Барбара Картленд

Солнечный свет

Примечание автора

В те времена, когда сахарные плантации Америки становились все обширнее, торговля рабами между Западным побережьем Африки и двумя Америками достигла огромных масштабов и стала самой прибыльной статьей дохода.

Больше всего рабов вывозили англичане, оставив далеко позади голландцев, французов и всех остальных.

Из Ливерпуля и других английских портов один за другим отплывали корабли, груженные спиртным, хлопком, оружием и разными безделушками, на которые выменивались рабы прямо на побережье Гвинейского залива, на так называемом Берегу рабов.

Отсюда их вывозили в одну из колоний или какую-нибудь страну на Американском континенте. Рабов сгоняли в трюмы корабля, нередко сковывали цепями — на случай, если они вздумают бунтовать или бросаться в море. Люди страдали ужасно.

Кормили их кое-как, воды не хватало, и почти треть невольников умирала в пути. Если необходимо было облегчить судно в разбушевавшемся море, больных не раздумывая выбрасывали за борт.

На берегу рабы содержались в специальных лагерях, где ожидали своего покупателя, а на корабль тем временем грузили другой товар, к примеру, сахар с американских плантаций, и он отплывал обратно. Если все проходило гладко, сделка приносила огромный доход.

Несмотря на сильные протесты квакеров, а также Уильяма Уилберфорса, корабли курсировали до 1806 года, когда наконец парламент вынес запрет на деятельность подобного рода.

Но по сути, этот прибыльный бизнес существовал до 1811 года, пока работорговля не была объявлена уголовным преступлением.

Глава 1

1819 год

Дворецкий Бэрроу из Алверстод-Хаус, что на Гросвенор-сквер, был весьма удивлен, увидев выходящего из фаэтона виконта Фроума.

В облике его светлости не было ничего необычного — слуга давно привык к изысканной одежде виконта, признанного в высшем свете самым модным молодым человеком.

Удивило то, что юный подопечный его хозяина (всего двадцати одного года от роду), явился к герцогу Алверстоду столь рано.

Бэрроу хорошо знал: светские люди встают довольно поздно и, прежде чем появиться в обществе, замечающем буквально все, по меньшей мере два часа проводят за утренним туалетом.

Однако сейчас, когда стрелка часов была еще недалеко от девяти, виконт поднимался по ступеням.

— Доброе утро, милорд, — приветствовал юношу Бэрроу. — Вы приехали навестить его сиятельство?

— Я не слишком поздно? — с беспокойством спросил виконт.

— Разумеется нет, милорд. Его сиятельство вернулся с прогулки верхом не больше десяти минут назад, и ваша светлость найдет его в утренней столовой.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, виконт устремился по сверкающему мраморному полу в столовую, выходившую окнами в сад.

Как он и ожидал, герцог Алверстод завтракал за столом у окна. Перед ним на специальной серебряной подставке лежала газета «Таймс».

Когда виконт вошел, герцог удивленно поднял глаза на посетителя. Он был удивлен раннему гостю не меньше дворецкого.

— Доброе утро, кузен Валериан, — поздоровался виконт.

— Боже мой, Люсьен! В такую рань! Ты поднялся так рано из-за дуэли?

— Нет, конечно же, нет, — резко ответил виконт, не уловив в вопросе насмешки опекуна.

Он прошел по комнате и сел напротив герцога.

Оба молчали, но герцогу и так было ясно — его подопечный нервничает.

— Если нет никакой дуэли, — заметил он, прожевав кусочек отбивной, — тогда что тебя так волнует?

Виконт молчал, хотя, казалось, слова сами собой готовы сорваться с его губ. Наконец молодой человек глухо проговорил:

— Я влюблен…

— Снова?! — изумился герцог, но тут же замолчал, увлекшись завтраком.

— Нет, на сей раз все совершенно иначе! — загорячился виконт. — Да, знаю, мне раньше тоже казалось, что я влюблен. Но сейчас все не так. Уверяю тебя.

— И как же? — поинтересовался опекун.

Ироничный тон кузена заставил Люсьена взглянуть на него сердито.

Без сомнения, его опекун — красивый мужчина. И весьма уважаемый — в высшем свете не было никого, кто бы не относился к герцогу Алверстоду с должным почтением.

