—  Здесь не так много денег, — сказал он, — но примите их с моей искренней благодарностью.

—  Большое спасибо, синьор, — ответил Гаспаро, но его глаза были прикованы к пуговицам голубого парчового камзола.

На солнце они сверкали почти как бриллианты. Сэр Харвей перехватил этот взгляд и, улыбнувшись, накинул камзол на плечи рыбака.

—  Это всего-навсего стекло, — сказал он. — Возьми это как подарок, ты спас мне жизнь.

Мозолистой рукой он пощупал материал, который не испортила соленая вода, и недоверчиво спросил:

—  Синьор дает мне это поносить?

—  Я дарю его тебе, — ответил сэр Харвей.

Он повернулся и пошел дальше, но не успел он пройти и нескольких метров, как его окликнули. Он повернул голову и понял, что забыл рубашку, камзол и жилет — в общем, те вещи, которые он снял перед тем, как плыть на корабль.

Посмеиваясь над своей забывчивостью, он вернулся и добавил эти вещи к своему свертку. Вовсю светило солнце. Он чувствовал, как высыхает его мокрая спина, пока он с трудом взбирался на холм, где располагалась деревня.

Она состояла из небольшого количества домов, из которых тот, где он пришел в себя, оказался самым внушительным. Он поднялся на крыльцо и открыл дверь кухни.

Паолина Мэнсфилд стояла около стола, который был накрыт для завтрака. Увидев, что он вошел, она поспешила к нему.

—  Ну, что вы нашли? — спросила она.

Она была одета, но ее волосы были не уложены и струились локонами по спине, доходя ей до талии. Она была очень бледной, а глаза казались несоразмерно большими на ее тонком овальном личике. Прежде чем он ответил, ему пришло в голову, что ему никогда еще не доводилось видеть более красивой девушки.

—  Больше никому не удалось спастись, — ответил он.

Сэр Харвей направился к лестнице, ведущей наверх.

Она поспешила за ним.

—  Вы абсолютно уверены в этом?

—  Все, что еще оставалось от корабля, теперь находится на дне моря, — сказал он.

Он увидел, как при этих словах надежда, светившаяся в ее глазах, исчезла, и понял, что выразился слишком прямолинейно.

—  Никто из них не страдал, — добавил он. — Те, кто были в своих каютах, умерли мгновенно — слишком силен был напор воды, а тех, кто был на палубе, наверное, смыло волнами.

Она закрыла ладонями лицо.

—  Это слишком ужасно, чтобы думать об этом, — прошептала она. — Несчастные люди.

Сэр Харвей остановился на лестнице и сказал:

—  Вы должны быть счастливы, что остались в живых. У вас, в отличие от них, есть будущее.

Паолина отняла руки от лица и посмотрела на него.

—  Да, но какое будущее? — с горечью в голосе спросила она.

Он снова окинул взглядом золотую копну волос, посмотрел в глубь огромных глаз и на полные, яркие губы.

—  При вашей красоте, — сказал он, — оно может быть только прекрасным.

Она нетерпеливо отмахнулась, как будто комплимент был ей неприятен.

—  Вы не поняли меня, — холодно ответила она и вышла в открытую дверь.

Он постоял немного, колеблясь, и поднялся на второй этаж. Захлопнув за собой дверь, он попытался запереть ее, но замка не было, только щеколда.

Швырнув мокрую одежду на пол, он достал бархатную шкатулку и некоторое время смотрел на нее со странным выражением на лице. Затем он огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было открыть ее. На столе все еще лежал нож рядом с куском хлеба. Воспользовавшись им, он ловко взломал замок.

Он открыл шкатулку и удивленно присвистнул. Внутри лежали ожерелья, броши, серьги, кольца, сплошь усыпанные бриллиантами, изумрудами и изумительными темными сапфирами. И все эти сокровища сверкали в маленькой шкатулке, заполненной морской водой.

Сэр Харвей, налюбовавшись вдоволь драгоценностями, медленно достал из кармана три нити жемчуга, снятого с той мертвой женщины. Все жемчужины были безупречны и, согреваемые теплом его руки, казалось, излучали волшебный свет.

