что-то на местном наречии, которое Гардения не совсем поняла. — Как ты можешь таскать сюда всякое барахло? Немедленно убери это! Вон отсюда!

— Я сделал то, что мне было приказано, — угрюмо ответил извозчик. — Принести чемодан, сказала эта дама, я так и сделал.

— Тогда отнеси его назад! — закричал мажордом. — Ты загораживаешь проход, здесь ходят гости! Неужели ты считаешь, что мы пускаем сюда подобный сброд?

Извозчик выругался так громко, что его слова эхом разнеслись по всему холлу.

Гардения выступила вперед.

— Этот человек подчинялся моим приказаниям, — сказала она. — Не смейте разговаривать с ним в подобном тоне и, будьте добры, немедленно сообщите обо мне моей тетушке.

Все были поражены.

— Вашей тетушке, мадемуазель? — Теперь мажордом говорил гораздо тише, в его тоне сквозило недоверие, хотя и с нотой уважительности.

— Я племянница ее светлости, — сказала Гардения. — Не могли бы вы сообщить ей о моем приезде и отослать извозчика? Мне он больше не нужен.

Извозчику не надо было приказывать дважды.

— К вашим услугам, мадемуазель. — Он притронулся к помятому цилиндру и, ухмыльнувшись во весь рот, побрел к своему фиакру.

Было видно, что мажордом не знает, как поступить.

— Видите ли, мадемуазель, у ее светлости прием.

— Я вижу и слышу, — ответила Гардения. — Однако я совершенно уверена — когда я объясню, почему я здесь, ее светлость поймет меня.

Мажордом повернулся к широкой, застеленной толстым ковром лестнице, которая вела на второй этаж, откуда и была слышна музыка. Кучка гостей в вечерних туалетах спускалась по лестнице. Они направлялись в огромный зал, дверь в который располагалась в дальнем конце холла. В зале виднелись накрытые белыми скатертями столы, уставленные серебром.

Оставшись одна, Гардения почувствовала себя неуютно. Мажордом не пригласил ее обождать в гостиной, он даже не предложил стул. Какое-то время в холле никого не было, за исключением одного молодого лакея, важно стоявшего около приоткрытой двери.

Возможно, когда она вмешалась в разговор мажордома и извозчика, голос ее звучал достаточно твердо, но ее бедное сердечко бешено стучало, и от пережитого волнения пересохли губы.

Почему, спрашивала она себя, почему она не дождалась, когда тетушка получит письмо, почему она хотя бы не отправила телеграмму? Задавая себе эти вопросы, она уже знала ответ: потому, что она не могла позволить себе подождать и у нее не было денег на телеграмму.

Она ничего не ела с тех пор, как сегодня ранним утром выехала из Дувра, и сейчас от музыки и шума у нее кружилась голова. Боясь выглядеть униженной просительницей в этом странном, пугающем доме, она опустилась на краешек чемодана, стараясь скрыть его ободранные бока и стершиеся углы. Она прекрасно понимала, что и сама после многочасового путешествия выглядела не лучше, не имея возможности принять ванну и привести себя в порядок. Она пыталась умыться в поезде, но туалетом пользоваться было почти невозможно, а на станции искать дамскую комнату она не хотела, так как боялась потерять свой чемодан, который выгрузили из багажного вагона.

На станции она выбрала этот древний фиакр только из соображений, что это будет дешевле, чем удобный наемный экипаж.

Внезапные взрывы хохота, раздавшиеся сверху, отвлекли ее от грустных мыслей, и она в некотором изумлении уставилась на элегантно одетую женщину со сверкающим на шее бриллиантовым ожерельем, которая быстро спускалась по лестнице, приподняв пальчиками подол юбки. Ее преследовали три молодых человека в накрахмаленных белых рубашках со стоячими воротничками. Они бежали так быстро, что фалды их фраков буквально летели за ними. На последней ступеньке они наконец нагнали женщину, и вся эта сцена сопровождалась хриплым смехом и визгливыми, почти истерическими, протестующими выкриками.

