— Какого мальчика?

Она пихает меня локтем в бок.

— Артур! Про мальчика с почты.

Я кошусь на нее в ответ.

— Я уже вчера все рассказал.

— Ты сказал только, что повстречал кого-то на почте. Я хочу историю целиком.

— Ладно. Гм. Я повстречал на почте симпатичного парня, а потом ты запретила мне его искать. Конец истории.

— Дорогой, я просто не хочу, чтобы ты сидел на Крейгслисте. Помнишь ту статью про…

— Я знаю. Знаю. Маньяки с мачете, фотки членов и все такое. — Я пожимаю плечами. — Да не собираюсь я сидеть на Крейгслисте. Мне вообще плевать.

— Мне очень жаль, Артур. Я понимаю, как ты надеялся его найти…

— Да неважно. Я даже имени его не знаю.

— Вообще-то я подумала…

Но что подумала мама, остается тайной, потому что в эту секунду у нее на коленях начинает жужжать телефон. Она бросает взгляд на экран и вздыхает.

— Нужно ответить. Придержи пока эту мысль. — Мама отворачивается к окну. — Что… да. Да, хорошо. Уже в пути. Минут десять максимум, но мы хотели еще заскочить в «Старбакс»… Что? Нет. О боже…

Она постукивает пальцами по портфелю, а затем оборачивается ко мне, быстро закатывает глаза и произносит одними губами:

— Работа.

А это значит, что в ближайшем будущем к разговору мы не вернемся. Так что я тоже отворачиваюсь к окну и принимаюсь разглядывать проплывающие мимо вывески ресторанов и магазинов. Еще даже девяти нет, но тротуары запружены прохожими. Абсолютно все выглядят замученными и нимало не впечатленными.

Не впечатленными. Нью-Йорком!

Ну не знаю. Иногда мне кажется, что ньюйоркцы как-то неправильно воспринимают Нью-Йорк. Почему никто не поет на эскалаторах, не танцует на пожарных лестницах, не целуется на Таймс-сквер? Флешмоб на почте был неплохим началом, но когда там уже в программе следующий номер? Сидя в Джорджии, я воображал Нью-Йорк этаким гибридом «Вестсайдской истории», «На высотах» и «Авеню Кью» [Знаменитые бродвейские мюзиклы, действие которых происходит в Нью-Йорке.] — а получил только бесконечные пробки, стройки, айфоны и влажность. С таким же успехом они могли бы писать мюзиклы про Мильтон. Открывающая композиция — «Воскресенье в торговом центре». Потом баллада «Я оставил сердце в супермаркете». Будь с нами Итан, он закончил бы либретто еще до того, как мы вышли из машины.

— Нет, не думаю, — возражает мама в трубку. — Если только Уингейт не подаст апелляцию. Ладно, мы все равно уже в одном квартале. — Пауза. — Нет, все нормально, я пошлю Артура. Жди на месте.

Внезапно она выуживает из бумажника двадцатку и снова произносит одними губами:

— Большой обезжиренный латте.

Хештег #буднистажера.

Стоя в очереди в «Старбаксе», я набираю сообщение Итану.

Идея на миллион: мюзикл, действие которого разворачивается в пригороде Атланты, под названием… дай-ка подумать… ГаМильтон. Подмигивающий смайлик. Микрофон. Взрыв.

Но Итан не отвечает.

12 июля, четверг

Тишина в радиоэфире длится до следующего утра, когда Итан присылает селфи в — сюрприз-сюрприз! — групповой чат. На снимке они с Джесси сидят в кабинке «Ваффл Хауса», держа с двух сторон бутылку шоколадного сиропа. Духом ты с нами, чувак! — гласит подпись.

И это, честно говоря, отвратно. В любое другое лето я сидел бы с Итаном и Джесси в той же кабинке, уминал картофельные оладьи и разглагольствовал в твиттере о политике или экранизациях мюзиклов. Я бы рассказал им про Парня-с-коробкой — всю историю без купюр, и мы бы разработали в заметках телефона целую «Операцию Хадсон».

Вместо этого я заперт в офисе с двумя студентками, которые просят меня заткнуться при одном упоминании имени Хадсона. Клянусь, сегодня они еще хуже обычного. Секретарь приносит Намрате бумажный пакет без надписей, но она едва удостаивает его взглядом. Такое впечатление, что, если она хоть на секунду перестанет печатать, случится конец света. Я сижу рядом и внимательно на нее смотрю.

— Что там? — спрашиваю я.

— Не знаю.

— Может, стоит открыть?

— Потом.

Пальцы Намраты на мгновение замирают — но только потому, что она перечитывает написанное. Затем она мельком заглядывает в документы, снова кладет руки на клавиатуру и возвращается в режим дятла.

— А когда?

— Что?

— Когда думаешь открыть?

— Дай угадаю. — Намрата вздыхает так тяжко, что файлы Шумейкера трепещут на столе. — Ты ведь не оставишь меня в покое, пока я не открою этот чертов пакет?

— Есть такая вероятность.

— Окей. — Она разрывает бумагу, заглядывает внутрь и застывает, по ощущениям, минут на десять. А когда снова поднимает голову, на лице ее играет широченная улыбка. — Какого хрена ты купил мне два кило сладкой кукурузы?

— По правде говоря, там килограмм восемьсот граммов…

— Сладкой кукурузы.