Аккуратно вылив воду из шкатулки, он положил жемчуг поверх всего этого великолепия и закрыл крышку. Спрятав шкатулку под матрас, он скинул свои мокрые панталоны, завернулся в простыню и, открыв дверь комнаты, прокричал:

—  Синьора, синьора!

Он заметил, что снизу, из кухни, на него смотрит Паолина Мэнсфилд, но не подал вида и снова закричал:

—  Синьора!

На этот раз жена рыбака прибежала со двора, где она ощипывала курицу.

—  Что такое, синьор? — спросила она.

—  Мои панталоны нужно снова высушить, — сказал он. — И другие вещи тоже. И желательно побыстрее, так как я голоден, а я не привык сидеть за столом без одежды.

Она засмеялась и ответила:

—  Сейчас будет сделано, синьор. Не волнуйтесь, ваша одежда будет сухой через несколько минут.

С этими словами она поспешила вниз. Сэр Харвей закрыл за ней дверь и лег на кровать, положив руки под голову. Он чувствовал шкатулку у себя под спиной, что было достаточно неудобно, но он не обращал на это внимания. Он улыбался, так как его будущее теперь выглядело несколько в ином свете, нежели сегодня утром.

Внизу Паолина помогала хозяйке дома развесить одежду у огня. Они обе были порядком удивлены состоянием панталон, в которых сэр Харвей недавно плавал на корабль. Дырки на коленях и оторванные пряжки создавали впечатление, что пользы от этих панталон будет немного.

Зато пара камзолов, спасенных с корабля, были целы. Они были сделаны из очень хорошего материала, который не пострадал от соленой воды. К тому же все пуговицы из отборного жемчуга оказались на месте, так же как и вышивка на карманах и обшлагах рукавов.

—  Синьор, наверное, очень богат, — сказала жена рыбака с благоговением. — У него одежда дворянина.

—  А он и есть дворянин, — подтвердила Паолина.

—  А я обращалась к нему синьор, вместо ваша милость. Но кто же знал? Все мужчины, которые едва не утонули, выглядят примерно одинаково, — сказала женщина.

—  Это точно, — согласилась Паолина. — И женщины, я думаю, тоже.

—  Только не такие красавицы, как вы, — с улыбкой сказала итальянка. — Когда Гаспаро принес вас, я подумала, что ангел спустился в наш дом.

—  Ах, боже мой! — воскликнула Паолина.. — Я всего лишь женщина, такая же, как и вы. Хотела бы я быть ангелом. Тогда бы у меня не было ни забот, ни хлопот.

—  Погодите, пока его милость поест, и тогда вы обсудите с ним все проблемы. Но послушайте совета, дождитесь лучше конца обеда. Голодный мужчина не лучший собеседник.

Паолина засмеялась.

—  Ваша правда, — сказала она.

—  А сейчас, синьорина, если вы посмотрите за вещами, я тем временем могла бы закончить с цыпленком, а то он никогда не будет готов.

—  Хорошо, — сказала Паолина. — Когда они высохнут, я отнесу их наверх.

Женщина тут же ушла, а Паолина принялась перевертывать одежду, подставляя к огню самые мокрые места. Все высохло достаточно быстро. Огонь был сильным, а ткань тонкой, поэтому скоро Паолина смогла собрать вещи. Она перекинула их через руку и поднялась наверх.

Девушка постучала в дверь. Никто не ответил, и она уже решила, что сэр Харвей, должно быть, спит, но тут из-за двери донеслось:

—  В чем дело?

—  Я принесла вашу одежду, — ответила Паолина.

Она слышала, как он встал с постели и ходил по комнате, прежде чем открыть дверь. Он был одет в рубашку, жилет и простыню и выглядел в таком наряде довольно комично. Несмотря на это, она сделала серьезное лицо и, опустив глаза, подала ему одежду.

—  Спасибо, — сказал он. — Жаль, что у меня нет чулок, но зато я раздобыл пару ботинок.

—  Мне повезло больше, — ответила на это Паолина. — Моя одежда почти полностью уцелела.

Она попыталась расправить складки на платье, пока говорила, и он заметил, что она одета как человек с хорошим вкусом, но тощим кошельком. И он впервые подумал о том, в каком положении она оказалась.

—  Что вы собираетесь делать дальше? — спросила Паолина.