Трудно было понять, что они говорили, но Гардения разобрала слово «выбрала», которое несколько раз повторили мужчины, потом какие-то ответы, заставившие их еще громче расхохотаться. В конце концов они подняли даму на руки и потащили ее наверх по лестнице.

Гардения растерянно наблюдала за всей этой сценой. Она не привыкла к манерам столичного светского общества. То, что один джентльмен тащил даму за ноги, а два других обхватили ее за плечи, показалось ей слишком дерзким и в некоторой степени неприличным. Она была так поглощена тем, что происходило на лестнице, что вздрогнула, услышав, как мужской голос произнес:

— Мой Бог! Какую очаровательную малышку приготовила нам Лили!

Она подняла глаза и увидела двух мужчин, сверху наблюдавших за ней. Тот, кто говорил, был французом — темноволосым, молодым, красивым, его глаза, казалось, замечали все детали ее помятого дорожного платья из черной бумазеи и простой черной шляпки с поднятыми полями, из-под которой выбивались мелкие кудряшки.

— Она очаровательна! — опять по-английски воскликнул француз.

Гардения, чувствуя, как румянец заливает щеки, перевела взгляд на второго мужчину. Она решила, что это англичанин. Он тоже был красив, но в его строгом, даже циничном лице сквозила настороженность, что и дало Гардении возможность заключить — перед ней ее соотечественник. Он смотрел на нее как-то странно, и Гардения, к своему удивлению, опустила глаза. Ей показалось, что в его взгляде промелькнуло презрение, а может, она ошибалась.

— Это, должно быть, новый развлекательный номер, — сказал француз, все еще обращаясь к англичанину. — Не можем же мы уйти прямо сейчас, лорд Харткорт, — мы прозеваем изумительное представление.

— Сомневаюсь, — медленно, растягивая слова, проговорил англичанин. — В любом случае, дорогой мой граф, от добра добра не ищут.

— Нет, нет, вы ошибаетесь, — запротестовал граф и, к полному изумлению Гардении, взял ее за руку. — Вы очаровательны, — сказал он по-французски. — Какова же ваша роль?

— Боюсь, сэр, я вас не понимаю, — ответила Гардения.

— Я вижу, вы англичанка, — вмешался лорд Харткорт. — Мой друг очень хочет узнать, в чем заключается ваш номер. Скажите, пожалуйста, в этом старом поношенном чемодане, на котором вы сидите, сложены приспособления для всяких фокусов или вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?

Гардения уже собралась было ответить, но не успела она вымолвить и слова, как опять вмешался француз.

— Нет, нет! Не рассказывайте нам! Мы попробуем отгадать! Вы притворяетесь юной воспитанницей из монастыря, вы залезаете в чемодан в этом старом платье, и когда вы вылезаете — пуф, — он послал воздушный поцелуй, — на вас всего очень, очень мало, а то, что есть, все золотое и сверкает, не так ли?

Гардения выдернула руку и вскочила.

— Наверное, я очень глупа, — сказала она, — но я не имею ни малейшего представления о том, что вы говорите. Я жду, когда моей тетушке сообщат о моем… неожиданном приезде. — На последних словах она задержала дыхание и подняла глаза, но не на графа, а на лорда Харткорта, как бы взывая к нему.

Граф откинул голову и рассмеялся.

— Великолепно! Изумительно! — воскликнул он. — О вас будет говорить весь Париж! Послушайте, я завтра же навещу вас. Где еще вы играете? В «Мейоль»? Или в «Мулен Руж»? Где бы то ни было, вы самое прелестное создание, которое я когда-либо видел, и я должен первым поприветствовать вас в этом доме.

Он взял ее за подбородок, и Гардения с ужасом осознала, что он собирается поцеловать ее. Она вовремя отвернулась, толкнула его обеими руками и попыталась вырваться.

— Нет, нет! — вскричала она. — Вы ошибаетесь! Вы не понимаете!

— Вы очаровательны! — опять повторил француз.