Женщины, не обходившие его своим вниманием (а их было много), нередко признавались друг другу, что в нем есть что-то демоническое. Даже регент прислушивался к мнению герцога и крайне редко спорил с ним.

— Я хочу жениться на Клэрибел! — наконец выдохнул виконт. — Но ты же взял с меня слово, что без твоего разрешения я никому не могу сделать предложения.

— На мой взгляд, я поступил очень мудро, — насмешливо проговорил герцог. — Никогда не поверю, что ты был бы счастлив, разреши я тебе жениться на дочери учителя. Помнишь, ты увлекся ею в Оксфорде? Или на танцовщице из оперы, которая, как ты меня уверял, была мечтой всей твоей жизни.

— Я был слишком молод, — виновато потупился виконт.

— Ты и сейчас немногим старше.

— Но я достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу! Я уверен, что буду очень счастлив с Клэрибел. Уж ее ты никак не можешь обвинить в вульгарности, как других леди, что привлекали мое внимание когда-то.

Герцог удивленно поднял брови.

— Леди? — с издевкой переспросил он.

— Думай как хочешь, — проворчал виконт. — В общем-то я согласен, они не очень подходили мне, как ты вполне искренне и указывал мне на то. Но женитьба на Клэрибел едва ли может повлиять на твое решение лишить меня наследства — ведь она и сама очень богата.

— Что ж, богатство не помешает, — согласился герцог. — Расскажи мне о ней подробнее, о новой чаровнице, пленившей твое сердце.

Люсьена уговаривать не пришлось. Он порывисто подался вперед, опершись локтями о стол, и начал:

— Она красивая… Такая красивая, что иногда кажется неземной, богиней, спустившейся с Олимпа. И она любит меня! Можешь поверить! Она любит меня таким, какой я есть.

Герцог иронично усмехнулся, глядя через стол на молодого человека. Сколько женщин уже были влюблены в его юного подопечного и сколько их еще будет? Он не сомневался — множество.

Отец виконта, двоюродный брат герцога, погиб в битве при Ватерлоо. Сказать по правде, герцог не испытывал особого удовлетворения от роли опекуна. Однако последнее завещание, составленное отцом, Люсьена несколько лет назад, обязывало его исполнить волю погибшего.

В завещании говорилось, что, если с ним во время службы в армии Веллингтона что-то произойдет, его сын становится подопечным герцога Алверстода. И как опекун Люсьена он обязан проследить, чтобы молодой человек нашел достойную себя невесту и заключил с ней брак.

Женщины, привлекавшие внимание виконта до сих пор, с точки зрения света вызывали глубокие сомнения. В их числе были не только две уже упомянутые «леди», но и, к примеру, вдова на несколько лет старше Люсьена, с большими претензиями, вообразившая себя виконтессой. Была также и леди весьма сомнительной репутации, которая безутешно заламывала руки из-за якобы вдребезги разбитого сердца, которое, к счастью, очень удачно склеилось благодаря внушительному количеству соверенов, полученных от…

— Твое обращение к мифологии при восхвалении предмета обожания весьма трогательно, — все так же насмешливо продолжал герцог. — Но ты забыл сообщить, кто она?

— Клэрибел Стэмфорд, — торжественно произнес виконт. И тут же заметил на лице герцога сосредоточенное выражение — очевидно, тот пытался вспомнить, где слышал это имя.

— Стэмфорд, — раздумчиво повторил опекун. — Не дочь ли это сэра Джарвиса Стэмфорда, владельца скаковых лошадей?

— Совершенно верно, — сказал виконт. — Я предполагал, что ты его вспомнишь. Он обладает несколькими замечательными экземплярами лошадей, в прошлом году они победили твоих скакунов в Кембриджшире.

— Да-да, но победа была какой-то бесцветной, — словно защищаясь, заметил герцог и добавил: — Да-да, вспоминаю, Стэмфорд просто ликовал…

— Но надеюсь, это не причина для того, чтобы предвзято относиться к его дочери?

— А я ничего такого и не сказал, — пожал плечами герцог.

— Значит, ты разрешаешь мне жениться на ней? — горячо воскликнул виконт.