— В июле, — добавляет из-за соседнего стола Джульетта.

— Артур, ты ненормальный, — подытоживает Намрата.

Перевод: я молодец.

Джульетта растрепывает мне волосы.

— Хочешь пойти с нами на обед?

Перевод: я мегамолодец.

Честно говоря, я счастлив до щенячьего визга. Если мы с девчонками ходим вместе на обед, до татуировок «лучшие друзья навеки» уже рукой подать. А там они познакомят меня с какими-нибудь симпатичными сокурсниками-юристами — еще симпатичнее Хадсона, — и я раздумаю возвращаться домой. Останусь в Нью-Йорке со своей клевой новой бандой. Сами посудите, кому вообще сдался «Ваффл Хаус»? Теперь я буду ходить на бизнес-ланчи в самом Нью-чертовом-Йорке, кулинарном центре вселенной. Итан и Джесси могут до конца жизни фоткаться в сетевых забегаловках, но лично я отныне намерен обедать только в легендарных бистро и фудтраках с фермерской едой.

— Всегда мечтал побывать в Tavern on the Green [Легендарный ресторан американской кухни, расположенный в Центральном парке на Манхэттене.], — говорю я.

— Артур, у нас тридцать минут.

— Sardi’s [Ресторан, расположенный в здании театра District неподалеку от Бродвея. Известен сотнями шаржей на звезд шоу-бизнеса, которыми украшены его стены.]?

— Как насчет «Панеры» [Panera Bread — сеть кафе-пекарен, специализирующаяся на качественном фастфуде для «белых воротничков».]?

— Обожаю «Панеру», — ахаю я.

— Да, я заметила, — говорит Намрата, ссыпая обратно пригоршню сладкой кукурузы.

Пять минут спустя мы уже лавируем в толпе прохожих, а я не устаю изумляться, до чего девчонки преображаются вне офиса. Такие… открытые. До сегодняшнего дня информацию о Намрате и Джульетте я получал в основном из трех источников: 1) из инстаграма; 2) от мамы; 3) подслушал. Теперь же я знаю, что Джульетта занимается танцами, Намрата — вегетарианка, весь первый год они друг друга ненавидели, но потом стали закадычными подругами, бегают вместе по утрам и ходят есть капкейки, а еще ни одна из них не забила ни на одно домашнее задание ни на одном курсе. И это мы еще даже до кафе не дошли.

— Меня чуть не стошнило, — говорит Намрата Джульетте, пока мы занимаем очередь. — Я ему сто раз говорила, не надо их звать, но угадай что? Нет уж, с ночевками у Дэвида покончено. Я, конечно, человек широких взглядов, но порно с динозаврами — это уже за гранью.

Джульетта морщится.

— Фу-у-у.

— Погодите, кто такой Дэвид? И он что, реально любит порно с динозаврами?

Окей, минутка откровений: ненавижу, когда люди бросаются в разговоре незнакомыми именами, будто информация об их обладателях должна магическим образом подгрузиться мне в голову.

— Нет, не сам Дэвид, — принимается объяснять Джульетта. — А парни, с которыми он снимает квартиру.

— И они не то чтобы любят порно с динозаврами, — добавляет Намрата. — Но эти чуваки выпускают собственный — и я сейчас не шучу — порновебкомикс про динозавров. И это… Ладно, у себя в комнате пусть занимаются чем хотят. Но они же раскидывают свои чертовы наброски по всей гостиной. Я ему сто раз говорила: Дэвид, почему я должна с утра любоваться на дрочащего тираннозавра?

— Но… Лапы тираннозавра… — Джульетта выглядит озадаченной. — Как?

— Нет, серьезно, кто такой Дэвид? — повторяю я.

Намрату этот вопрос явно забавляет.

— Мой парень.

— У тебя есть парень?

— Да они уже шесть лет встречаются, — говорит Джульетта.

— Что?! Ты шутишь. — Я резко к ней оборачиваюсь. — Сейчас выяснится, что у тебя тоже есть парень.

— Нет, у меня девушка.

— Ты лесбиянка?

— Следующий! — кричит парень за стойкой.

Джульетта делает шаг вперед и заказывает суп, после чего бросает на меня взгляд через плечо.

— Ну, строго говоря, я асексуальный биромантик. Это значит…

— Знаю, знаю. Но ты никогда об этом не упоминала! Черт, вы вообще мне ничего не говорите.

— Почему же, — возражает Джульетта. — Мы говорим тебе перестать ловить ворон и заняться работой. Причем довольно часто.

— Но вы никогда не рассказываете о своей личной жизни. Я вам, значит, выложил всю подноготную про Хадсона — и даже не знал, что у тебя есть девушка! И уж точно не знал, что у Намраты есть парень, который рисует порно с динозаврами.

— Нет, это соседи Дэвида рисуют порно с динозаврами, — перебивает меня Намрата, отходя от стойки. — Разница существенная. Давай, Артур. Заказывай свой «Хэппи Мил» или что ты там собирался.

— Чего это сразу «Хэппи Мил»? Может, я возьму жареный сыр, как все нормальные взрослые люди.

Намрата похлопывает меня по макушке.

— Не мудри.

— Хадсон, — вдруг раздается искаженный динамиком голос, и я застываю.

Намрата и Джульетта застывают.

Весь мир застывает.