Она почувствовала, как его руки обвиваются вокруг нее, как он притягивает ее к себе.

— Нет, нет! Прошу вас, выслушайте меня!

Она била его кулачками в грудь, но это ничего не давало. По его разгоряченному дыханию, обжигающему ее щеку, она поняла, что он пьян и что ее сопротивление только еще больше разжигает его.

— Пожалуйста, прошу вас! — крикнула она.

Вдруг раздался спокойный голос англичанина:

— Минуту, граф, мне кажется, вы совершаете ошибку. — И, к своему удивлению, Гардения почувствовала, что она свободна, а между ней и французом стоит лорд Харткорт.

— Заставьте его… понять, — пробормотала она дрожащим голосом.

Но внезапно, к ужасу Гардении, губы перестали ее слушаться, холл поплыл перед глазами. Осознав, что сейчас упадет в обморок, она вытянула руку в поисках опоры — и тут твердая мужская рука подхватила ее. Это принесло ей удивительное чувство безопасности, и она погрузилась во мрак, который, показалось ей, полностью окутывал ее…

Придя в себя, она увидела, что лежит на диване в незнакомой комнате. Шляпки не было, голова покоилась на целой горе атласных подушек, а к ее губам кто-то прижимал стакан.

— Выпейте вот это, — скомандовал голос.

Она сделала небольшой глоток и передернулась.

— Я не пью крепкие напитки, — начала было она, но стакан еще крепче прижали к ее губам.

— Выпейте немного, — проговорил все тот же голос. — Вам это пойдет на пользу.

Гардении ничего не оставалось, как подчиниться. Бренди горячей волной разлилось по телу, туман перед глазами рассеялся, и она увидела, что стакан держит тот самый англичанин. Она даже вспомнила его имя — лорд Харткорт.

— Извините меня, — сказала она, заливаясь краской, когда до нее дошло, что, должно быть, именно он отнес ее на диван.

— Все в порядке, — ответил он. — Полагаю, путешествие утомило вас. Когда вы ели в последний раз?

— Давно, — промолвила Гардения. — Я не могла себе позволить тратиться на еду в поезде, а на станции мне не хотелось выходить.

— Так я и думал, что в этом все дело, — сухо произнес лорд Харткорт.

Он поставил стакан, который держал у губ Гардении, распахнул дверь комнаты, и она услышала, как он с кем-то разговаривает. Она огляделась, и ей стало понятно, что это кабинет или библиотека, дверь из которой вела в холл.

С усилием она села, руки взлетели к растрепанным волосам. Лорд Харткорт вернулся в комнату.

— Не двигайтесь, — сказал он. — Я велел принести еды.

— Не могу же я лежать здесь, — слабым голосом проговорила Гардения. — Мне нужно найти тетушку и объяснить ей, почему я приехала.

— Вы действительно племянница герцогини? — поинтересовался лорд Харткорт.

— Да, я ее племянница, — ответила девушка, — хотя ваш друг и не поверил мне. Почему он вел себя так странно? Мне кажется, он был пьян.

— Наверное, он действительно был пьян, — согласился лорд Харткорт. — Такие вещи иногда случаются на приемах.

— Да, конечно, — сказала Гардения, вспомнив, как мало приемов видела, а на тех немногих, которые ей удалось посетить, джентльмены не напивались до бесчувствия, а дам не носили за руки — за ноги.

— Вы сообщили тетушке, что едете сюда? — поинтересовался лорд Харткорт.

— У меня не было возможности, — ответила Гардения. — Понимаете… — Помолчав, она добавила: — Были причины, которые вынудили меня отправиться к тетушке незамедлительно. Не было времени, чтобы дать ей об этом знать.

— Позволю себе заметить, что она удивится, увидев вас, — тихо проговорил лорд Харткорт.

Что-то в его голосе заставило Гардению горячо воскликнуть:

— Я уверена, тетя Лили будет рада меня видеть!