Герцог промолчал. Он считал своего подопечного слишком юным, наивным и ветреным, эдаким мальчишкой-школьником с необузданными страстями и неразумными увлечениями. Впрочем, герцог не осуждал его. В его представлении именно так и должен вести себя молодой человек, когда вокруг царит мир, нет войны и, следовательно, нет поля брани, на котором можно проявить свой высокий дух, даже оказаться раненным.

Но герцог был уверен, что Клэрибел, или как там ее звали, столь страстно увлекшая Люсьена, не более подходящая для него пара, чем все другие особы.

Пока он размышлял, виконт взволнованно наблюдал за ним и, наконец не выдержав, пылко воскликнул:

— Если ты намерен отказать и не разрешить мне сделать предложение, кузен Валериан, клянусь, я уговорю ее убежать со мной, и Бог с ними, с последствиями!

Герцог вскинул голову и резко ответил:

— Надеюсь, девушка, на которой ты хочешь жениться и которая тебя достойна, никогда не совершит подобного поступка. — Помолчав, добавил: — Ни одна порядочная, хорошо воспитанная девушка не согласится на тайный брак в какой-то дыре. Такой брак вообще, как ты хорошо знаешь, очень часто становится поводом для шантажа.

Виконт мрачно откинулся в кресле.

— Сейчас, когда мне уже исполнился двадцать один год, я полагал, что имею право быть мужчиной, а не куклой, привязанной к твоему фартуку.

Герцог криво усмехнулся:

— Ты смешал две поговорки, дорогой Люсьен. Получилась сложная метафора, но я понял твою мысль.

— Ты до сих пор относишься ко мне как к младенцу, — с обидой в голосе сказал Люсьен.

— Странно, что у тебя создалось подобное впечатление, — ответил герцог. — Я просто пекусь о твоих интересах и не более. Должен признаться, мисс Стэмфорд — это уже что-то получше, нежели прежние.

Виконт устремил на герцога сияющие глаза:

— Значит, ты готов согласиться?

— Очень может быть, — ответил герцог.

Виконт подался вперед:

— Тебе надо познакомиться с Клэрибел! И ты поймешь, почему я хочу, чтобы она стала моей женой.

— Именно это я и собирался тебе предложить, — сказал герцог. — И лучше всего получить представление о незнакомом человеке в его доме, в привычной для него обстановке.

— Ты хочешь сказать… — нерешительно начал виконт.

— Да-да. Пусть сэр Джарвис пригласит нас с тобой на денек-другой.

— В деревню?

— Конечно, — твердо ответил герцог.

Виконт неуверенно посмотрел на опекуна.

— Никак не могу понять, кузен Валериан, почему ты считаешь это столь важным.

— Я должен объяснить? Мне кажется, это ясно и без лишних слов.

— Но у сэра Джарвиса есть дом в Лондоне. И Клэрибел нравятся балы, которые сейчас так часто устраиваются…

— Не сомневаюсь, — ответил герцог. — И поскольку ты прекрасно танцуешь, она находит тебя замечательным партнером.

Он не собирался делать комплимент, но виконт, обожавший танцы, радостно вспыхнул:

— А если на мое предложение поехать в деревню сэр Джарвис не захочет покидать Лондон, тогда что?

— Я полагаю, — уверенно произнес герцог, — сэр Джарвис обрадуется возможности пригласить меня в гости. А если он предпочтет тянуть с приглашением, тогда и ты, дорогой Люсьен, должен будешь подождать.

Что-то в тоне герцога подсказало виконту не продолжать дискуссию. Его охватило беспокойство: Клэрибел, обожавшая Лондон, вряд ли захочет сейчас ехать в деревню.

Герцог же отлично понимал, о чем думает виконт, и, потягивая кофе, вернулся к «Таймс», листая ее и пробегая глазами строчки, как бы забыв о своем подопечном.

Несколько минут виконт молчал, потом, поколебавшись, проговорил:

— Что ж, кузен Валериан, я благодарю тебя уже за то, что ты мне пока не отказал. Я думаю, встретившись с Клэрибел, ты поймешь мои чувства.

— Надеюсь на это, — ответил герцог.

Он допил кофе, поставил чашку, отодвинул кресло и поднялся.

— А теперь извини — у меня много работы. Но я беспокоюсь: чем ты займешь себя, пока проснутся твои друзья, они ведь редко встают раньше полудня?

