Я знаю, что Дилан прав. И тоже надеюсь, что мироздание стремится доказать мне, как я ошибаюсь по его поводу.

— Может, — наконец говорю я.

— Если не хочешь идти туда ради себя, сходи хотя бы ради тех несчастных, которым пришлось страдать в метро от твоего одеколона.

— Засранец.

Мы поднимаемся на смотровую площадку, где уже толкутся будущие студенты Йеля. В просветах между людьми виднеются деревья, озеро и дальняя часть Центрального парка. Некоторые парни настоящие каланчи, поэтому я нога за ногу обхожу толпу, вглядываясь в лица. Увы, примерно из двадцати студентов — к слову, пахнущих куда приятнее папиного одеколона — ни один даже отдаленно не напоминает Артура.

— Его здесь нет, — говорю я, вернувшись к Дилану. — И мы единственные в поло.

— Еще рано, — возражает тот. — И, может, Артур как раз станет третьим?

Я смотрю на него с большим сомнением.

— Раз пришли, давай хоть повеселимся, — говорит Дилан. — Если мы сейчас уйдем, я просто вернусь домой и буду до ночи слушать грустные песни, глазеть в окно, вздрагивать от каждого сообщения, а потом злиться, что это ты мне пишешь, а не Саманта.

— Ты самый большой засранец в моей жизни. Но хорошо, давай останемся.

— Ура! — Дилан с энтузиазмом оглядывается вокруг. — Смотри-ка, тут есть настоящие красавчики. Ты уже чувствуешь мотивацию как следует вдарить в следующем году и окунуться в эту потрясающую университетскую жизнь?

— И ни одного галстука с хот-догами.

— Только не говори, что обзавелся фетишем.

— Нет, просто… Круто было встретить человека, способного на самоиронию.

— Тем временем один горячий абитуриент уже положил на тебя глаз, — хмыкает Дилан. — На одиннадцать часов утра.

— Утра или вечера — какая разница?

— Большая. Я ощущаю от него свиданно-круассанные утренние вибрации. А не давай-потремся-булками вечерние.

Я послушно разворачиваюсь на одиннадцать часов — потому что в противном случае буду вынужден спросить, откуда Дилан выкопал сексуальную практику «трение булками», он непременно расскажет, и я выйду из себя. К тому же парень, которого он подметил, и правда симпатичный: смуглая кожа, белая футболка, персиковый блейзер, темно-синие слаксы до лодыжек и низкие кеды, на которые он, наверное, потратил больше, чем я на одежду за год. С таким вполне можно завязать непринужденный разговор — но если я чему и научился у восходящей звезды инстаграма Харриет, так это тому, что непринужденность требует больше всего усилий. Правда, лайков тоже приносит в избытке.

— Стильно, — киваю я. Собственная рубашка-поло на размер меньше нужного внезапно начинает ощущаться особенно стремно. — Но мне бы скорее хотелось быть им, чем с ним.

— Даже не подойдем поздороваться?

— Может, его вообще не интересуют парни.

— Ты все равно ничего не теряешь. Извини, но вам вряд ли придется вместе тусить следующие четыре года.

Будто я сам не знаю. Если у моих родителей и были какие-то надежды увидеть меня выпускником Лиги плюща, каждый годовой табель, начиная с шестого класса, последовательно развенчивал эти иллюзии. Ма искренне хочет, чтобы я получил высшее образование и не позволил никому смотреть на себя свысока — как окружающие всю жизнь смотрят на нее, — но чем дальше, тем несбыточнее кажутся эти планы. Словно, если меня поставить в круг этих умников, они моментально поймут, что я Бен Из Местного Колледжа, а не Бен Йельский Абитуриент, и выгонят под всеобщие насмешки и улюлюканье.

А теперь еще и этот парень, рядом с которым я заранее чувствую себя недостойным. С Хадсоном тоже такое было — причем едва ли не до самого финала. Вообще-то я не мастер заводить разговоры с незнакомцами (история с Артуром тому подтверждение), но это собрание ведь как раз и предназначено для знакомств — так что я хватаю Дилана за руку и тащу здороваться с утренне-вибрационным парнем. Он уже болтает с какой-то девчонкой в ярко-желтом хиджабе.

