Барбара Картленд

Отзывчивое сердце

Глава 1

По длинной подъездной аллее Клеона Говард приближалась к Холлу, тщетно пытаясь угадать, зачем она так срочно понадобилась подруге.

В самом деле, грум привез записку, когда в доме викария еще никто не проснулся. Служанка, пышнотелая деревенская девушка, спала как убитая; разбудил ее только град камешков, стучавших по окну.

Девушка влетела в спальню Клеоны в криво застегнутой блузе, без чепца и передника.

—  Там молодой Джарвис из Холла, мисс, — выпалила она, с трудом переводя дыхание после того, как с шумом одолела три лестничных пролета.

Клеона взяла у нее довольно помятую записку, развернула ее и прочитала написанные несколько строчек.

—  Спасибо, Рози, — поблагодарила она. — Попроси Джарвиса передать мисс Мандевилл, что я постараюсь приехать как можно скорее.

Одеваясь, она услышала конский топот, доносившийся со стороны хозяйственного двора, и выглянула в окно как раз в тот миг, когда лошадь серой масти, поднимая пыль, исчезала на проезжей дороге. Клеона узнала одну из лошадей сэра Эдварда. Она почувствовала легкий укол зависти к молодому Джарвису: у него прекрасная лошадь, а вот ей приходится трястись на славной старушке Бетси, которую торопить бесполезно.

Однако чувство это было мимолетным. Когда Клеона подъезжала к дверям дома сэра Эдварда, украшенным большим портиком, ей и в голову не пришло сравнивать роскошное жилище подруги с ветхим, лишенным удобств домом викария.

—  Ох, Клеона, как же я рада тебя видеть!

Голосок Леони дрожал, словно она была чем-то напугана. Клеона обняла подругу за плечи и почувствовала, что та вся дрожит.

Они были одного возраста с разницей лишь в несколько дней. Когда-то их матери, искренне привязанные друг к другу, решили: если у обеих родятся девочки — чему, конечно, лучше не бывать — они дадут им одинаковые имена.

Клеону Мандевилл, наряженную в брюссельские кружева, и Клеону Говард в простеньком батистовом платьице окрестили в одной купели. Однако то, что обе девочки откликались на одно имя, в повседневной жизни создавало путаницу. Вот почему, когда годовалая Клеона Мандевилл с детской картавостью назвала себя «Леони», имя это подхватили и родители и няньки. Таким образом, проблема была решена.

—  Что такое, Леони, — спросила Клеона. — Что случилось?

—  Мне нужно рассказать тебе что-то очень важное, — ответила Леони, — но не здесь.

Она обвела взглядом широкую лестницу с резными перилами, будто опасалась кого-то.

—  Пойдем сюда — скорее!

Леони вложила холодные пальчики в теплую ладонь Клеоны и повела ее в Большой салон, а оттуда, через открытые стеклянные двери, на травяной газон.

Клеона тотчас поняла, куда они направляются: к беседке, построенной в виде древнегреческого храма. Они с Леони облюбовали ее для себя много лет назад, когда были совсем маленькими. Здесь они хранили свои игрушки, здесь шепотом делились друг с другом секретами и замышляли проделки, после которых их часто оставляли без ужина и заставляли заучивать наизусть трудные отрывки из Вергилия или молитву к следующей воскресной службе.

Леони шагала так торопливо, что до тех пор, пока они не оказались у беседки, разговаривать было совершенно невозможно. Войдя туда, Леони захлопнула дверь.

—  Я умираю от любопытства! — воскликнула Клеона, плюхнувшись на один из диванчиков цвета дамасской розы, [То есть алого цвета. (Здесь и далее прим. перев.)] которые расставила здесь Леони.

—  Клеона, ты должна помочь мне!

—  Конечно помогу, если ты объяснишь, в чем дело, — отозвалась Клеона. — Я никогда не видела тебя в таком состоянии. Уж не заболела ли ты?

—  Я всю ночь не сомкнула глаз, — ответила Леони. — Часов около пяти я написала тебе записку и ждала в саду, когда появится Джарвис.

—  Дорогая моя, но почему ты сама не пришла? Ты ведь знаешь: если тебя что-то беспокоит, мама примет тебя с большой радостью.

