— Значит, она глупа, — сказала леди Арнфилд. — И при встрече я скажу ей об этом.

Клиона пошла в пляс по комнате, словно путешествие из Лондона в вагоне поезда вовсе ее не утомило. Что, впрочем, вполне соответствовало действительности.

— Какая чудесная комната! — воскликнула она, раскидывая руки и вертясь, точно юла.

— Боже мой, дитя, у тебя закружится голова, — проворчала тетя.

— Дорогая тетушка Марта, конечно же, нет! На балах я танцую всю ночь напролет, и голова вовсе не кружится.

— Говорят, ты была первой красавицей сезона, — улыбнулась тетя. — Толпы поклонников, а предложений руки и сердца не счесть.

— Естественно, — дразнящим топом отозвалась Клиона. — Дорогая тетушка, девушке с деньгами всегда делают предложения. Это дань ее банковскому счету, а не ей самой, и нужно быть круглым простофилей, чтобы думать иначе.

— Ах, но я уверена, что некоторые из них были в тебя влюблены, — возразила леди Арнфилд, шокированная столь нехарактерной для невинной девушки практичностью.

— После десятиминутного знакомства? — продолжала гнуть свою линию Клиона. — Пока что это самое скорое предложение, которое мне сделали. Не сказать, как это польстило моему самолюбию! Но представьте, каким было падение с небес на землю, когда я узнала, что мой «обожатель» на следующий же день обручился с другой богатой наследницей! Я просто была первой в его списке, вот и все.

— Клиона!

— Не нужно так волноваться, дорогая тетушка. А что, по-вашему, я должна делать? Поверить, что я действительно самая прекрасная и восхитительная женщина из всех, что видел свет? Образец добродетели и красоты…

— Кажется, мне сейчас сделается дурно, — откровенно сказала леди Арнфилд.

— Именно так и я себя чувствовала.

— Мужчины действительно говорят тебе такое?

— Некоторые. И это роковая ошибка, потому что я терпеть не могу, когда мне льстят. Только представьте, какой тщеславной нужно быть, чтобы верить всему этому вздору!

— Даже подумать страшно, — согласилась леди Арнфилд.

— Иногда, — продолжила мысль Клиона, — я сомневаюсь, добрую ли услугу оказал дядя Соломон, когда завещал мне все эти деньги.

— Это единственный хороший поступок, который он совершил для кого-то из своей семьи, — заметила леди Арнфилд. — Он проводил так много времени за границей, занимался исследованиями. Дрянное, грязное, опасное занятие. Тем не менее он скопил сокровища, которые сделали его богатым. К счастью для тебя.

Клиона вздохнула.

— Мне кажется, что он оставил мне слишком много. Ни одному человеку не нужно столько денег.

— Глупости, дорогая. У женщины никогда не может быть слишком много денег, — с уверенностью заявила леди Арнфилд.

— Вы так думаете? — пробормотала Клиона, обращаясь как бы к самой себе. — Я не уверена.

— Что ж, очевидно, прошлый опыт оказался для тебя неудачным, но не все мужчины — охотники за приданым. Ты наверняка встретила молодых людей, которые тебе понравились. Удалось ли кому-нибудь из них затронуть твои собственные чувства?

Клиона кивнула.

— Немножко, — сказала она с озорной улыбкой. — Ровно настолько, чтобы пофлиртовать вечер и забыть о нем.

— Значит, ты не… влюблена?

— Ни капельки. Разве это не печально? Казалось бы, к этому времени я должна была бы уже сдать свои позиции, но нет. Иногда я чувствую, что жду чего-то.

— Чего?

— Точно не знаю. Просто «чего-то». «Чего-то особенного». Это все, что я знаю.

Клиона оборвала неустанное хождение по комнате и остановилась у окна, из которого открывался прекрасный вид.

— Тетушка Марта, что это?

— Где, моя дорогая?

— За деревьями. Похож на сказочный замок, весь в башнях и шпилях, словно парящий среди облаков.

— Да, он прекрасен, верно? Это фамильный замок Хартли, резиденция графа Хартли. Они с твоим дядей и большие друзья, и непримиримые соперники, потому что только у графа конюшня лучше нашей.