— Ты смеешься надо мной, — раздраженно бросил виконт.

— Да нет, — серьезно отозвался герцог, — можно ли смеяться над тем, что, кроме танцев, ты ничего не знаешь, даже свежим воздухом дышишь только по дороге от дома на Хаф-Мун-стрит до клуба.

— Неправда! — с горячностью ответил виконт. — Вчера я был на состязаниях по боксу в Уимблдоне, а на прошлой неделе — или раньше — на бегах в Эпсоне.

— Вот и я говорю о том же, — терпеливо пояснил герцог, — что тебе следует ездить верхом по утрам, а если днем удобнее, то пусть днем. Ты уже сто раз слышал, но повторю: мои лошади в твоем распоряжении.

— Да времени не хватает, — пожаловался виконт.

— А если не хочешь ездить, — продолжал герцог, будто виконт и рта не открывал, — то после нескольких напряженных раундов в боксерской школе твои мускулы стали бы гораздо крепче.

— Я ненавижу бокс с самого детства. Нет ни малейшего желания, чтобы кто-то колотил меня! — воскликнул виконт. Потом, взглянув на герцога, добавил: — Хорошо тебе говорить, кузен Валериан, ты настоящий атлет. Все считают, что тебе нет равных в боксе, в фехтовании, в верховой езде.

— И это только потому, что я не ленюсь тренироваться, — пояснил герцог. — А верхом я езжу из любви к лошадям. Ну и кроме всего прочего, спорт помогает мне сохранять бодрость.

— Я тоже люблю ездить, но не верхом, — заметил виконт.

— Это спорт для лентяев. Но конечно, ты всегда можешь собрать вокруг себя толпу поклонников, и они прожужжат все уши, восхищаясь твоим искусством владеть вожжами.

— Ты пытаешься выставить меня дураком, — с горечью вздохнул виконт.

Герцог промолчал. Потом сказал совершенно серьезно:

— Нет. На самом деле, Люсьен, я беспокоюсь за тебя и пытаюсь изо всех сил помочь стать таким, каким хотел видеть тебя твой отец. Возможно, я делаю что-то не так, у меня не слишком большой опыт в опекунстве…

Он говорил без всякой насмешки или иронии, и выражение обиды исчезло с лица виконта.

— Что ты, что ты, кузен Валериан, я благодарен за твое отношение ко мне со дня смерти отца. Ты всегда был великодушен, и я делал все, что хотел. Но когда я заводил речь о женитьбе…

— Давай надеяться, что на этот раз я смогу одобрить твой выбор от всей души, — миролюбиво перебил герцог виконта.

— Ты одобришь, я уверен. Вот только увидишь Клэрибел и будешь просто поражен. — Потом, застенчиво улыбнувшись, добавил: — Единственное, чего я опасаюсь, как бы она, познакомившись с тобой, не отвернулась от меня. Она уже говорила, что видела как-то тебя издали и очарована.

— Очень рад, — насмешливо сказал герцог. — Дорогой Люсьен, будь спокоен и ни секунды не сомневайся: я не стану отнимать у тебя Клэрибел или какую-то другую молодую женщину. Во-первых, они мне смертельно скучны, а во-вторых, я не намерен жениться еще много лет.

— Но рано или поздно должен появиться наследник титула, — заметил виконт.

— Ну, мне еще далеко до старости, — ответил герцог. — А тогда, без сомнения, найдется кто-нибудь, кто будет готов подарить мне сына и поддержать в преклонные годы.

Виконт рассмеялся:

— Несомненно. Однако твоя репутация соблазнителя женщин, кузен Валериан, всем известна.

Герцог нахмурился. Это замечание было из разряда ремарок дурного тона, и он решил, что скорее всего Люсьен услышал его от какой-нибудь оскорбленной женщины.

Почувствовав, что и без того злоупотребил хорошим настроением опекуна, виконт торопливо сказал:

— Извини, тебе надо работать, я немедленно покидаю тебя. Меня ждет фаэтон.

— Конечно, новый? — воскликнул герцог. — Вчера я видел счет. Ты решил отличиться и в этом?

