— Я хочу вновь увидеть огни на площади Пикадилли, — иногда произносил он с тоской в голосе, — я хочу прогуляться до «Эмпайр» и послушать концерт, я хочу пойти в «Романо» поужинать там с хористкой из мюзик-холла, а потом, если у меня будет приличный вид, я появлюсь на каком-нибудь балу, чтобы полюбоваться, как мило выглядят дамы.

— Расскажи нам, кого бы ты там встретил, папа, — всегда просила Корнелия, и тогда ее мама удобнее усаживалась в кресле и улыбалась, пока они слушали воспоминания о лондонском сезоне и о развлечениях молодого городского повесы, обласканного всеобщей любовью и вниманием.

«Именно на такие балы ходил папа», — внезапно подумала Корнелия и увидела, что Лили делает шаг вперед, чтобы приветствовать в реверансе короля.

К своему огромному удивлению, она услышала, как Лили произносит ее имя, и тогда она тоже присела в реверансе, немного неловко, почувствовав, как вдруг ослабели и дрожат у нее колени.

— Так значит, вы только что прибыли из Ирландии? — дружелюбно обратился к ней король низким гортанным голосом с тем очарованием, которое снискало ему дружбу по всей Европе. — Я помню вашего отца и очень опечалился, когда узнал о несчастье, его гибели.

— Благодарю вас, сэр, — сумела выдавить Корнелия, прежде чем его величество тронулся дальше, одобрительно улыбнувшись Лили.

Оркестр заиграл вальс, и когда Лили с Корнелией отступили немного назад, чтобы освободить место для танцующих, Корнелия заметила высокого человека, пробиравшегося к ним между кружащимися парами. Она моментально узнала его. Это был тот мужчина, который управлял фаэтоном, когда они с дядей ехали по Гроувенор-стрит. Странно, но отчего-то она вспоминала его много раз с того краткого мгновения, когда следила, какой укрощал лошадей, и услышала проклятие дяди при его появлении. Почему он остался в ее памяти, она не понимала, а теперь, когда он шел к ним, ее охватило странное предчувствие чего-то неизбежного.

Ее тетя в это время оглядывалась по сторонам, словно кого-то искала, и Корнелия подумала, не ищет ли она дядю Джорджа, который отошел от них далеко, в конец зала, и вел беседу с двумя пожилыми джентльменами. Темноволосый молодой человек приблизился.

— Дрого! — тихо произнесла его имя Лили.

— Ты потанцуешь со мной?

— Нет, конечно нет!

Корнелия удивилась, почему тетя отказалась от приглашения, но тут Лили повернулась к племяннице, стоявшей немного позади и внимательно следившей за происходящим.

— Это Корнелия, — произнесла она. — Или, наверное, мне следует быть более официальной и сделать все, как полагается. Корнелия, позволь мне представить герцога Роухамптона — мисс Корнелия Бедлингтон.

В голосе тети прозвучала легкая насмешка и еще что-то, не понятое Корнелией. Девушка протянула руку, и герцог на секунду взял ее в свою.

— Ты можешь потанцевать с Корнелией, — сказала Лили, и это был приказ.

— Ты потанцуешь со мной позже? — спросил герцог.

— Нет, — ответила Лили.

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Оба были совершенно неподвижны, потом Лили с усилием отвернулась, раскрыла веер и стала им обмахивать лицо, как будто ей внезапно стало душно.

— Вы подарите мне этот танец?

Герцог поклонился Корнелии. Она опустила голову, тогда он положил руку ей на талию и увлек к танцующим. Танцевал он хорошо. Корнелия испытала радость оттого, что была легка и знала все па. Те вечера, когда она танцевала с папой в гостиной их дома в Роусариле, а мама играла им на рояле, теперь оказались очень важны.

— Ненавижу, когда женщины плохо танцуют, — говорил тогда нетерпеливо папа, если она сбивалась с шага.

Танцевать в переполненном зале было труднее, чем на островке паркета возле окна, но гораздо интересней. Корнелия взглянула на герцога сквозь очки. На его лице было нечто отстраненное и равнодушное, словно мысли ее партнера витали где-то далеко. Глядя на него, она вдруг почувствовала, как они близко друг от друга и как его рука крепко держит ее руку в тонкой белой лайковой перчатке, и от этого ее сердце забилось быстрее, и к горлу почему-то подступил комок.

