Барбара Картленд

Приключения в Берлине

От автора

В этом романе описаны подлинные отношения между принцем Уэльским (впоследствии королем Эдуардом VII) и кайзером (германским императором). Их соперничество вылилось в откровенную вражду после того, как кайзер стал, по словам принца, «боссом в Коусе».

Принц всегда блистал во время ежегодной парусной регаты, проводившейся в Коусе, в роли командующего эскадрой королевских яхт, а также командора королевского яхт-клуба и президента Ассоциации парусных гонок.

Особенно он гордился своей «Британией», победившей в важнейших соревнованиях. Она считалась лучшей гоночной яхтой.

В 1895 году кайзер наносит удар по самолюбию принца, победив его в гонках Королевского Кубка на своей гоночной яхте «Метеор I».

Однако в 1895 году кайзер снимает «Метеор I»с гонок, полагая, что эта яхта уступает трехсоттонной «Британии»в скорости, ставя его в невыгодное положение, и заказывает Джорджу Пенноксу Уотсону, проектировавшему в свое время «Британию», постройку яхты, превосходящей по всем параметрам «Метеор I».

Принц не мог вынести этого. Он продал «Британию», которой так гордился, и хотя выкупил ее, став королем, и регулярно посещал Коус, никогда более не участвовал в гонках.

В 1899 году кайзер завоевал Королевский Кубок на непобедимой яхте «Метеор II».

Глава 1

1896

Прибыв в бельгийский порт Остенде, лорд Брэйдон сел в поезд, направляющийся в Берлин.

Каждый, кто хорошо знал его, мог бы сразу определить по выражению его лица и характерной складке между бровей, что он пребывает в дурном расположении духа.

Настроение это не покидало лорда Брэйдона с самого утра.

Ему пришлось пересечь Ла-Манш, чтобы отправиться в Германию ради чьей-то, как он думал про себя, «тщетной затеи».

Лорд Брэйдон не любил немцев, хотя и находил некоторых из них терпимыми.

Но еще более претили ему бесплодные поручения принца Уэльского.

За три дня до нынешней поездки ему пришлось сопровождать принца в Королевскую оперу «Ковент-Гарден».

Уже тогда, заметив красноречивые взгляды его королевского высочества, лорд Брэйдон понял, что его ждет нечто неприятное.

По обыкновению прибытию принца в оперу предшествовало появление там шеф-повара с шестью лакеями.

Они привезли с собой многочисленные корзины, наполненные столовым серебром, золотой посудой и провизией.

Лорд Брэйдон, как и большинство его друзей при дворе, отнесся к этой причуде с иронией.

Лишь превосходное вино и роскошный стол могли скрасить монотонность нескончаемой оперы.

Когда после спектакля они возвратились в Малборо-Хаус, лорду Брэйдону показалось, что принц ищет предлог поговорить с ним наедине, но он не имел возможности уйти, прежде чем принцесса Александра удалится в свои покои.

Лорд Брэйдон надеялся ускользнуть в тот момент, когда принцесса повернется к ним спиной.

Как на грех, принц Уэльский опередил его.

— Я хочу поговорить с вами, Брэйдон, — сказал он театральным шепотом, но был услышан, как и предполагалось, всеми.

Гости тотчас стали прощаться, и вскоре лорд Брэйдон остался наедине с принцем и своими предчувствиями.

Чрезвычайно красивый и статный, лорд Брэйдон пользовался благоволением не только принца Уэльского; его общества искали и многие прекрасные дамы, которым удавалось на какое-то время привлечь его внимание.

По крайней мере до той поры, пока он не охладевал к каждой из них поочередно.

Все его affaires de соеur неизбежно заканчивались одинаково.

Ему становилось скучно от этого, как он выражался, «привычного однообразия».

Он ощущал в себе потребность чего-то оригинального, выходящего за рамки обыденного.

И в то же время сознавал, что требует от жизни слишком много, ведь судьба и так проявляла к нему необычайную щедрость.

Лорд Брэйдон был носителем древнего титула и владел огромным богатством.

Его родовой дом в Оксфордшире был одним из самых роскошных и представительных в Англии.

Его конюшни вызывали восхищение и зависть не только на его родине, но и во Франции.