— Все каретные мастера — обманщики и мошенники, — деланно нахмурился виконт. — Но ты не можешь себе представить, какой это шикарный экипаж, как он быстр на дороге! Если захочешь взглянуть, кузен Валериан, ты убедишься, что я говорю правду.

— В другой раз, — отказался герцог. — Сейчас меня ждет Мидлтон, у нас много дел, их надо успеть закончить до ленча в Карлтон-Хаусе.

— Ухожу, ухожу, — откланялся виконт и добавил на ходу: — Сегодня же увижу сэра Джарвиса и постараюсь убедить его назначить дату нашего визита в Стэмфорд-Тауэрс.

— Буду ждать приглашения, — ответил герцог. — А сейчас до свидания, Люсьен.

Не слушая ответа подопечного, он покинул утреннюю столовую и направился по коридору к библиотеке, где его ждал инспектор.

Несколько секунд виконт смотрел герцогу вслед. Что ж, беседа прошла не так ужасно, как представлялось ранее. Внезапно молодой человек почувствовал что-то вроде зависти к атлетической фигуре, собранным и точным движениям опекуна. Наблюдать за ним было не менее интересно, чем за отличной лошадью в галопе, подходящей к финишу. И у виконта мелькнула мысль: а не внять ли совету герцога и не заняться ли спортом?

Но внезапный порыв тотчас прошел — зачем лишний раз доказывать себе уже известное? Он уверен, что не сможет отличиться в спорте, так что лучше по-прежнему проводить время у портного, в танцевальных залах, в экипажах…

Виконт прошел через холл, Бэрроу подал цилиндр и перчатки.

— Все в порядке, господин Люсьен? — тоном заговорщика спросил слуга, знавший его с пеленок.

— О, могло быть и хуже!

— Рад за вас, господин Люсьен.

— Спасибо, Бэрроу.

Виконт улыбнулся старику и пошел вниз по лестнице, к фаэтону, лучше которого и красивее на сегодня он не видел нигде — ни в парках, ни на улицах Лондона. Произведение искусства каретных дел мастеров!

Он стоил невероятно дорого, но виконт мог себе позволить такую роскошь. Единственное, что ему не нравилось, — это то, что все свои экстравагантные покупки он мог совершать только после одобрения их опекуном.

В тысячный раз виконт спрашивал себя, почему же отец запретил ему распоряжаться деньгами до двадцати пяти лет? Большинство молодых людей, думал он с горячностью, управляют своим капиталом, достигнув совершеннолетия. Но не он! Его будут кормить с ложечки еще целых четыре года. Какая досада!

Но тут Люсьен вспомнил о Клэрибел, ожидающей результата визита к опекуну, и из его головы улетучились все посторонние мысли. Ему захотелось немедленно поехать к ней и все рассказать, но пришлось сдержаться: он сможет увидеть ее только днем…

— Столько времени ждать! — простонал виконт. — Настоящая мука!

Неудивительно, что Люсьен Фроум влюбился в Клэрибел — она была одной из самых красивых девушек, которые когда-либо появлялись в лондонский сезон. Виконта поразило солнечное сияние ее волос, голубизна глаз, сравнимая лишь с нежнейшей голубизной яиц дрозда; ее кожа по цвету напоминала клубнику со сливками. Поэтические сравнения переполняли воображение виконта…

Но дело было и в другом — девушке не были свойственны смущение и робость, в ее поведении не замечалось никакой неловкости, свойственной дебютантке. Возможно, красота придавала ей эту уверенность. С ней не могла сравниться ни одна из прежних знакомых виконта.

«С моими да с ее деньгами, — размышлял тем временем виконт, двигаясь в великолепном фаэтоне по алее парка, — мы сможем зажить шикарно. Клэрибел получит все, что захочет. Нашим лошадям для верховой езды будет завидовать весь Сент-Джеймс…»

* * *

Склонившись над бумагами за столом в библиотеке и слушая пояснения мистера Мидлтона о сложном деле, связанном с имением Алверстодов, герцог вдруг поймал себя на мысли о Люсьене. Он почувствовал — как это не раз случалось и раньше — какое-то непонятное беспокойство за молодого человека. Герцог был убежден, что друзья виконта — совершенно безмозглые лоботрясы, впрочем, тут же успокаивал себя тем, что, может, он чересчур критически настроен к юному поколению, будучи намного старше.