На секунду ей показалось, что у нее начинается головокружение, и все же мысли ее были совершенно ясными, а во всем теле чувствовались легкость и опьянение, до сих пор ей неведомые. Как он красив, подумала она. Волосы, зачесанные назад со лба, придавали ему изысканность, твердый подбородок уверил ее, что перед ней решительный человек. А еще в нем угадывалась гордость и достоинство, которые напомнили ей об отце.

Тот тоже был горд. И даже в минуты веселья и легкомыслия благородство его происхождения никогда не терялось и не забывалось. Герцога весельчаком не назовешь, подумала Корнелия, но ей нравилась его серьезность.

Они танцевали молча, и когда вальс закончился, вернулись, так и не проронив ни слова, туда, где стояла Лили, в центр небольшой компании гостей, которые смеялись и разговаривали.

— Благодарю вас, — поклонился герцог Корнелии, затем повернулся и ушел.

— Тебе понравилось танцевать, Корнелия?

На губах Лили играла улыбка, но она была вымученной, а голубые глаза смотрели сурово.

— Да, спасибо.

— Ну что ж, не каждая девушка может похвастать, что свой первый танец на балу в Лондоне она протанцевала с самым известным холостяком Англии, которому проходу не дают. Тебе очень повезло, — строптиво заметила Лили.

— Он не стал бы танцевать со мной, если бы вы ему не велели, — ответила Корнелия и сама удивилась, отчего так больно произносить эти слова.

— Почему ваша племянница носит темные очки? — послышался вопрос.

Это была леди Рассел, вздорная красавица, которая имела обыкновение говорить все, что у нее на уме, не заботясь о том, приятно ли это ее слушателям или нет.

— Она повредила себе глаза на охоте, — ответила Лили. — Ничего серьезного, но она мне сказала, что ей велели носить очки еще несколько месяцев. Так досадно для бедного ребенка. Не зря я всегда полагала, что охота — опасное занятие.

— Это потому, что вы сами не охотитесь, Лили… по крайней мере на лис.

После этого послышался легкий смешок, но Лили, казалось, осталась совершенно невозмутимой. Она отвела Корнелию в сторону и представила ее множеству других дам, которые, сидя на позолоченных стульях вдоль стен зала, с осуждением наблюдали за танцующими парами, выискивая, к чему бы придраться.

Лили выглядела великолепно в платье из бледно-голубого шифона, обвившего ее стан бесчисленными воланами, а из украшений она выбрала подходящие по цвету диадему и ожерелье из бирюзы с бриллиантами. В целом зале нет такой красивой, решила Корнелия, и неудивительно, что как только начинался танец, молодые люди спешили со всех сторон пригласить ее тетю. Но вместо этого их принуждали танцевать с Корнелией, что они делали с большой неохотой и, подобно герцогу, не проронив ни слова, поскольку сказать им было нечего.

Двигаясь по залу, Корнелия заметила, что герцог исчез. Ни с кем другим он не танцевал. Один раз она мельком увидела, как он разговаривал с тетей Лили. Они, по-видимому, о чем-то спорили, и по выражению лица герцога можно было безошибочно утверждать, что он раздосадован. А чуть позже, к удивлению Корнелии, он подошел к ней в перерыве между танцами и пригласил пройти с ним поужинать. Прежде чем ответить, девушка посмотрела на тетю.

— Да, конечно, иди с герцогом, Корнелия, — сказала Лили.

— А вы разве не пойдете с нами? — поинтересовался герцог.

— Меня ждет испанский посланник, — ответила Лили. — Ступайте, дети мои, и развлекитесь.

Она держалась нарочито весело, даже Корнелия заметила это, но причин подобного веселья не понимала. Герцог предложил ей руку, и они присоединились к процессии знати, которая извилистой чередой спускалась вниз в огромную, отделанную деревом столовую.