—  Да, конечно знаю, — быстро проговорила Леони. — Просто мне нужно поговорить с тобой наедине, и я боялась, как бы кто-нибудь не услышал.

—  Не услышал что? — спросила Клеона. — О Господи, Леони, говори толком! Чтобы так расстроиться, должно случиться нечто ужасное!

—  Ну, в прямом смысле ужасным это не назовешь — и все таки так оно и есть, — пробормотала Леони. Подойдя к диванчику, она обеими руками крепко сжала руку подруги. — Клеона, поклянись всем, что есть для тебя святого: ты мне поможешь и не скажешь ни слова о том, что я тебе расскажу!

Это была старая клятва, которую они давали друг другу в детстве. Улыбнувшись, Клеона произнесла:

—  Клянусь всем, что люблю и чем дорожу, умереть мне в мучениях, если нарушу свое обещание.

Леони чуть слышно облегченно вздохнула, затем, понизив голос, прошептала:

—  Я выхожу замуж за Патрика О'Донована.

Клеона с изумлением уставилась на нее.

—  Патрик О'Донован! — воскликнула она. — Да ведь ты не видела его несколько месяцев!

Леони смутилась.

—  О Клеона, мне неприятно говорить тебе это, но я виделась с ним. Боюсь, ты обидишься, узнав, что я обманывала тебя, но теперь уже ничего не исправить; остается только сказать правду. Я встречалась с Патриком, но мы боялись довериться кому-нибудь. Я встречалась с ним в лесу днем всякий раз, когда удавалось улизнуть от мисс Бантинг, а иногда даже по вечерам.

—  Как ты могла! — воскликнула Клеона. — А если бы узнал твой отец?

—  Папа грозился застрелить Патрика, если еще раз увидит его где-нибудь поблизости, — ответила Леони, — но я должна была видеться с ним, должна! Я люблю его, и теперь мы решили убежать и обвенчаться.

—  Но это невозможно! — вскричала Клеона. — Ты не можешь выйти замуж без согласия отца, пока тебе не исполнится двадцать один год. В последний день рождения нам с тобой исполнилось только восемнадцать!

—  Да, верно, — нетерпеливо сказала Леони, — но этот глупый закон действует только в Англии. Мы с Патриком уезжаем в Ирландию.

—  В Ирландию? — растерянно повторила Клеона.

Леони кивнула.

—  Мы сговорились ехать завтра. Клеона, дорогая, прости меня! Тебе, конечно, обидно, но я просто не осмеливалась признаться. Патрик сказал, что тайна останется тайной, только если мы никому о ней не скажем.

—  Он увозит тебя в Ирландию? — спросила Клеона.

—  К своим родным. Там мы обвенчаемся, и я приму католичество. Если Патрик — католик, я тоже хочу стать католичкой.

Клеона прижала руки к щекам.

—  Леони, ты не можешь так поступить. Это убьет сэра Эдварда!

—  Папа скорее убьет меня, если поймает нас, — возразила Леони. — Он заявил, что скорее увидит меня мертвой, чем замужем за католиком. Ты же знаешь, только поэтому он и настроен против Патрика.

—  Он также считает, что Патрик охотится за твоим приданым, — заметила Клеона.

—  Глупости! — воскликнула Леони. — Семья Патрика небогата, в Ирландии мало кто богат, но у них большие земельные владения, огромный замок и множество других домов. Да если бы у него не было ни пенни за душой, я все равно бы его любила!

—  А если бы у тебя не было ни пенни за душой, любил бы тогда тебя он? — задала вопрос Клеона.

С удивлением она увидела, как преобразилось лицо подруги. Оно похорошело и засияло счастьем.

—  Я знаю, — мягко ответила Леони, — что Патрик полюбил бы меня даже в лохмотьях. Да у меня и на самом деле мало что останется, если я убегу с ним. Папа вычеркнет меня из своего завещания; но он не сможет лишить меня денег, которые положил на мое имя, когда я была ребенком, хотя я ничего не получу до двадцати одного года. Но все это не имеет никакого значения, Клеона. Я хочу только одного — быть с Патриком, стать его женой, тихо и мирно жить с ним. У меня нет никакого желания ездить на приемы, рауты и балы, заниматься всем тем, что прежде мне так нравилось. Я хочу быть только с ним.