Клиона, незаурядная наездница, захлопала в ладоши от удовольствия.

— Мне не терпится с ним познакомиться!

— Познакомишься, и очень скоро. А пока что пора одеваться к обеду. Твой дядя с минуты на минуту вернется домой. Он должен был встретить тебя, но ему пришлось уехать на важную встречу. У лорда-наместника много обязанностей.

— Конечно. Ах, как хочется снова повидаться с дядей Кентоном! Но что же мне надеть к обеду?

Леди приятно провели полчаса, остановив, наконец, свой выбор на платье из голубого атласа и газа, которое восхитительно подчеркивало цвет глаз Клионы.

Затем леди Арнфилд удалилась в собственную комнату, а Сара, горничная Клионы, принялась носить воду для ванны. Смыть дорожную пыль было блаженством. После этого девушка надела платье и села перед зеркалом, чтобы Сара уложила ей волосы.

Когда туалет был закончен, леди Арнфилд не оказалось поблизости, и, будучи независимой девушкой, Клиона выскользнула в коридор и спустилась по парадной лестнице в гостиную. Створки французских дверей стояли распахнутыми, а за ними открывался огромный ухоженный сад, утопающий в цветах и кустарниках.

Внимание Клионы привлек маленький озорной спаниель. Он выпустил из зубов мячик и теперь с надеждой поглядывал на девушку.

— Ах ты, мой хороший! — воскликнула Клиона. — Конечно же, я с тобой поиграю.

В следующую секунду она уже переступила порог и заскользила по ступенькам, ведущим к газону; схватила мячик и бросила его как можно дальше. Спаниель залаял от удовольствия и пустился за ним. Клиона, смеясь, побежала следом.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Замок Хартли находился во владении рода Хартли на протяжении шести веков. Из простых баронов они возвысились до виконтов, а потом и до графов.

В течение всего этого времени Хартли приумножали свои богатства благодаря дружбе с любым монархом, какой бы ни оказывался на троне.

Замок разрастался, «залечивал» сквозные щели, становился более комфортабельным и роскошным. Специальные апартаменты всегда готовы были принять даже королевскую особу, и всего два года назад своим присутствием замок почтил принц Уэльский.

Мать Чарльза жила в апартаментах восточного крыла, и путь туда пролегал через огромную картинную галерею, вмещавшую портреты почти всех членов семей двенадцати поколений.

Чарльз задержался здесь на мгновение, чтобы рассмотреть некоторые картины, поскольку замечания кузена об истории рода оживили кое-что в памяти.

Вот портрет деда, девятого графа, когда он только получил титул. Это снова он, год спустя, с молодой женой. Далее портрет девятой графини с новорожденными сыновьями-близнецами на руках — Саймоном и Артуром.

Самих близнецов изображали несколько картин: они были похожими как две капли воды и выглядели невероятно мило. Саймон и Артур в пять лет с одинаковыми ангельскими личиками; в десять — по-прежнему красивые, однако Артур уже начал посматривать хмуро, чего не под силу было скрыть даже самому тактичному художнику.

К тому времени Артур услышал историю о перепутанных младенцах и ухватился за нее, убежденный, что именно он, а не его брат является истинным наследником. Родители отметали это как детскую фантазию, убеждая себя, что мальчик перерастет напасть. Но он не перерос.

Братья женились в одном и том же году, и их сыновья, Чарльз и Джон, родились с разницей всего в несколько месяцев. Поскольку оба походили на своих отцов, получилось, что они тоже выглядели как близнецы, и двойные портреты начали писать снова. Чарльз и Джон, юные и очаровательные — в шесть лет, Чарльз и Джон — в седлах… В те годы они были близкими друзьями, пока Джон не заразился навязчивой идеей отца.

А потом Саймон внезапно умер от воспаления легких, оставив скорбящую вдову и шестнадцатилетнего сына Чарльза, отныне наследного графа.