Герцог отказался сесть за большой стол, где расположились самые важные гости, и они заняли маленький столик. Напудренные лакеи в ливреях, расшитых золотым галуном, принесли им шампанское, и Корнелия отпила немного из своего бокала. Ей и раньше доводилось пробовать шампанское, но отчего-то здесь у него оказался другой вкус, в этой богатой, сверкающей обстановке, так непохожей на дом в Роусариле, где они провозглашали тосты на Рождество или поднимали бокалы, когда какая-нибудь из лошадей выигрывала скачки.

— Вам нравится Лондон? — первое, что спросил герцог, заговорив с ней.

— Нет.

Ей не хотелось показаться несдержанной, но правда вырвалась, прежде чем она успела обдумать ответ. Герцог удивился.

— Я считал, все женщины любят веселиться на балах в разгар сезона, — сказал он.

— Я предпочитаю Ирландию, — ответила Корнелия. Она испытывала отчаянное стеснение. Никогда раньше ей не приходилось сидеть за столом вдвоем с мужчиной. Но это была не единственная причина. Присутствие герцога рядом заставило ее открыть в себе что-то новое. Каким-то странным образом Корнелия почувствовала себя счастливой — такого с ней давно уже не было. Она не могла проанализировать своих ощущений, только знала, она испытывает радостное волнение уже оттого, что сидит рядом с ним, пусть даже ей нечего сказать.

Им приносили еду, изысканные экзотические блюда сменялись одно за другим, таких Корнелия никогда не пробовала. Не попробовала она их и теперь. Комнату наполнял веселый гомон беспечно беседующих людей, но она ничего не слышала. Она могла только смотреть сквозь темные очки на человека, сидевшего рядом, и каждую секунду остро сознавать его присутствие.

— Чем же вы занимались в Ирландии?

Она заметила, что он явно делает над собой усилие, и ей тоже придется отвечать через силу.

— Мы разводили и тренировали лошадей — главным образом скаковых.

— У меня тоже есть скаковой жеребец, — сказал герцог. — К несчастью, в этом году мне не повезло, но, надеюсь, я выиграю с Сэром Галахадом золотой кубок на скачках в Аскоте.

— Вы сами его воспитали? — спросила Корнелия.

— Нет, я купил его два года назад.

Корнелия не знала, что еще сказать. Если бы рядом с ней оказался ирландец, тем для разговоров нашлось бы много. Они могли бы сравнить скачки в Дублине этого и прошлого годов. Они могли бы поговорить о жокеях и о том, как иногда плохо выезжены лошади, и о том, что в прошлом месяце заподозрили нечестную игру, когда Шамрок легко обогнал своих соперников на последних метрах перед финишем и пришел первым.

Но Корнелии были неизвестны английские владельцы и наездники, а кроме того, она понимала, что такой человек, как герцог, не станет тренировать своих лошадей или даже сам покупать их, потому она сидела молча, пока ужин не подошел к концу, после чего они вернулись обратно в зал.

Танцевало всего несколько пар, большинство гостей было внизу. Лили тоже там сидела за большим столом рядом о посланником. Корнелия взглянула на герцога немного беспомощно, не зная, что им теперь нужно делать.

— Присядем? — герцог указал на позолоченный стул возле стены, и когда она опустилась на него, герцог сел рядом с ней.

— Вы должны постараться полюбить Англию, — заявил он с серьезным видом. — Вам ведь здесь жить, и было бы ошибкой считать, что только в Ирландии можно быть счастливой.

Корнелия удивленно посмотрела на него. Она никак не ожидала, что он поймет, как она несчастна и в самом деле тоскует по дому.

— Я не собираюсь оставаться здесь навсегда, — сказала она, и снова правда вырвалась прежде, чем она успела подумать.

— Надеюсь, мы сможем переубедить вас, — все так же серьезно сказал герцог.

— Сомневаюсь.

Герцог нахмурился, словно ее настойчивость раздражала его, а затем, как бы приняв решение, неожиданно спросил:

— Вы разрешите навестить вас завтра? Корнелия изумилась.

— Да, конечно, — проговорила она, — но наверное, вам стоит спросить мою тетю? Я понятия не имею, каковы ее планы.

— Будет лучше, если вы сами скажете ей о моем намерении нанести вам визит завтра днем. Около трех часов, я думаю.