Забота о породистости скаковых лошадей требовала от него регулярных визитов в самую веселую столицу Европы, напоминание о которой не улучшило его нынешнего настроения.

Экспресс, направлявшийся в Париж, ожидал пассажиров, пересекавших Ла-Манш из Дувра и Фолкстоуна.

Лорд Брэйдон пересек пролив на собственной яхте, прибывшей одновременно с пароходом из Тилбэри.

Вид пассажиров, едущих в Париж, усугубил его раздражение при посадке в берлинский поезд.

Во всех рискованных миссиях его сопровождал преданный слуга Уоткинс. Вот и сейчас он проследил, чтобы все необходимое господину во время поездки было тщательно размещено в его купе.

Остальной багаж Уоткинс велел носильщику уложить в соседнем купе: лорд Брэйдон, стремившийся к максимальному комфорту, любил, чтобы соседнее купе занимал его слуга.

Уоткинс, таким образом, был всегда рядом, и его господина не беспокоили громкие разговоры пассажиров, не будило хлопанье дверью в соседнем купе.

Друзья часто попрекали Брэйдона расточительностью, которой вовсе не заслуживает подобная прихоть, но его ответ был неизменным:

— Уж на что действительно не следует жалеть денег, так это на комфорт, Им нечего было возразить, поскольку они сами придерживались того же мнения.

Одарив носильщика щедрыми чаевыми, Уоткинс еще раз все осмотрел.

— Я буду в купе рядом, милорд, — напомнил он господину, — если понадоблюсь вашему сиятельству.

Лорд Брэйдон задумчиво сел на диван, еще не разложенный для ночлега.

Он размышлял лишь о том, как скоро ему удастся вырваться из Берлина, чтобы сообщить принцу Уэльскому о безуспешности порученной ему миссии.

«Только у принца, — думал лорд Брэйдон, — могла зародиться столь абсурдная идея выведать у немцев истинный масштаб их новой программы вооружения морского флота!»

Отношения принца с Германией никогда не были ровными.

Сначала возникли трения из-за его общеизвестной симпатии к Франции во время франко-прусской войны.

Затем принц и его сестра способствовали союзу принца Александра Баттенбергского и принцессы Виктории, дочери наследного принца Пруссии .

Более того, принц Вильгельм был в глазах принца Уэльского всего лишь ветреным молодым человеком, умудрившимся допустить бестактность по отношению к королеве Виктории, в результате чего ему было отказано во въезде в Великобританию и пришлось довольствоваться пребыванием в Германии.

Там он позволял себе оскорбительные выпады в адрес собственного дяди : так, он называл его раздувшимся павлином, а свою бабушку — старой каргой.

После этого принц Уэльский просто игнорировал его.

В 1888 году, за год до королевского юбилея, Вильгельм стал кайзером в возрасте двадцати девяти лет.

Принц Уэльский не скрывал своей неприязни к новому кайзеру, так же как не стеснялся в выражениях, говоря о своем племяннике.

Он обзывал его «Вильгельмом — 3авоевателем»и негодовал, когда кайзер, преисполненный чувства собственного величия, отвечал ему в таком же духе.

Тем не менее, несмотря на эту ссору, кайзер прибыл в Англию в 1889 году, стараясь быть как можно приветливее.

После этого отношения несколько смягчились — до той поры, пока кайзер не решил стать, по словам принца, «боссом в Коусе».

Он был командующим эскадрой королевских яхт, и его «Британия» побеждала на важнейших соревнованиях.

Она считалась лучшей гоночной яхтой из существовавших в то время.

Но кайзер перечеркнул эти достижения своей победой над принцем в гонках Королевского Кубка.

Впоследствии он избрал Коус местом демонстрации самых современных кораблей военно-морского флота Германии.

Так, в прошлом, 1895 году он прибыл туда на императорской яхте «Гогенцоллерн»в сопровождении двух новейших военных кораблей, «Верт»и «Байсенбург».

Они были названы так в честь городов, где германцы одержали победу во франко-прусской войне.

Кайзер бросил вызов Комитету регаты, демонстративно сняв свою яхту с гонок на Королевский Кубок.

