—  А что она представляет собой сейчас? — спросила миссис Клинтон.

—  Честно говоря, похожа на девчонку с Друэри-Лэйн, — ответил майор Хупер. — Я еще никогда не видел такого платья, как то, что на ней сейчас: такое впечатление, что его сшили еще пару веков назад. Я взял ее с собой сразу, не заехав за ее вещами: вряд ли они лучше. Вы, наверное, вздрогнете, когда ее увидите, миссис Клинтон.

—  Право же, вы интригуете меня, майор Хупер, — сказала миссис Клинтон. — В последнее время меня не очень-то интересуют подобные предложения. У меня и так полны руки, и на сегодняшний день имеется больше голубок, ждущих, чтобы их покормили, чем мужчин, ищущих их. Конечно, качество не такое высокое, как было во время Крымской войны: невероятно, какие особы были тогда в моем списке! Но и сейчас я не жалуюсь.

—  Да уж, охотно верю, — усмехнулся майор Хупер. — С тех пор как у прелестных наездниц стало модой встречаться возле статуи Ахилла, мой бизнес удвоился; никогда еще не было лучшей витрины.

—  Но все-таки у нас бывают и провалы, — спокойно сказала миссис Клинтон. — Вы можете представить себе, майор: маркиз Хартингтон дал Скиттлз годовое содержание в две тысячи фунтов, но встретился с ней, минуя меня.

—  А я думал, что это вы их познакомили! — воскликнул майор Хупер.

—  К сожалению, нет, — резко сказала миссис Клинтон. — Скиттлз была под покровительством одного человека, с которым я ее познакомила, но она заманила в свои сети Хартингтона. Она ухитрилась «случайно» столкнуться с ним и упала возле него в Гайд-парке — старый трюк! Он моментально попался на крючок. Она уже воображает себя будущей герцогиней Девонширской.

—  Вы должны отдать ей должное, — выдавил майор Хупер с мрачной ухмылкой. — Голова у нее работает.

—  И то же самое случилось с Агнес Уиллогби, — продолжала миссис Клинтон. — Недавно она вышла замуж за молодого Уиндхема. Он сумасшедший, но очень богат. Она была так добра, что послала мне пятьдесят фунтов за все, что я для нее сделала. Это был жест, по крайней мере; от самого же Уиндхема я не получила ни фартинга. Он сказал, что встретил ее у Кейт Кук, которая, если не ошибаюсь, скоро станет виконтессой Юстон.

—  Да, я полагаю, что элемент удачи в вашем бизнесе есть так же, как и в моем, — сказал майор Хупер.

—  Вы можете относиться к этому философски, — сказала миссис Клинтон, — но что касается меня, то увольте. Я могла бы назвать вам еще одного джентльмена, которого надо бы заставить заплатить!

—  Может, я попробую угадать, кто это? — с усмешкой сказал майор Хупер.

—  Вы знаете, кого я имею в виду? — мрачно ответила миссис Клинтон. — Трех моих лучших девушек лорд Манвилл забрал у меня одну за одной. Мэри он поселил на шикарной вилле, купил ей трех лошадей.

—  Купил он их, кстати, не у меня, — заметил майор Хупер.

—  О, она так возгордилась от всего этого, — продолжала миссис Клинтон, — что, когда я увидела ее в Гайд-парке — она ехала в запряженной пони повозке, купленной им, — сделала вид, что не замечает меня.

—  Я так никогда не поступал! — заметил майор.

—  А потом Кларисса, — добавила миссис Клинтон. — На это дитя я потратила не менее ста пятидесяти фунтов, а его светлость увозит ее так бессовестно, будто разбойник с большой дороги. О сапфирах, которые он ей подарил, говорил весь город, а мне ни гроша не досталось после всего, что я вложила в нее.

—  Ну вот, если вы хотите поставить его светлость на место, вам предоставляется шанс, — сказал майор Хупер. — Во всей Британии не найдешь человека, который лучше разбирался бы в лошадях. В общем, слушайте, миссис Клинтон, так как у нас не слишком много времени. У меня есть идея, на которой мы оба можем неплохо заработать.

В дверь постучали.

—  Прошу прощения, мэм, — сказал Джеймс, — пришел его милость герцог Уэссекский и жаждет поговорить с вами.