Он говорил строго, будто произносить слова стоило ему больших усилий, а затем, не получив от Корнелии ответа, поднялся, отвесил поклон и покинул зал, оставив ее в одиночестве.

Корнелия смотрела ему вслед. Он был так непохож на всех ее знакомых, и, глядя, как герцог уходит, она поняла, что хочет, чтобы он остался. Ее охватил внезапный порыв побежать за ним, вернуть его обратно, поговорить с ним, раз она не сумела поддержать разговор за ужином.

Как было глупо с ее стороны, расстроилась она, сидеть молча, словно воды в рот набрав, и упустить возможность сказать о столь многом. Теперь, обретя способность думать, Корнелия упрекнула себя за невежливое, даже грубое, замечание о том, что ей не нравится Англия. Какой неотесанной и бестактной она, должно быть, ему показалась — девушка, которая ничего не сделала, ничего не видела, но критикует пышность и великолепие, а ведь это — неотъемлемая часть его жизни.

Так она и сидела, сплетя пальцы и ругая себя за то, что сглупила, но все же ее не покидало чувство внутренней радости, которую она раньше никогда не испытывала. Корнелия танцевала, а потом сидела рядом именно с тем человеком, которого впервые увидела из окна кареты и с тех пор не могла забыть.

Зал постепенно вновь наполнялся, люди возвращались с ужина. Корнелия с облегчением увидела, что к ней направляется тетя Лили. Наверное, пора ехать домой. Ей хотелось побыть одной, подумать обо всем.

— Что ты сделала с Дрого? — спросила Лили, подойдя к племяннице; рядом с ней вышагивал испанский посол в великолепнейшем одеянии.

— Герцог спустился вниз, — ответила Корнелия.

— Ты несносная девочка — ужинала с ним тет-а-тет, — сделала ей выговор Лили. — Не знаю, что подумают обо мне люди, раз я допустила такое. Для вас были места за королевским столом, но вы поступили по-своему. Придется нам быть более осторожными, не так ли, ваше превосходительство? Иначе о маленькой племяннице моего мужа скажут, что она легкомысленна.

— Если мисс Бедлингтон сделает неверный шаг, вам стоит только попросить за нее, и она в ту же секунду будет прощена, — сказал посол.

— Ваше превосходительство всегда скажет что-нибудь лестное, — улыбнулась Лили.

Больше о герцоге не упоминали, но час спустя, по дороге домой, Корнелия вспомнила о его просьбе.

— Герцог Роухамптон собирается навестить меня завтра днем, — сказала она. — Я ответила, что он должен спросить у вас, так как не знала о ваших планах, но он намеревался прийти в три часа.

— Значит, ты должна быть дома и принять его, — произнесла Лили, и, к удивлению Корнелии, в голосе тети прозвучала нотка облегчения.

— Что такое? Что такое? — всполошился лорд Бедлингтон.

В начале пути он задремал в уголке кареты, теперь же сел и повернулся, чтобы посмотреть на жену. При свете уличных фонарей он ясно мог разглядеть ее лицо.

— Я предупреждал, что не потерплю Роухамптона в своем доме, — прорычал лорд.

— Он придет, Джордж, чтобы повидать Корнелию, не меня.

— С чего бы это вдруг? До сегодняшнего вечера он ее никогда не видел.

— Знаю, дорогой, но мы вряд ли можем отказать ему в приеме, если он хочет поговорить с ней.

— Ты опять за свои шалости… — начал было лорд Бедлингтон, но жена тут же возмущенно на него шикнула.

— Право, Джордж, только не при Корнелии! — В голосе Лили прозвучало столько праведного негодования, что ее муж снова забился в угол.

Корнелия поразмышляла над этим уже в кровати, но отчего-то ей трудно было что-либо вспомнить, кроме ладони герцога на ее талии и пальцев, крепко обхвативших ее руку.

Он хотел, чтобы ей понравилась Англия. Это она тоже вспомнила и, засыпая, подумала, что, в конце концов, рада своему приезду, ведь здесь она встретила его, а он, англичанин, был неотделим от Англии, которую ей предстояло теперь полюбить по его желанию.