—  А тебе не кажется, что со временем ты смогла бы уговорить сэра Эдварда принять Патрика как зятя? — нерешительно спросила Клеона скорее оттого, что так полагается, нежели оттого, что была убеждена в этом.

—  Ты же знаешь, каким бывает папа, если уж что-то решил для себя, — ответила Леони. — Он впадает в ярость при одном только упоминании имени Патрика. Когда Патрик сделал мне предложение, папа до того разгневался, что я думала, он и вправду отхлещет нас кнутом, как грозился. Патрик даже испугался за меня. Вот почему мы встречались тайком.

—  Но как же вы доберетесь до Ирландии? — спросила Клеона. — Я знаю, сэр Эдвард в отъезде, но…

—  Все устроено, — заверила ее Леони. — Патрик будет ждать меня в карете в конце подъездной аллеи. Мы постараемся как можно быстрее добраться до Холихеда, меняя лошадей на постоялых дворах, а оттуда на корабле отправимся в Ирландию. Патрик говорит, что с того момента, как мы сойдем там на берег, все будет очень просто. Его родители ждут нас, и, как только с формальностями будет покончено, я стану его женой.

—  Но если сэр Эдвард все-таки узнает об этом, — возразила Клеона, — он вас догонит и вернет тебя домой.

—  Папа отправился на скачки в Донкастер, — ответила Леони. — Он уехал вчера во второй половине дня. Я рассчитывала весь сегодняшний день собираться так, чтобы мисс Бантинг ни о чем не догадалась.

—  Но разве ты сможешь каким-то образом помешать ей отправить к сэру Эдварду грума с письмом сразу после твоего отъезда?

—  Именно это меня и беспокоило, — призналась Леони, — но на помощь пришло Провидение.

—  Провидение? — переспросила Клеона. — Как это?

—  Бедной Бантинг не повезло, — объяснила Леони. — Вчера днем она пожаловалась на плохое самочувствие и пошла прилечь. Выглядела она до того странно, что часов в пять я послала за врачом. Представь себе, выяснилось, что она заболела ветряной оспой!

—  Боже мой! — воскликнула Клеона. — Должно быть, она заразилась от детишек Робинзонов.

—  Вот именно, — ответила Леони, улыбаясь. — Когда она узнала об их болезни, то настояла на том, чтобы мы их навестили, дабы преподать мне урок милосердия. Мы захватили суп, студень из телячьих ножек, фланелевые нижние юбки, все это несла я! Уже на пороге я почувствовала что-то неладное. Боже, какой там стоял запах! Они, верно, годами не открывали окно.

—  Я знаю, что папе неприятно заходить к ним, — отозвалась Клеона. — Только он человек праведный и никогда даже не упомянет об этом. Но мама, по-моему, иногда придумывает отговорки, чтобы не посещать старушку Робинзон. Та уже двадцать пять лет не встает с кровати, и, как мне кажется, ей ни разу не сменили белье.

—  Что бы там ни было, Робинзоны наградили Бантинг ветрянкой, — сказала Леони. — Она лежит в комнате с зашторенными окнами, с перчатками на руках, чтобы не расчесать лицо, и стонет. Вообрази: в ее-то возрасте беспокоиться о внешности!

—  Бедная мисс Бантинг! — сочувственно произнесла Клеона. — Красотой она никогда не отличалась, но кожа у нее на лице всегда была чистой и гладкой.

—  Скажу откровенно: в общем-то я обрадовалась, когда доктор сказал, чем она больна, — призналась Леони — И словно в наказание за мою бессердечность полчаса спустя прибыло вот это письмо.

Она вытащила письмо, спрятанное на груди.

—  Оно ведь не от Патрика? — с беспокойством спросила Клеона. Про себя она подумала: если этот красивый и довольно-таки легкомысленный ирландец, покоривший сердце подруги, теперь бросит ее, она сама, как и сэр Эдвард, готова его пристрелить.

—  Конечно нет! Патрик уехал сегодня в Йорк нанимать лошадей и карету. Нет, это от моей бабушки.

—  От бабушки? — удивилась Клеона. — А почему оно тебя расстроило? Ты же ее не знаешь. Только недавно у нас с тобой зашел разговор о том, что мы обе никогда не видели своих бабушек и дедушек.