—  Проводите его милость в гостиную возле лестницы и извинитесь за меня: я приду к нему с минуты на минуту.

—  Хорошо, мэм, — величественно произнес Джеймс, закрывая дверь.

—  Ну а теперь рассказывайте, — сказала миссис Клинтон…

Ожидая в школе верховой езды, Кандида понемногу начала испытывать страх. Смеркалось, и школа, казалось, была полна теней. Она вдруг ощутила, как бесконечно одинока, и как женщина осознала контраст между своей внешностью и внешностью Лэйс.

Кандида уже привыкла мало заботиться о своей одежде по той простой причине, что платьев у нее было мало, но теперь она понимала, что ходить в таком костюме, как у нее, — просто позор, а о ботинках и говорить нечего. Она вспомнила о своих волосах, небрежно стянутых на затылке, в то время как волосы Лэйс были собраны в гладкую и изящную прическу.

Совершенно никакой надежды! Сможет ли она прожить в Лондоне? Как она могла даже подумать о том, чтобы ездить на Пегасе там, где их все могут увидеть? Она станет посмешищем всей этой светской толпы. Пока она выглядит так, как сейчас, ей, конечно, не удастся поднять цену своего коня.

Она вдруг почувствовала, что ужасно скучает по дому не только по отцу, который, даже будучи пьян, всегда был добр и внимателен к ней, но также и по всему, что было ей знакомо: ветхий особняк, шаркающая походка Неда, Пегас в старом стойле, а кроме того — спокойствие, чувство, что принадлежишь сама себе и свободна. Ведь несмотря на недостаток денег, друзей и одежды, она была свободна — могла ездить на своем коне, могла делать что хотела. А теперь… что же ее ждет впереди?

Кандиду вдруг охватила паника. Наверное, ей не следовало приезжать сюда. Может быть, ей стоит уехать. Как бы ее мать отнеслась к тому, что она здесь? И зачем она здесь? Что майор Хупер готовит для нее? И что она вообще про него знает?

Она импульсивно вскочила на ноги, прошла вдоль галереи и спустилась по лестнице на скаковую площадку. Ее рука потянулась было, чтобы открыть дверь, которая вела во внешний мир, как вдруг появился майор Хупер. Было слишком темно, чтобы он мог разглядеть лицо девушки, но он, должно быть, почувствовал ее волнение, потому что сказал успокаивающим тоном:

—  Все в порядке. Извините, что так задержался. Ну, пойдемте, я отведу вас к леди, которая присмотрит за вами. Вы можете остаться в ее доме.

Он повернулся и пошел, но Кандида не двинулась с места.

—  В чем дело? — спросил майор.

—  Мне здесь не место, — тихим, испуганным голосом сказала Кандида. — Думаю, мне лучше вернуться туда, откуда я приехала. Я найду работу где-нибудь в деревне.

—  Вы чего-то боитесь? — спросил майор Хупер. — Ну, право же, не стоит. Все в полном порядке, у вас будет хорошая и приятная жизнь. Послушайте, Кандида, вы очень привлекательная девушка, вами будут восхищаться, вас будут чествовать, за вами будут увиваться — ведь это то, что нужно всем женщинам.

—  Я не думаю, что это нужно мне, — ответила Кандида.

—  В таком случае, что же вам нужно?

—  Я хочу чувствовать себя в безопасности. И хочу, чтобы у меня был дом.

—  Все это у вас будет со временем, — быстро произнес майор. — А пока довольно переливать из пустого в порожнее. Я сделал для вас все, что мог, и когда-нибудь вы будете мне за этой благодарны.

Он протянул руку и положил ее Кандиде на плечо. Девушка вся дрожала, и он подумал, что она похожа на молодого жеребенка, неожиданно оказавшегося на незнакомом лугу, неуверенного и нервничающего.

—  Ну, пойдем, пойдем, девочка, — добродушно сказал он. — Первый барьер всегда самый трудный, вы ведь знаете, а у вас достаточно смелости, чтобы взять их все.

—  Достаточно? — робко усомнилась Кандида.

—  Готов поспорить с кем угодно. Она улыбнулась.

—  Вы, должно быть, считаете меня такой глупой, — тихо произнесла Кандида. — Но я вам благодарна за вашу доброту, честное слово.