Он заявил, что условия гонок ставят его в заведомо невыгодное положение.

Потом он проявил злонамеренную резкость по отношению к своему дяде во время обеда на борту «Осборна».

Весь королевский двор был осведомлен о гневе принца Уэльского.

Поэтому лорд Брэйдон не очень удивился, когда принц сказал ему, как только они остались наедине:

— Я прошу вас сделать кое-что для меня, Брэйдон, а именно — поехать в Германию.

Лорд Брэйдон тяжело вздохнул и ничего не ответил.

Принц Уэльский в крайнем возбуждении ходил по комнате взад и вперед.

— Я узнал из достоверного источника, что мой племянник, кайзер, располагает новым морским орудием, более эффективным, чем любое имеющееся у нас.

Он остановился, пытаясь хоть немного успокоиться, и, поскольку лорд Брэйдон продолжал хранить молчание, продолжал:

— Мне известны ваши блестящие способности к языкам, и то, что вы свободно говорите по-немецки. Если появится малейшая возможность выяснить реальное положение вещей, то это можете сделать лишь вы.

— Я очень сомневаюсь в этом, ваше высочество, — ответил лорд Брэйдон. — Если все содержится, как вы полагаете, в таком секрете, немцы будут тщательно его охранять, и вряд ли можно надеяться, что они будут со мной откровенничать.

— Я хочу иметь представление, что кроется за этим, — упорствовал принц Уэльский. — Мы знаем, что они строят военные корабли; но если эти корабли вооружены лучше, нежели наши, то это чревато для нас непредсказуемыми последствиями.

Лорд Брэйдон, так же как принц и многие другие, был убежден, что рано или поздно Германия бросит вызов господству Британии на море.

Слишком хорошо была известна страшная зависть кайзера к привольно раскинувшейся Британской империи.

Он открыто говорил о необходимости большего «жизненного пространства» для Германии.

Спорить было бесполезно, поэтому Брэйдон сказал:

— Я поеду в Германию и сделаю все, что в моих силах, но надеюсь, что ваше королевское высочество не будет ожидать чудес от моей поездки.

Принц произнес нечто неопределенное.

— Я очень сомневаюсь, — продолжал Брэйдон, — что смогу доставить какие-либо сведения, которыми вы бы еще не располагали.

Это был тонкий комплимент.

Королева пока не посвящала сына во все государственные дела.

Принц не был допущен к участию в обсуждении важных вопросов и делал все возможное, дабы получить информацию, от которой его отгораживали.

Ему хотелось думать, что он в курсе всех дел.

Лорд Брэйдон понимал, что если принц добудет информацию о секретном оружии ранее Министерства иностранных дел или Британского военно-морского ведомства, то это будет предметом его особой гордости.

Принц положил руку на плечо разведчика.

— Я считаю это дело очень важным, Брэйдон, — сказал он, — и учитываю ваши успехи в других миссиях, о которых не стану сейчас упоминать.

— Лучше не надо, ваше высочество! — поспешно согласился лорд Брэйдон.

Памятуя о несдержанности принца в разговорах, особенно с прекрасными дамами, он не хотел обсуждать секретные поручения, выполненные им для королевы.

— Так вы отправитесь немедля? — спросил принц.

— Послезавтра, — пообещал лорд Брэйдон.

Он возвратился в свой огромный, комфортабельный дом на Парк-Лэйн.

На следующий день Брэйдон изливал свое плохое настроение на прислугу, а также на кое-кого из друзей, чем привел их в неописуемое изумление.

Ему была присуща сдержанность, даже некоторая отчужденность.

Редкое самообладание позволяло ему держать в узде свои истинные чувства.

Обладая тонким, ироничным складом ума, он временами даже у тех, кто хорошо его знал и восхищался им, вызывал чувства, близкие к благоговению.

Для женщин, очарованных им, он представлял загадку, которую они не решались разгадать.

— Я люблю тебя, Освин, — говорила ему одна прекрасная дама всего лишь несколько дней назад, — но у меня никогда не бывает ощущения, что я действительно хорошо тебя знаю.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Брэйдон.