—  Ну, для начала я куплю себе пару чулок, — ответил улыбаясь сэр Харвей. — А затем новую рубашку, а то эта разойдется, как только я двину руками.

Она ничего не ответила, и он продолжал:

—  Я могу помочь вам добраться до Феррары. Где живут ваши родственники?

—  У меня нет родственников.

Он с удивлением посмотрел на нее и переспросил:

—  Нет родственников в Италии?

—  У меня нет родных нигде.

—  Но это немыслимо! Должны же быть тети или кузины, наконец, друзья.

—  У меня никого нет.

Она говорила совершенно спокойно, без малейшей жалости к себе.

—  В это невозможно поверить.

—  И тем не менее это правда. Понимаете, мой отец был долгое время болен. И к тому же по личным причинам он... он не мог возвратиться в Англию.

Сэр Харвей заметил про себя, что прошлое капитана Мэнсфилда — тема, которой лучше было не касаться, а вслух он заметил:

—  Но вы сами сказали мне, что ваша мать итальянка.

—  Да, но она умерла много лет назад. К тому же ее семья отреклась от нее из-за того, что мой отец сбежал с ней.

—  Но за свою жизнь вы не могли вообще ни с кем не общаться, у вас должны быть какие-то друзья.

—  Как я уже говорила, отец был болен. Из-за этого он стал очень раздражительным и рассорился со всеми друзьями. У нас было несколько знакомых, но среди них нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью.

—  Ладно, внесем ясность, — сказал сэр Харвей. — Из всего этого следует, что у вас нет денег и не у кого их попросить, так?

—  Совершенно верно.

—  Но черт побери! У вас должны быть какие-то планы.

—  Я надеялась, что вы сможете что-нибудь предложить.

—  Хорошо, но что же я могу предложить? И что вы сами предполагали делать?

—  Не знаю. У нас с отцом было немного денег, но они почти все кончились. Хватало как раз, чтобы добраться до Венеции, а потом...

—  Да, а что потом? — спросил сэр Харвей. — На что вы собирались жить?

Ответа не последовало. Паолина отвернула голову так, что он видел только одну щеку и дрожащий подбородок.

—  Так что вы собирались делать в Венеции? — продолжал настаивать он. — Каким способом вы собирались зарабатывать деньги?

Она снова не ответила, и после минуты молчания он уже раздраженно произнес:

—  Вы должны быть более откровенны. Иначе как же я смогу помочь?

—  Мой отец был... был... игроком, — прошептала она. — Он жил на это, и поэтому мы не могли долго оставаться на одном месте. Рано или поздно он увязал в долгах.

Сэр Харвей молчал. Он хорошо представлял ту жизнь, которую она вела. Взаимные обвинения, ссоры, вечно неустойчивое положение и постоянная необходимость бежать прежде, чем кредиторы потеряют терпение.

—  Грустная история! — сказал он. — Вы заслуживаете лучшего.

—  Спасибо, — тихо сказала она.

—  Вопрос только в том, что же делать теперь. Вы умеете что-нибудь делать?

Паолина беспомощно развела руками.

—  Я умею шить, — сказала она. — Я собиралась продать вышивки в Венеции, в том случае, если отцу не повезет. Иногда он все-таки выигрывал.

—  Даже если это так, то долго это продолжаться не могло, — сказал сэр Харвей жестко. — Все это знают, но тем не менее каждый игрок надеется и верит, что если ему не повезет сегодня, то повезет завтра.

—  Я знаю, знаю, — сказала Паолина, опустив голову еще ниже.

«Она прелестна, — подумал сэр Харвей, наблюдая за ней. — Каждая поза, каждый жест неповторимо красив».

—  Вы хотите попасть в Англию? — спросил он.

Паолина всплеснула руками.

—  Каким образом? — спросила она. — И даже если я попаду туда, что я буду делать? Я никого там не знаю, я не была в Лондоне с пяти или шести лет.

—  Тогда вам лучше остаться в Италии.

Паолина свела руки вместе как в молитве.

—  И почему я не умерла прошлой ночью? — воскликнула она. — Было бы гораздо лучше, если бы спасся кто-нибудь другой, кому было для чего жить. Зачем, зачем вы спасли меня?