Пока Корнелия спала, Лили и Джордж Бедлингтон спорили. Он поднялся в спальню жены вскоре после того, как она ушла наверх, и отпустил ее горничную, которая была только рада возможности отправиться спать.

Лили сняла свой замысловатый бальный наряд и накинула белый шелковый халатик, отделанный мягкими кружевными оборками, в котором выглядела необычно молодо, распустив длинные золотистые волосы.

— Ну что еще, Джордж? — раздраженно спросила она. — Я хотела, чтобы Добсон расчесала мне волосы. Сейчас слишком поздно для разговоров.

— Раньше ты никогда так рано с бала не возвращалась, — парировал ее муж.

— Не могу сказать, что мне понравилось толкаться среди старух, — Лили надула губки и посмотрела в зеркало, сказав себе при этом, что ей никак нельзя дать больше двадцати пяти. — Это бесчеловечно с твоей стороны, Джордж, сам знаешь, сделать из меня матрону для твоей племянницы. Просто утонченное злодейство.

— Как раз об этом я и хочу с тобой поговорить, — сурово произнес лорд Бедлингтон. — Что еще за разговоры о визите Роухамптона? Я же сказал тебе, что запрещаю принимать его в доме.

— Нет, в самом деле, Джордж, какой ты несообразительный, — сказала Лили. — Ты запретил мне видеться с ним по каким-то совершенно смехотворным и надуманным причинам. Конечно, если тебе забавно быть таким ревнивым и делать из себя дурака, то тут я не в силах тебя остановить, но нельзя же лишить Корнелию ее шансов из-за твоих ничтожных предрассудков и каких-то ужасных неприличных подозрений, для которых ты сам не можешь найти ни малейшего повода.

— Я не собираюсь снова затевать все тот же спор, — сказал Джордж Бедлингтон. — Возможно, я во многом глуп, Лили, но не настолько, как ты думаешь. Я уже говорил, что думаю о тебе и молодом Роухамптоне, и добавить мне нечего.

— Очень хорошо, Джордж, если у тебя действительно такое мнение, — сказала Лили, — говорить больше не о чем, но то, что касается Корнелии, — совсем другое дело!

— Я хочу понять, что затевается, — сказал Джордж Бедлингтон. — Корнелия не знает этого молодого выскочку, такзачем ему приходить к ней?

— Право, Джордж, для умного человека ты исключительно туп. Неужели тебе непонятно, что при таком состоянии, как у Корнелии, она может выбирать из всех самых завидных холостяков Лондона?

— Кто это говорит? — спросил Джордж Бедлингтон.

— Я это говорю, — ответила Лили, — и ты знаешь, что я права. Она ведь уже получила состояние, не так ли?

— Конечно, получила, — подтвердил Джордж Бедлингтон. — У меня пока нет всех сведений и цифр, но она унаследовала три четверти миллиона, никак не меньше.

— Ну вот видишь, Джордж, — произнесла Лили тем голосом, каким обычно разговаривают с умственно недоразвитым ребенком, — при таком состоянии неужели она будет лишать себя выбора?

— Не хочешь ли ты сказать, что Роухамптон охотится за ее приданым? — возмутился Джордж Бедлингтон.

— А почему бы и нет? — спросила Лили. — Ты же знаешь, Эмили вечно жалуется на нехватку денег. И что в том дурного, хотела бы я знать, если твоя племянница станет герцогиней? Ради всего святого, Джордж, предоставь все дело мне и не пытайся вмешиваться.

— Все это мне кажется чертовски странным, — признался Джордж Бедлингтон, разворошив седеющие волосы. — То Роухамптон преследует тебя по пятам, так что повсюду только об этом и говорят, и старается сделать из меня рогоносца, а то вдруг ты заявляешь, что он хочет жениться на моей племяннице. Неужели не осталось других женщин, кроме тех, что живут в моем доме?

— Оставь, Джордж, пусть это не волнует тебя.

Лили поднялась из-за столика и подошла к мужу. Ее золотистые волосы струились по плечам, сквозь тонкий халат проступали округлые изящные линии фигуры.

— Не будь сердитым и несносным, Джордж, — сказала она и, чтобы улестить мужа, потрепала его по щеке, только одной ей доступным жестом.