—  Мне ведь ничего больше не оставалось делать, верно? — спросил он, и вопрос этот показался девушке странным, она не поняла, что могли означать вдруг появившиеся в его голосе нотки сомнения.

Они шагали через двор. Все стойла были закрыты, и Кандида слышала, как конюхи поют и разговаривают в освещенной комнате в дальнем конце.

—  А далеко отсюда до того места, где я остановлюсь? — спросила Кандида.

—  Да нет, только несколько улиц пересечь, — ответил майор Хупер. — Вы не возражаете, если мы пойдем туда пешком.

—  Нет, я люблю ходить пешком, — ответила она. Они шли рядом по вымощенной булыжником дороге.

Слышался стук копыт, мимо проезжали кареты с зажженными огнями. Казалось, их было очень много. Видно было, что они принадлежат состоятельным людям: лоснящиеся, откормленные лошади, кучеры, одетые с показным блеском.

Они шли молча, пока наконец майор Хупер не остановился перед домом с портиком. Кандида как раз собиралась подняться по ступенькам, когда дверь открылась. К ее немалому удивлению, майор Хупер вдруг крепко взял ее за руку и быстро отвел в сторону.

—  В чем дело? — тяжело дыша, спросила Кандида и увидела, что из двери на свет вышли две высокие фигуры в шляпах.

—  Не оглядывайтесь, — сказал майор Хупер.

—  Почему? — спросила Кандида.

—  Я не хочу, чтобы они видели вас, — ответил он.

Они прошли еще вниз по улице. Майор Хупер оглянулся. Два джентльмена, вышедшие от миссис Клинтон, сели в свою повозку с гербом на двери и лакеем на запятках. Кучер взмахнул кнутом, и повозка тронулась.

—  Уехали, — с облегчением сказал майор Хупер. — Пойдем, девочка, хватит тут слоняться, а то еще кто-нибудь приедет.

—  Что-то не похоже, чтобы у леди, к которой вы меня ведете, была вечеринка, — нервно сказала Кандида.

—  Нет, нет, она просто встречается… с друзьями, — ответил майор Хупер.

Эта пауза от Кандиды не ускользнула, но они уже стояли перед дверью, и на стук майора Хупера лакей открыл.

—  Мадам сказала, что будет лучше всего, если вы пройдете в столовую, сэр, — услышала Кандида слова лакея, обращенные к майору Хуперу.

—  Да, хорошая мысль, — ответил тот.

Они прошли в комнату в задней части дома. Это была маленькая квадратная столовая, со вкусом обставленная полированной мебелью красного дерева. На серванте стояли два больших серебряных канделябра. Свет исходил от двух газовых горелок под круглыми стеклянными абажурами по бокам камина.

—  Я доложу мадам о вашем прибытии, — сказал лакей.

Охваченная какой-то непонятной тревогой, Кандида огляделась. Не было ничего такого, что могло бы напугать ее; обстановка комнаты была уютной, и все же она чего-то боялась. Ей казалось, что и майор Хупер тоже нервничает. Он почти неотрывно смотрел на нее, и в глазах его застыло выражение, которого она не понимала.

—  Почему бы вам не снять эту шляпу? — подсказал он. — Она вам совершенно не идет.

—  Конечно, конечно, если вы так хотите, — улыбнулась Кандида. — Совершенно несуразная шляпа, не так ли?

—  Ни одна уважающая себя лошадь не хотела бы, чтобы ее увидели в такой шляпе даже мертвой, — ответил майор Хупер, и оба засмеялись.

Они все еще продолжали смеяться, когда миссис Клинтон вошла в комнату.

На секунду она задержалась в дверях, разглядывая Кандиду. Девушка была маленькой и хрупкой, с поразительно белой кожей и огромными глазами, сверкавшими сейчас весельем.

Локоны Кандиды заставили миссис Клинтон затаить дыхание: на бледно-золотом фоне при газовом освещении выделялись огненно-рыжие вкрапления, подобные языкам пламени.

Она смотрела не отрываясь, а затем встретилась взглядом с майором Хупером. В его глазах был триумф: такое выражение бывает у владельца вещи, завоевавшей главный приз на каком-нибудь шоу. Миссис Клинтон слегка улыбнулась ему и шагнула вперед с распростертыми руками.