—  Это верно, но послушай, что она пишет.

Леони разгладила измятый листок, видимо скомканный в минуту досады, и начала читать вслух:

—  48, Беркли-сквер Лондон

«3 мая 1802 г.

Дорогая внучка, после того, как заключили мир с этим проклятым французом, Наполеоном Бонапартом, в Лондоне наступила пора балов и развлечений. Насколько я понимаю, тебе исполнилось восемнадцать и, стало быть, самое время начинать выезжать в свет и появиться в Beau Monde. [В высшем свете (фр.).] Следует подумать и о твоем замужестве. Посему я посылаю за тобой свою карету. Ты будешь жить вместе со мной здесь, в Линк-Хаусе на Беркли-сквер, и внук моего покойного мужа, нынешний герцог Линкский, будет лично сопровождать тебя. Под моим покровительством тебя примут в самых известных домах Лондона. Как и я, герцог с нетерпением ждет твоего приезда. Выезжай немедленно. Мои лошади быстро довезут тебя до места.

Остаюсь, дитя, твоей любящей бабушкой.

Магнолия, вдовствующая герцогиня Линкская.»

Клеона, не выдержав, рассмеялась.

—  Очень решительное письмо, — заметила она. — Подожди, здесь в конце есть еще приписка, — сказала Леони. — Ты только послушай!

«Карета выезжает в полдень. У тебя она должна быть в четверг. Будь добра, не заставляй лошадей ждать, соберись до их прибытия. Твои платья, какими бы они ни были, для Лондона не подойдут, окажутся старомодными. Все, что тебе понадобится, мы купим на Бонд-стрит.»

—  Похоже, твоя бабушка подумала обо всем! — воскликнула Клеона.

—  Обо всем, но не обо мне! — с горечью сказала Леони. — Ты не понимаешь. Я почти наверняка знаю, для чего она посылает за мной. Как раз на днях папа говорил мне о ней. Он рассказывал, как все перед ней трепещут, как ее боятся. Он сказал: «Она давно пытается женить внука своего мужа, этого беспутного пьяницу! Я слыхал, что она пыталась обратить его внимание на самых хорошеньких девушек в Лондоне, но он на них и смотреть не захотел. Если он не закусит удила, то скоро спустит все состояние, а вдовствующей герцогине вовсе не хочется узреть такое».

—  Не понимаю, — заговорила Клеона. — Почему нынешний герцог не доводится ей внуком?

—  Потому что, овдовев, бабушка вышла замуж второй раз. Она была красавицей, и чего только о ней не рассказывали. В юности ее считали ветреной и легкомысленной. Отец выдал ее замуж за солидного пожилого джентльмена, чтобы усмирить ее нрав, но тот не долго прожил после женитьбы. Моя матушка была единственным ребенком от этого брака. Когда она умерла вскоре после моего рождения, бабушка, как и все остальные, рассорилась с папой. Поэтому здесь она никогда не бывала и никогда не приглашала меня к себе.

—  А потом она опять вышла замуж? — спросила Клеона.

Леони кивнула.

—  Она вышла замуж за овдовевшего герцога Линкского. У него был единственный сын. Но маркиз Берроу как его звали, вместе с женой погиб в дорожной аварии, так что после смерти старого герцога титул достался уже его внуку.

—  И как давно это случилось? — поинтересовалась Клеона.

—  По-моему, всего два или три года назад, — ответила Леони. — Похоже, что молодой герцог бездельник, но трудно судить наверняка, потому что папа ненавидит герцогиню. Он вечно собирает злые и отвратительные истории о ней и обо всех, кто с ней связан.

—  Довольно-таки запутанная история, — заметила Клеона. — Только я никак не пойму, отчего ты так переживаешь. Когда прибудет карета, ты можешь отослать ее обратно.

—  Что ты! Это опасно! — воскликнула Леони. — Моя бабушка, очень влиятельная особа. Карета прибудет завтра. Если она каким-то образом узнает, что я убежала с Патриком, то может перехватить нас и помешать уехать в Ирландию.

—  Но ведь ей ничего не будет известно три или четыре дня, — запротестовала Клеона.

—  А если корабль задержится в порту из-за шторма? — возразила Леони. — Патрик говорит, что такое часто случается. В это время года море нередко штормит. Он рассказывал, что однажды просидел в Холихеде целую неделю, ожидая отплытия корабля. Клеона, что мне делать?