Она смотрела на него глазами, полными слез.

—  Я сделал это инстинктивно, — ответил сэр Харвей. — И раз уж я вас спас, то на мне лежит ответственность за вас. Кажется, есть такая традиция, обязывающая человека, спасшего кому-нибудь жизнь, заботиться о нем до конца жизни.

Он улыбнулся при этой мысли.

—  Не надо, — попросила Паолина. — Не надо смеяться надо мной.

—  А я не смеюсь, — ответил сэр Харвей. — Не могу же я оставить вас в таком положении. Но прежде, чем вы поручите мне заботу о себе, мне нужно сделать одно признание.

Он сделал паузу. Их глаза встретились. В глубине ее глаз светился огонек надежды и что-то еще, возможно, любопытство.

—  Видите ли, моя дорогая, — сказал он, — я из тех, кого называют авантюристами.

Глава вторая

—  Авантюрист! — повторила Паолина, уставившись на сэра Харвея в изумлении.

Она впервые заметила, что он был красив: темные волосы, откинутые со смуглого от загара лица, серые, глубоко посаженные глаза под бровями вразлет, которые постоянно были приподняты так, как будто все в этом мире его забавляло. У него был твердый подбородок и вечно изогнутые в иронической усмешке губы.

—  Да, именно так, авантюрист, — повторил сэр Харвей.

—  Но... я не понимаю, — настаивала Паолина. — Что вы имеете в виду?

—  Я имею в виду, что я живу на то, что Бог подаст. Иногда я живу хорошо, а иногда удача изменяет мне и я опускаюсь на дно. Например, вчера мое положение было более чем печальным, а сегодня все изменилось.

Паолина удивленно приподняла бровь.

—  Как могло что-нибудь измениться? — спросила она. — Я, должно быть, чего-то не поняла, но мне казалось, что вы потеряли все, что имели, во время шторма, или это не так?

Сэр Харвей рассмеялся.

—  Мне повезло. Во-первых, я умею плавать, а во-вторых, рыбаки этого делать не умеют.

—  Ничего не понимаю, — сказала Паолина.

—  Тогда и не пытайтесь, — ответил сэр Харвей. — Позвольте мне напомнить, что теперь я забочусь о вас, и мы вместе отправляемся в Венецию.

—  Но я не могу так сидеть у вас на шее, — запротестовала Паолина. — Если вы поможете найти мне работу, я буду очень вам благодарна.

—  И кем же могут работать такие красивые девушки? — спросил сэр Харвей.

Она покраснела при этих словах и подняла глаза. Встретившись с ним взглядом, она покраснела еще больше.

—  Кажется, я знаю решение всех ваших проблем, — сказал сэр Харвей, пока она молчала. — Вам нужно выйти замуж.

—  Это легче сказать, чем сделать, — ответила Паолина немного грустно. — Мой отец постоянно твердил мне об этом. Но в этой стране никому не нужна невеста без приданого. Да и неудивительно, что при такой жизни, переезжая с места на место, никто из порядочных людей не сделал мне предложения.

—  Однако не сомневаюсь, что было достаточно непорядочных, — произнес улыбаясь сэр Харвей. — Но не волнуйтесь, моя дорогая, я уже говорил, что беру все заботы на себя.

—  Вы очень добры, — сказала она. — Несмотря на то, что неразумно доверяться незнакомому человеку, я все вам рассказала. Но, пожалуйста, скажите, что мне нужно будет делать. Очень неприятно находиться в неизвестности.

Сэр Харвей положил свою руку поверх ее. У него была теплая ладонь и сильные пальцы. Паолина с трудом удержалась от того, чтобы не сжать ее.

—  Все очень просто, — сказал он. — Я собираюсь представить вас в свете в Венеции. Там вы познакомитесь с самыми известными и влиятельными вельможами, и кто-нибудь из них обязательно предложит вам руку и сердце.

—  А потом узнает, что я никто и без денег, — продолжила Паолина.

—  Никто ничего не узнает, пока не будет слишком поздно, — ответил сэр Харвей. — А может, и вообще не узнает. Вы поедете в Венецию как моя сестра.

Паолина уставилась на него широко открытыми глазами.