—  Моя милочка, — сказала она Кандиде, — я очень, очень рада видеть вас.

Глава III

—  Это несправедливо! — почти кричал молодой человек, побелевший от напряжения, стоя в элегантной гостиной дома Манвилла, окна которой выходили на площадь Беркли.

—  Вполне естественно, что ты так думаешь, — мягко ответил его светлость, — но я обещаю тебе, Адриан, что пройдет время и ты будешь благодарить меня.

—  Я не понимаю, почему ты мне навязываешь свою волю в этом деле, — резко сказал Адриан. — Конечно, ты мой опекун и контролируешь мои деньги, пока мне не исполнится двадцать пять лет, но это не дает тебе права вмешиваться в мою жизнь и мешать мне жениться на ком я хочу!

Лорд Манвилл поднял брови.

—  Неужели? — с деланным сомнением спросил он. — А я-то думал, что опекуны как раз для этого и существуют. Но, как бы то ни было, спорить со мной бесполезно, Адриан. Я уже принял решение, и мой ответ — нет. Ты не можешь жениться, пока тебе всего двадцать лет и пока ты учишься в Оксфорде.

—  Если бы Люси не была леди, я мог бы понять твое нежелание, — сказал Адриан. — Но даже ты не можешь сказать, что в нравственном отношении она не подходит мне.

—  А я и не говорил, что здесь замешана нравственность, — возразил лорд Манвилл. — Более того, я согласен с твоим утверждением, что эта леди, к которой ты так воспылал, — благородного происхождения, а тот факт, что ее отец — пастор, как бы освящает всю ситуацию. И все же, Адриан, ты слишком молод.

—  Полагаю, — сказал Адриан с горечью в голосе, — у тебя не было бы возражений, подцепи я какую-нибудь заштатную танцовщицу на вилле в Сент-Джонском лесу. Это бы не выходило за рамки того, что, как ты считаешь, подходит мне в моем возрасте.

—  Пока у меня, мой дорогой мальчик, хватает сил не обращать внимания на твой довольно оскорбительный тон, — сказал лорд Манвилл, вставая из-за стола с завтраком и подходя к камину, — позволь сказать тебе, что такая связь в твоем возрасте получила бы не только мое согласие, но также и благословение.

—  Ну еще бы, — яростно выпалил Адриан, — ведь твоя репутация уже с душком. О тебе говорят, и знаешь, как тебя называют?

—  Уверяю тебя, мне это совершенно не интересно, — мягко ответил лорд Манвилл.

—  Тебя называют «сердцелом», — взорвался Адриан, — мне стыдно, что так говорят о моем опекуне. Разумеется, я не утверждаю, что мои друзья не завидуют тебе из-за твоего богатства и твоих прекрасных лошадей, но твои дела с женщинами вызывают у них смех! Они смеются над твоими победами! Ты слышишь меня?

—  Тебя трудно не услышать, — ответил лорд Манвилл, — учитывая, что ты кричишь во все горло. Право же, мой дорогой мальчик, тебе следует стараться лучше владеть собой. Совершенно не подобает джентльмену выходить из себя только потому, что он не может получить то, чего хочет.

Спокойный тон лорда Манвилла, похоже, умерил ярость его младшего кузена. Сделав над собой усилие, Адриан пересек комнату и, выглянув из окна на площадь Беркли, через минуту произнес совсем другим тоном:

—  Приношу свои извинения.

—  Я их принимаю, — сказал лорд Манвилл. — И позволь мне заверить тебя, что, хотя ты и сомневаешься в этом, в настоящий момент я руководствуюсь только твоими интересами. Ты слишком плохо знаешь жизнь. Закончив Оксфорд, ты поедешь в Лондон, будешь встречаться со многими людьми, включая, конечно, и женщин. И тогда, если у тебя останутся те же самые намерения в отношении этой молодой леди, которая пленила твое сердце, я готов буду выслушать тебя.

Адриан резко повернулся, глаза его засияли.

—  Ну а пока… могу я быть помолвлен с ней?