Чарльз ясно помнил день похорон отца, когда он стоял у могилы, глотая слезы и держа мать за руку. Рядом был дед, суровый, сдерживающий боль, которую принесла ему смерть сына. По другую сторону могилы стоял Артур, с ног до головы одетый в черное, как и полагалось человеку, который только что потерял брата-близнеца. Чарльз вгляделся в его лицо, так душераздирающе похожее на лицо покойника. Быть может, он искал утешения в этом сходстве. Если так, то напрасно. Дядя ответил ему взглядом, полным свирепой враждебности, настолько мощной, что убитый горем мальчик инстинктивно отвернулся.

Тогда он принялся искать глазами Джона, которого по-прежнему считал своим другом.

Увы. В лице Джона была та же ненависть, что и у Артура. Все равно что наблюдать за одним и тем же человеком.

В эту минуту Чарльз понял, что потерял и друга.

Дед прожил еще пять лет, скончавшись через неделю после двадцать первого дня рождения Чарльза. Теперь Чарльз стал десятым графом Хартли, хозяином всех земель вокруг, лендлордом дюжины поселков и ферм, сквайром, другом и отцом «своих» людей.

Тяжелая то была ноша для совсем молодого человека, а горькая обида дяди Артура и кузена Джона сделали ее еще тяжелее. Переход титула растревожил старые раны. Раны эти так и не зажили.

И теперь Чарльз осознал, что они не заживут никогда.

Он нашел мать в гостиной в обществе бабушки, овдовевшей девятой графини и Иезавель, огромной длинношерстной кошки отталкивающего вида, которая не любила Чарльза точно так же, как он не любил ее.

Чарльз никогда не понимал, почему его мать, леди, добродетельность которой не вызывала ни малейших сомнений, вдруг решила назвать домашнюю любимицу в честь библейской блудницы. [Иезавель — имя жены израильского царя Ахава, отличавшейся распутством и склонностью к язычеству. Синоним всякого нечестия, высокомерия и деспотизма.]

— Здравствуй, мой милый, — сказала мать, встречая сына поцелуем. — Мы видели, как Джон галопом несся прочь от замка, и надеялись, что ты придешь рассказать нам, что случилось.

— Думаю, вы уже успели сами обо всем догадаться, — ответил Чарльз, целуя бабушку и усаживаясь рядом с ней на диван. — Джон преподнес мне очередную пачку счетов, оплаты которых от меня ожидает, а я ему отказал.

— Совершенно верно, — сказала бабушка своим обычным высоким голосом, в котором слышался легкий присвист. — Он плохой мальчик. Не нужно ему уступать. Ты был чересчур снисходительным.

Чарльз подавил приступ отчаяния, который вызвала эта реплика. Бабушка была стара и с каждым днем теряла связь с реальностью. Казалось, она считала Джона всего лишь непослушным юношей, которому достаточно сделать строгий выговор. Истина, заключавшаяся в том, что Джон бессердечен, жесток и эгоистичен, как будто ускользала от нее.

Чарльз, жалея бабушку, изо всех сил пытался поддерживать заблуждение старушки, однако непонимание, которое он получал в ответ, усиливало ощущение ее постепенного отстранения.

— Боюсь, к Джону трудно не быть снисходительным, — мягко начал Чарльз. — Он сначала тратит деньги, а потом швыряет мне счета, зная, что я скорее заплачу, чем позволю арестовать его и навлечь позор на наш род.

— Господи, ну и мысль! — воскликнула мать.

До замужества она была леди Хестер Коулдейл, седьмой дочерью обедневшего графа, который растил слишком много дочерей и только одного сына.

Считалось, что с ее крошечным приданым ей повезло заполучить в мужья наследника графа. Она стала леди Хестер Бекстер, будущей графиней Хартли. Все как будто бы сложилось хорошо.

Но графиней она так и не стала. Смерть мужа еще при жизни свекра загубила ее надежды, и теперь главным в жизни для нее был сын.

Достигнув зрелого возраста, она все еще была стройной и изящной, сохранила остатки девичьей миловидности и мечтательную, непоследовательную манеру речи, за которой скрывался недюжинный ум.

— Я часто думаю, что Джона вполне можно назвать сумасшедшим, — произнесла она, склонившись над вышивкой. — Его мысли устремлены в одну точку и ничто иное не производит на него ни малейшего впечатления.