—  По-моему, ты напрасно беспокоишься, — отозвалась Клеона. — Разве твоя горничная не может сказать, что ты заболела и лежишь в постели, как бедная мисс Бантинг? Это позволит тебе выиграть время.

—  Бабушкины слуги будут слоняться вокруг. Будь уверена, кто-нибудь из них обязательно дознается, что меня нет в доме. Да и потом я пыталась придумать, как сбить со следа мисс Бантинг. Если она обнаружит, что я убежала, то вполне может послать к папе грума с запиской. Тогда быть беде!

—  А что ты собиралась ей сказать? — спросила Клеона.

—  Я хотела сказать, что не хочу заразиться и поэтому поживу пока у тебя, — ответила Леони.

—  Ты представляешь, что со мной будет, если мой отец узнает, что я замешана во все эти обманы и интриги? — спросила Клеона. — Конечно, ради тебя, Леони, я бы на все это пошла, но не думай, что это доставило бы мне удовольствие. Когда папа сердится, он не шумит и не впадает в ярость, как сэр Эдвард. Он говорит тихо, но сразу ясно, что он поражен до глубины души! Я чувствую себя при этом таким ничтожеством; хочется заползти куда-нибудь в укромное местечко и умереть.

—  Да, я знаю, — вздохнула Леони. — В детстве мне всегда было легче вынести папину ругань, чем выслушать нравоучение от викария. Но тогда что же мне делать?

—  По-моему, лучше всего тебе отправиться в Лондон, — сказала Клеона. — Разве Патрик не может встретиться с тобой там и убедить твою бабушку, что он подходящая партия? Быть может, она согласится на ваш брак хотя бы для того, чтобы досадить сэру Эдварду.

—  Я думаю, бабушка хочет выдать меня замуж за своего ужасного внука, — ответила Леони. — Это читается в письме между строк. После того, что говорил папа, я в этом просто уверена! Правда, не исключено, что папа говорил это намеренно. Он вечно толкует о том, какой я стану богатой после его смерти и что только самые благородные и знатные мужчины достойны моей руки.

—  Возможно, сэр Эдвард прав, — улыбнулась Клеона. — Подумай, сколько добрых дел ты могла бы совершить, разумно используя эти деньги.

—  Не хочу я совершать никаких добрых дел, — проворчала Леони. — Все, что у меня есть, я намерена потратить на Патрика, и никто другой не получит из моих денег ни пенни.

—  В таком случае, — отозвалась Клеона, — ничего не остается, как развернуть прибывшую карету и отправить ее обратно порожней.

—  И поднять Бантинг на ноги, потому что меня нигде не найти и в доме переполох? — вскричала Леони. — Кто-нибудь обязательно сообщит папе. А ведь в его распоряжении великолепные гнедые, не говоря уже о вороных — да они в два счета догонят любых лошадей, каких удастся найти Патрику. К тому же мы собираемся нанять карету, запряженную только одной лошадью, чтобы не привлекать к себе внимания.

На мгновение наступила тишина. Затем Леони начала плакать.

—  Что мне делать, что делать? — стонала она. — Я люблю Патрика, люблю всей душой. Если я его лишусь, то покончу с собой. Мне без него не жить. Клеона, помоги! Ты должна помочь мне!

—  Дорогая, но как я могу помочь? — спросила Клеона. — Ты же знаешь, я готова сделать все, что в моих силах. Тут так все запуталось. До сих пор не могу поверить, что ты действительно собираешься выйти замуж за Патрика О'Донована.

—  Может, еще и не выйду; может, я останусь здесь и постепенно зачахну, — зарыдала Леони. — Не поеду я в Лондон! Не желаю, чтоб меня выставляли напоказ только оттого, что мой отец богат. Я хочу иметь собственный дом вместе с Патриком, только с Патриком.

Леони плакала горько и беспомощно. Клеона обняла подругу и притянула к себе. Из них двоих она всегда была сильнее. Леони проявляла храбрость до известного предела, после чего падала духом. Клеона понимала: рядом с ней должен быть сильный и решительный человек, чтобы защищать и баловать ее. Она от всей души надеялась, что Патрик О'Донован способен на это.