—  Ни в коем случае, — быстро ответил лорд Манвилл. — Не должно быть никаких обязательств, никакой рекламы — ничего, что могло бы показать, что вы значите друг для друга больше, чем обычно бывает, когда отношения можно описать одним всеобъемлющим словом — «дружба». Даже простая договоренность, мой юный Ромео, будет висеть на тебе цепями. Я хочу, чтобы ты был свободен и мог видеть жизнь такой, какая она есть, прежде чем свяжешь себя навсегда с женщиной, какой бы привлекательной и соблазнительной она ни была для тебя в данный момент.

—  То есть ты хочешь, чтобы я стал таким же, как ты, мрачным голосом пробормотал Адриан. — Почти тридцать пять лет, а еще не женат…

—  …плюс репутация «сердцелома»! — закончил за него лорд Манвилл. — Послушай, Адриан, я живу так, как хочу. И уверяю тебя: что бы твои ровесники ни говорили обо мне, жизнью я доволен.

—  Ты отстал от жизни, — заявил Адриан. — Неужели ты не понимаешь: все эти вульгарные похождения с женщинами — это же прошлый век? Мужчины сегодня гораздо серьезнее. Они смотрят на жизнь под совершенно иным углом, чем ты.

Лорд Манвилл откинул голову и засмеялся, так как уже был не в силах сдерживать себя.

—  О боже, Адриан, из-за тебя я когда-нибудь помру со смеху! — воскликнул он. — Студенты не меняются: всегда думают, что изменят мир, что они совсем другие, нежели поколение их отцов, что они сделаны из другого теста, чем те, кто старше их, что их идеи представляют собой нечто фундаментально новое.

—  Но мы действительно думаем по-другому, уверяю тебя, — с жаром сказал Адриан.

—  Избавь меня от своей ерунды, очень тебя прошу, — умоляющим голосом произнес лорд Манвилл. — Возвращайся в Оксфорд и получи степень, и уже тогда мы поговорим о том, что тебе делать в жизни.

—  Есть только одно, что я хочу делать, — ответил Адриан.

—  Я знаю, — сказал лорд Манвилл. — Но, несмотря на все твои аргументы, ты меня не убедил. Мне очень жаль, но ответ по-прежнему — нет.

—  А что бы ты сделал, — медленно спросил Адриан, — если бы Люси и я сбежали? Убедить ее было бы нетрудно.

—  Если бы оказался так глуп, — сказал лорд Манвилл, и теперь его голос был холоднее льда, — и сделал что-нибудь столь вопиющее и столь губительное для доброго имени молодой девушки, которую ты, по твоим словам, любишь, мне, право же, было бы очень стыдно за тебя. Но я думаю, что даже дочь священника, привыкшая в силу своего положения к жизни в стесненных обстоятельства, должна понять, что довольно трудно существовать на доход в ноль фунтов в год. А именно столько, Адриан, вы имели бы.

—  Ты бы прекратил выплачивать мне содержание? — недоверчиво спросил Адриан.

—  Тотчас же, — ответил лорд Манвилл. — И позволь мне добавить, что это не пустая угроза. В тот день, когда ты совершишь что-нибудь столь ужасное и достойное презрения — например, убедишь леди благородного происхождения сбежать с тобой, — ты перестанешь быть достойным моего внимания; фактически я вообще больше не буду думать о тебе, пока не сложу с себя полномочия по управлению поместьями в тот день, когда тебе исполнится двадцать пять лет.

—  Да, в подобных обстоятельствах мне ничего не остается, не так ли? — мрачно сказал Адриан.

—  Ничего, — согласился лорд Манвилл.

Какое-то мгновение молодой человек стоял, пристально глядя на своего опекуна, будто собирался умолять его, затем с каким-то странным звуком, похожим одновременно и на взрыв гнева, и на сдавленное рыдание, быстро вышел из гостиной, громко хлопнув дверью.

Лорд Манвилл вздохнул и, взяв со стола «Таймс», бегло просмотрел заголовки. Сквозь окно на него падали лучи утреннего солнца, и трудно было представить себе более изящного и красивого мужчину, чем он, стоявший в этой комнате в халате из восточной парчи, с лазурно-голубым атласным платком вокруг шеи, в облегающих желтых панталонах.

У лорда Манвилла были темные волосы, зачесанные назад с квадратного лба. Черта его лица были почти классическими в своем совершенстве, и, кроме модных, изящно подстриженных бакенбардов, растительности на его лице не было.