— Да, возможно, он немного сумасшедший, — задумчиво сказал Чарльз. — Он считает себя обманутым.

— Вздор! — без обиняков заявила леди Хестер.

Сын и свекровь посмотрели на нее.

— Вздор! — повторила она. — Чепуха и пустая болтовня. Он верит в это, потому что ему хочется верить. Точно так же, как и его отец.

— Полагаю, в этой старой истории про запутавшуюся акушерку не может быть ни капли правды. Так ведь, мама? — поинтересовался Чарльз.

— Запутавшуюся? Ты хочешь сказать пьяную, не так ли?

— Ну… я пытался проявить деликатность.

— Не нужно. Это дурная привычка. Называй вещи своими именами.

— Прошу прощения, — смиренно ответил Чарльз. — Но возможно ли, что это правда?

— Конечно же, нет, — ответила мать, — по той простой причине, что это невозможно. Миссис Кеннинг, акушерка, не могла спутать младенцев, потому что она ни на секунду не оставалась с ними двумя сразу. Она была абсолютно трезвой, когда приехала, иначе твой дедушка вышвырнул бы ее вон. Она помогла родиться Саймону, но потом нянечка унесла его. Миссис Кеннинг осталась с семьей, ожидая появления второго ребенка. Пока нянечка в соседней комнате показывала Саймона отцу, родился Артур, и его отдали заботам другой няни. Миссис Кеннинг щедро заплатили. Она отправилась в кабак «Танцующий лакей» и потратила все до последнего пенса на джин. Отсюда и пошла эта история, помяните мое слово.

Тут бабушка включилась в разговор и вздохнула, размышляя о младшем сыне, которого теперь не было рядом.

— Бедный Артур! — сказала она. — Самые яркие таланты достались ему. Саймон был благоразумным и крепким, но Артур — выдающимся. Он лучше всех умел ездить верхом и лучше всех учился, а потому, конечно, начал думать, что сам он лучше всех. Ему стало казаться, что судьба к нему несправедлива. А отсюда уже рукой подать до мысли, что миссис Кеннинг украла у него законные права.

— Быть может, в каком-то смысле его действительно обокрали, если он в самом деле был талантливее, — задумчиво произнес Чарльз.

— Вовсе нет! — решительно возразила бабушка. — В среде английских аристократов излишняя талантливость абсолютно неуместна. В тебе она, к счастью, не угадывается.

— Спасибо, бабушка, — сказал Чарльз. В его глазах плясал огонек восхищения.

— Тем не менее должна сказать, что ты мог бы вести себя с Джоном умнее. Пора тебе что-нибудь придумать. Я не хочу, чтобы меня в таком возрасте выбросили на улицу.

— Нет, нет. Все не так плохо, — поспешил успокоить ее Чарльз, добавив про себя: — По крайней мере, пока.

* * *

Сэр Кентон Арнфилд вернулся домой ближе к вечеру и был встречен дворецким, который сообщил, что приехала леди Клиона, и обе леди сейчас у себя в комнатах одеваются к обеду.

— Великолепно! — искренне обрадовавшись, сказал он. Дворецкий забрал сюртук и удалился. — О, моя дорогая!

Его жена поспешно спустилась по лестнице, взяла его под руку и повела в гостиную.

— Скорее, Клиона придет с минуты на минуту, — сказала она. — А я хочу сначала переговорить с тобой.

— Что-то не так?

— Вовсе нет. Все идет чудесно. Она так мила и неиспорченна. И так красива. Ах, какой она провела сезон, сколько кавалеров предлагали ей руку и сердце! Но она всем отказала!

На широком, добродушном лице сэра Кентона отразилось замешательство.

— Постой, Марта! Я только что вернулся домой. Я хочу пообедать. Нельзя ли обсудить перспективы Клионы позднее?

— Конечно же, мы так и сделаем. Но я хотела, чтобы ты узнал о положении вещей до того, как увидишься с нею. Она не обручена и ни в кого не влюбилась! — Леди Арнфилд окончила речь на триумфальной ноте.

Сэр Кентон размышлял здраво, но остротой ума все же не отличался, и поведение жены поставило его в тупик.