— В тебе есть некая глубина, недоступная для меня, — объяснила она, — а это несправедливо. Я отдаю тебе свою любовь, свое сердце и тело — по сути, все, чем я владею, ты же в ответ даешь мне очень мало.

Лорд Брэйдон лишь молча целовал ее.

В тот момент она была успокоена пылом страстного любовника.

Однако, оставшись одна, прекрасная дама вновь почувствовала, что ей принадлежит лишь малая его часть.

Остальное было как бы скрыто в потайном месте, недоступном для нее.

— Обещай, что ты будешь думать обо мне, когда уедешь, — шептала прошлым вечером та же красавица во время прощания.

— Я буду считать часы до моего возвращения, — ответил лорд Брэйдон.

Она могла бы воспринять это как комплимент, но ее не покидало ощущение, что больше всего ему жаль расставаться не с нею, а с его собственной личной жизнью в Лондоне.

Когда поезд тронулся, лорд Брэйдон открыл газету, которую Уоткинс предусмотрительно оставил для него.

Он не думал ни об одной женщине, оставленной им. Он думал о тщете своего путешествия.

Вчера после полудня он на всякий случай зашел в Министерство иностранных дел.

Неразумно было бы таить секреты от министра — маркиза Солсберийского.

Когда он поведал ему, чего ждет от него принц, маркиз сказал:

— Я согласен с вами, Брэйдон; скорее всего вы напрасно потратите время. Хотя как знать! Не исключено, что вам может удаться то, что не удалось нам.

— Разве вы пытались узнать что-либо об этом орудии?

Маркиз кивнул.

— В настоящий момент там находится один из самых опытных моих людей, но за последний месяц, а может быть, и дольше, я не получил от него ни слова. И начинаю думать поэтому, что он вернется с пустыми руками.

Слушая маркиза, лорд Брэйдон все сильнее сжимал губы.

— Немцы фанатичны в поисках шпионов, — продолжал министр, — они чудятся им везде, и они охраняют свои секреты намного лучше нас, если они у нас вообще имеются!

— Вы верите в существование этого орудия? — осведомился лорд Брэйдон.

Маркиз пожал плечами.

— Самые опытные военно-морские эксперты и специалисты утверждают, что нашу военную технику уже невозможно превзойти. Однако немцы всегда славились успехами в научных экспериментах.

Лорд Брэйдон встал, чтобы распрощаться с маркизом.

— Я попытаюсь вернуться пораньше, — сказал он, — хочется увидеть моих лошадей на скачках в Ньюмдркете. Из-за этого я уезжаю сейчас с большой неохотой.

— Мне жаль вас, — с улыбкой заметил маркиз Солсберийский, — но в то же время я благодарен принцу Уэльскому. Если кто и способен совершить невозможное, так это вы!

— Вы льстите мне, — сказал лорд Брэйдон, — но даже это не может утешить меня!

Маркиз рассмеялся, но, когда лорд Брэйдон покинул министерство, он вновь озабоченно нахмурился.

И вот теперь, разворачивая газету в поезде, лорд Брэйдон дал себе клятву не тратить на Берлин больше времени, чем необходимо для реализации планов принца Уэльского.

Он уже решил, кому нанесет визиты вежливости по приезду в Берлин — разумеется, с сообщением благовидного предлога для посещения германской столицы, достойного удивления.

Он вознамерился также навестить одну русскую красавицу, с которой познакомился несколько лет назад.

Теперь она была замужем за одним из статс-секретарей кайзера.

Если она так же прекрасна, как прежде, а ее темные глаза сияют тем же манящим блеском, его путешествие может оказаться не совсем бесполезным.

Примерно через час после отправления поезда появился Уоткинс с обедом.

В поезде был вагон-ресторан, но лорд Брэйдон не испытывал желания пробираться туда по раскачивающимся вагонам; не прельщала его и плохая, как он подозревал, тамошняя еда.

Поэтому повар с его личной яхты приготовил заранее целую корзину его любимых блюд.

Сначала Уоткинс принес из своего купе складной столик.

Покрыл его чистой скатертью с монограммой лорда Брэйдона и принялся за сервировку.

Для начала был подан pate и суп, сохранявшийся горячим в корзинке с сеном.