—  Зачем? — спросила она через минуту.

—  Затем, моя дорогая, что, хотя я и авантюрист, происхожу я из очень древней семьи. Дрейки издавна владели Девоном. Для меня всегда открыты двери в высшее общество, а вы будете повсюду сопровождать меня.

—  А если... если... все раскроется? — спросила Паолина.

Сэр Харвей пожал плечами.

—  Нет необходимости беспокоиться, — сказал он. — Риск не так уж велик. И, кроме того, это единственный предлог, под которым мы можем путешествовать вместе.

Паолина снова покраснела и опустила глаза. На некоторое время воцарилась тишина, но когда она снова взглянула вверх, он все еще смотрел на нее.

—  В соответствующей одежде вы будете выглядеть потрясающе, — пробормотал он. — Ваши цвета — голубой и зеленый, хотя можно и немного розового к таким волосам.

—  Откуда вы можете это знать? — спросила изумленная Паолина.

—  Иногда я все-таки перехожу от бродячей жизни к оседлой, — ответил он. — Около года назад я жил в Париже и был знаком с одной очень знаменитой и невероятно красивой актрисой. Она блистала на сцене Комеди Франсез, как никому до нее не удавалось. А меня она часто приглашала составить компанию при выборе туалетов. От нее я и узнал, как представить женщину в самом выигрышном свете.

—  Как вы умны! — воскликнула Паолина.

—  Я польщен, — ответил сэр Харвей, при этом выражение его лица стало еще более ироничным, чем обычно. — Вот именно таким тоном и нужно разговаривать с мужчинами. Восхищение, безусловно, самая искренняя форма лести, — добавил он.

—  Вы говорите это так, как будто я пыталась произвести впечатление, — с легким раздражением заметила Паолина.

—  Разве вы не понимаете, что это как раз то, что от вас требуется? — спросил сэр Харвей. — Моя дорогая, вы от природы очень хороши собой, но настоящая красота — это вопрос искусства. Я собираюсь взять материал, предоставленный мне Господом Богом, и сотворить из этого нечто из ряда вон выходящее, так что мужчины будут готовы заплатить любую цену за право обладать вами.

Паолина посмотрела вдаль, туда, где море переливалось всеми оттенками голубого под яркими лучами солнца.

—  А любовь имеет к этому какое-нибудь отношение? — спросила она почти шепотом.

—  Любовь — это такая вещь, которая вылетает в окно, как только в дверь стучится бедность, — жестко ответил сэр Харвей. — Для того чтобы появилась любовь, нужен комфорт, красивые окрестности, тихая музыка, духи, хорошее вино и умело приготовленная еда. Вот когда все это у вас будет, Паолина, тогда можно подумать и о любви.

Она не ответила, но было что-то во внезапном вздрагивании ее плеч и тоскливом выражении глаз, что заставило его добавить:

—  Не беспокойтесь. Я же не собираюсь заставлять вас выходить замуж за кого-либо вам неприятного. Но как только у вас будет богатый и знатный муж, вы обнаружите, что у вас уйма времени для поисков любви.

—  Я надеюсь, что выйду замуж за любимого человека или полюблю того, за кого я должна выйти замуж, — скачала Паолина.

Сэр Харвей откинул назад голову.

—  Вы слишком многого хотите, как, впрочем, и все в этом мире. Бог дает одной рукой и отнимает другой. Вам дана ваша красота, но нет денег, чтобы ее показать. Мне тоже не отпущено богатство, но зато подарен изворотливый ум, чтобы извлекать выгоду из любой возможности. Нужно уметь довольствоваться тем, что у нас есть. Мечтать, конечно, не запретишь, моя дорогая, но нужно всегда помнить, что богатство, безопасность и положение в обществе значат в старости гораздо больше, чем разбитое вдребезги сердце от эфемерной любви.

—  Вы циник, — заявила Паолина.

—  Я так не считаю, — ответил сэр Харвей вполне серьезно. — Просто я любил слишком много женщин, и рано или поздно наступало пресыщение. В таком случае мужчине достаточно легко надеть шляпу и уйти. Но у женщины есть только несколько лет, чтобы выйти замуж, иначе ей нечего будет предложить в обмен на обручальное кольцо.