— Я должен сейчас что-то предпринять по этому поводу? — поинтересовался он. — Перед обедом?

— Ах, не нужно меня дразнить. Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь.

— Да, у меня появляется тревожное чувство, что понимаю.

— Она увидела из окна своей комнаты башни замка Хартли, спросила о нем и выглядела такой заинтересованной…

— Марта, сознайся. Ты собираешься скрестить их с Чарльзом пути?

— Вовсе нет, — надменно возразила леди Арнфилд. Потом ее гордый вид рассеялся, и она хихикнула. — Хотя им не помешает познакомиться. Он так хорош собой и так мил! К тому же граф. Подумай об этом, дорогой! А она станет графиней Хартли и хозяйкой фамильного замка.

— Станет? — эхом отозвался обеспокоенный супруг. — Возможно, станет!

— Ах, возможно, наверняка… Какая разница?

— Большая, если она откажет ему, как и всем остальным.

— Глупости, с чего бы ей так поступать? — возразила леди Арнфилд. — Я уверена, что он самый привлекательный молодой человек на многие мили вокруг. Почти так же хорош, как был в его возрасте ты, любимый.

Сэр Кентон принял лесть с ухмылкой, показывающей изрядную долю супружеского цинизма.

— Дорогая, — сказал он, — пожалуйста, не позволяй амбициям усыпить здравый смысл.

— Я не обладаю здравым смыслом, — возразила леди Арнфилд. — Ты всегда так говоришь.

— Но абсолютно не обязательно доказывать на деле мою правоту. Я совсем не уверен, что такой брак был бы удачен. Ходят неприятные слухи…

— Фи, не обращай внимания! Лорд Хартли — наш хороший друг. Вам нравится состязаться, у кого лучше лошади.

— Но это совсем другое дело, дорогая. Чарльз нравится мне как человек, но я дважды подумал бы, прежде чем позволить Клионе выйти за него замуж. Если хотя бы половина из услышанного мною правда… Конечно, семья старается все замалчивать, но слух все равно пополз. Он вздохнул.

— Чарльз, конечно, не виноват. Родственников не выбирают, и ему чертовски не повезло. Но что есть, то есть. Любой дядя, которому небезразлично благополучие племянницы, усомнился бы в перспективе такого брака.

— Но ведь Чарльз такой блестящий молодой человек!..

— Согласен. Готов признать, он обладает всем, что положено мужчине: благородным происхождением, обходительностью, добрым нравом…

— И прекрасной внешностью!

— Если угодно, хотя лично я не придавал бы его внешности такого значения.

Леди Арнфилд фыркнула.

— Много ты понимаешь!..

— Ладно, приятная внешность, изысканные манеры и семья, сыгравшая выдающуюся роль в истории нашей страны. Но…

Супруги обменялись многозначительными взглядами.

— Но… — неохотно согласилась жена и вздохнула. — И все же не думаешь ли ты, что Клиона могла бы оказаться как раз той девушкой, которая нужна ему, чтобы решить свою главную проблему?

— Марта, довольно, если ты говоришь о том, о чем я думаю. Ты ждешь, что я помогу другу за счет собственной племянницы? Разве может человек чести так поступить?

— Конечно, ты на такое не пойдешь. Но Клиона должна с ним познакомиться, верно?

— Конечно, должна. Вероятно, наше беспокойство абсолютно напрасно. Могу поспорить, он ей вовсе не понравится.

Супруги вышли из гостиной в прихожую.

Секунду спустя Клиона медленно вошла в комнату. Подслушивать не входило в ее привычки, но ни одна юная леди, как бы хорошо воспитана она ни была, не смогла бы устоять перед соблазном услышать то, что ей только что довелось услышать.

Когда Клиона поднималась наверх, на губах ее играла озорная улыбка.

* * *

Чарльзу было удобно, что бабушка всегда завтракала у себя в комнате — они с матерью могли сидеть за столом вдвоем. Это означало, что появлялась возможность более откровенно поговорить о кузене. Вдовствующая графиня могла за глаза порицать Джона, но он по-прежнему оставался ее внуком, и Чарльз был слишком добр, чтобы ранить ее чувства.