Другое горячее блюдо прибыло также с самой подходящей температурой.

Обед сдабривался превосходным шампанским, за которым последовал особенный кларет, выдерживавшийся в погребах в течение нескольких лет, пока в этом году не достиг непревзойденного качества.

Обед завершился кофе из серебряного кофейника.

Затем лорд Брэйдон выпил небольшую рюмку коньяка «Наполеон», поставленного на хранение еще его дедом в начале восемнадцатого столетия.

С удовлетворением откинувшись на спинку дивана, он ощутил в себе большее, чем прежде, согласие с миром.

Наконец, почувствовав, что готов отойти к раннему сну, он велел Уоткинсу расстелить его постель.

Слуга привлек себе в помощь стюарда, служащего в вагоне.

Пока они вдвоем застилали постель личными простынями лорда Брэйдона и натягивали на подушки его наволочки, он вышел в коридор.

Он стоял там, глядя во тьму за окном, и вновь думал, насколько предпочтительнее было бы направиться в Париж вместо Берлина.

Мимо него прошли несколько человек, но, глубоко погруженный в свои мысли, он не замечал их.

Затем он услышал, как Уоткинс сказал:

— Все готово, милорд!

Со вздохом облегчения он вошел в свое купе. Белоснежная постель выглядела довольно заманчиво.

Но вдруг в дверь купе постучали.

Он не мог представить, кто бы это мог быть.

Прежде чем он успел ответить, нетерпеливый стук повторился.

— Войдите! — отрывисто сказал лорд Брэйдон, и дверь открылась.

Он увидел прелестную молодую женщину. Ее глаза казались огромными на маленьком худом личике.

К изумлению Брэйдона, она прошла в купе и захлопнула за собой дверь.

Он продолжал сидеть на постели, не пытаясь подняться.

Держась за стенку рукой, чтобы сохранить равновесие, она сказала:

— Мне неудобно… беспокоить вас…

Пожалуйста… простите меня… но мне нужна… ваша помощь.

— Моя помощь?

— Я… я знаю, что вы… англичанин… и я подумала, что, может быть, вы… согласитесь помочь мне.

— Но каким образом?

Она испуганно взглянула через плечо, словно боялась, что ее подслушивают.

— Там один мужчина… немец… Я сидела напротив него в вагоне-ресторане, и теперь… он не отстает от меня.

Голос ее дрожал от волнения.

— Он ушел ненадолго… он сказал, что вернется… и хотя я могу… запереть свою дверь… я чувствую… он такой упорный… он может… подкупить стюарда или… найти другой способ… открыть дверь.

Лорд Брэйдон неплохо разбирался в людях, особенно в женщинах.

Сначала, когда она только появилась, он подумал, что девушке понадобилось что-то лично от него.

Теперь же он понял, что она абсолютно искренна и в самом деле очень напугана.

— Мне неудобно, — повторила она вновь, — очень… очень неудобно… беспокоить вас… но я не знаю… что мне делать.

Она стояла, покачиваясь от движения поезда.

— Присядьте, — предложил лорд Брэйдон, — и расскажите, кто вы и как узнали обо мне.

Примостившись на краю дивана, она повернула к нему лицо.

Затем сняла шляпку.

Ее светлые волосы, уложенные аккуратно, хотя, может быть, и не по последней моде, отливали золотом.

Серо-зеленые глаза напоминали горный поток, однако зрачки были темными.

«Наверное, от страха», — подумал лорд Брэйдон.

— Я знаю о вас из газет, — сказала девушка, — у вас великолепные лошади.

— Хотелось бы так думать, — несколько суховато промолвил лорд Брэйдон. — А теперь расскажите о себе. Вы, конечно, едете не одна?

Она смущенно отвела глаза.

— Я знаю, что так ездить… не принято… но моя служанка довольно пожилая и в последний момент почувствовала себя плохо… а больше нет никого, кто мог бы… сопровождать меня, поскольку я… спешила.

Она запиналась, явно недоговаривая чего-то. Это удивило лорда Брэйдона.

— Могу я узнать ваше имя? — спросил он.

— Лоилия… Джонсон.

Краткая пауза между этими словами навела его на мысль, что девушка сказала не правду.