Лорд Харткорт собирался еще о чем-то спросить, но в этот момент дверь открылась, и вошел лакей с огромным серебряным подносом, заставленным разнообразными блюдами. Здесь были и заливные трюфели, и перепела, украшенные спаржей и печеночным паштетом, и омар под желтым майонезом, и множество других самых диковинных и изысканных кушаний, названий которых Гардения не знала. Лакей поставил поднос на маленький столик рядом с ней.

— Но я же не смогу все это съесть! — воскликнула она.

— Съешьте то, что сможете, — посоветовал лорд Харткорт. — Вам сразу станет лучше.

Он отошел в дальний угол комнаты, встал около письменного стола и начал нервно перебирать расставленные на нем изящные безделушки.

Гардения не могла с уверенностью сказать, что руководило им, когда он отвернулся от нее: либо он проявил тактичность, решив не смущать ее и дать ей спокойно поесть, либо вид человека, с жадностью накидывающегося на еду в столь поздний час, был неприятен ему. Однако она была так голодна, что села и, не обращая ни на что внимания, принялась за еду. Она начала с омара, потом перешла к перепелам. Но справиться со всем не смогла: еды оказалось слишком много.

Как лорд Харткорт и предсказывал, немного утолив голод, Гардения почувствовала себя бодрее. Она с благодарностью отметила, что на подносе стоит стакан воды.

Сделав пару глотков и отложив нож с вилкой, девушка несколько вызывающе обратилась к стоящему позади нее мужчине.

— Я чувствую себя много лучше, — сказала она. — Благодарю вас за то, что вы приказали принести мне поесть.

Он отошел от стола и вернулся к ней, встав на коврик возле камина.

— Не позволите ли вы мне дать вам совет? — спросил лорд Харткорт.

Гардения не ожидала подобного вопроса и поэтому подняла на него удивленные глаза.

— Какой совет? — В ее словах сквозило любопытство.

— А вот какой, — ответил лорд Харткорт. — Вам следует вернуться назад завтра утром. — Он заметил, что она удивлена, и продолжил: — Ваша тетушка занята. У нее здесь много гостей. Это неподходящий момент для приезда родственников, как бы рады им ни были.

— Я не могу этого сделать, — сказала Гардения.

— Почему? — настаивал он. — Вы можете остановиться в приличном отеле, или это вам не подходит? Я мог бы отвезти вас в монастырь, который, как мне известно, находится здесь поблизости. Монахини с удовольствием окажут любую помощь нуждающемуся.

Гардения почувствовала, что вся напряглась.

— Я уверена, что вы, лорд Харткорт, действуете из самых добрых и честных побуждений, — сказала она, — но я совершила такое путешествие специально для того, чтобы приехать в Париж и повидать тетушку, и я уверена — когда она узнает о моем приезде, она будет рада.

Гардения еще не успела договорить, как у нее появилось неприятное ощущение, что, возможно, ей вовсе не будут рады. Сидя в поезде, она не раз пыталась убедить себя, что тетя Лили сойдет с ума от радости, когда увидит ее. Теперь же она подобной уверенности не испытывала, но она не допустит, чтобы лорд Харткорт догадался о ее сомнениях. Кроме того, если отбросить в сторону все эти предположения, разве может она сказать незнакомому мужчине, что у нее нет денег? Ее кошелек был практически пуст, за исключением двух-трех франков, которые она обменяла в Кале.

— Я останусь, — твердо проговорила она. — Сейчас, когда я чувствую себя лучше, я могла бы, возможно, подняться наверх и поискать тетушку. Боюсь, дворецкий — или кем он здесь является — не передал ей, что я здесь.

— Я могу только предупредить вас, что это было бы ошибкой, — сказал лорд Харткорт.

— Вы близкий друг моей тетушки? — спросила Гардения.

— Не могу похвастаться такой честью, — ответил лорд Харткорт. — Я, конечно, знаком с нею — ее знает весь Париж. Она очень, — он замялся в поисках слова, — гостеприимная.

— Тогда я уверена, что она распространит свое гостеприимство и на свою племянницу, — заключила Гардения.