— Привет. Я Бен.

— А я Дигби Уиттакер.

— Вот это имя!

— Спасибо, — невозмутимо отвечает Дилан. — А тебя как зовут?

— Кент Мишель, — представляется парень и пожимает руку сперва Дилану, а потом мне.

Я поворачиваюсь к девушке в хиджабе.

— Бен.

— Алима, — улыбается она. — Ну что, мальчики, волнуетесь?

Дилан прочищает горло.

— Еще бы. Третий год мечтаю о лекциях по социологии, греческому и античной истории. Одно время даже подумывал назвать будущего сына Ахиллом — не дает забывать, что никто из нас не совершенен.

Я просто…

Нет слов.

Иногда Дилан умудряется передиланить сам себя.

— Ого, — присвистывает Кент. — Звучит куда круче этики, политики и экономики.

Слава богу, он не настолько самонадеян, чтобы размахивать ведущей специальностью как флагом. Десять очков политологам.

— А ты какие предметы возьмешь?

И черт, я прямо чувствую, как заливаюсь краской. Понятия не имею, какие в Йеле есть курсы. Или хотя бы факультеты. Мне еще целый год до выпуска, и о дальнейшей учебе я пока не задумывался. Так что после секундной заминки решаю ответить честно:

— По правде говоря, я хочу стать писателем.

— Я тоже! — сияет Кент. — Ну, или хотел раньше. Не смейтесь, но в свое время я накатал тонну фанфиков.

— Бен точно не будет над тобой смеяться, — авторитетно заявляет Дилан.

— Вообще-то я не Русалочка и могу сам за себя говорить, — отвечаю я с фальшивой улыбкой, за которой явственно читается «очень забавно, а теперь заткнись, пожалуйста». — И по какому фандому ты пишешь, Кент?

— По «Покемонам», — отвечает он с легкой гримасой, будто ждет, что мы сейчас начнем покатываться. У него тоже ямочка на подбородке. Вот дерьмо. — Знаю, звучит ужасно глупо, но я на них вырос.

— И вовсе не глупо, — возражает Алима.

— Точно, — киваю я. — В детстве я таскал родителей ловить Сквиртла.

— А я банально фанател по Пикачу, — улыбается Кент.

— Пикачу круче всех, — подтверждает Дилан.

Мне кажется или штурман метит на роль первого пилота? Я награждаю Дилана взглядом «будь-добр-свали-сейчас-же». К счастью, он понимает намек и охотно переключается на Алиму.

— А ты на чем сидишь? Не в буквальном смысле сидишь, конечно. Хотя если выяснится, что такая очаровательная дама на досуге отдает должное марихуане, я даже пересмотрю свое к ней отношение…

Мои глубочайшие соболезнования Алиме, но между мной и Кентом проскочила искра. Может, я и не найду здесь того, кого искал, но уйду с тем, кто окажется для меня еще лучше.

— И где можно почитать твои фанфики? — спрашиваю я.

— Ох, это было сто лет назад. Все давно уничтожено. Считай, что я выбросил их в вулкан, а этот вулкан выбросил в другой вулкан. — Если Кент так очаровательно посмеивается, мне уже не терпится услышать, как он смеется в полный голос. — А ты тоже с Манхэттена?

— Из Алфавитного города.

— Да ладно! Получается, мы соседи. Я живу в паре кварталов от Юнион-сквер.

Окей, а вот это уже выглядит намеком мироздания. Мы всю жизнь прожили в пятнадцати минутах друг от друга и умудрились встретиться только здесь.

— У меня отец работает помощником управляющего в «Дуэйн Риде» напротив Юнион-сквер, — говорю я.

Я искренне горжусь родителями, но некоторые придурки в школе смотрят на мою семью сверху вниз, раз Ма и Па не сумели «устроиться получше». Обычно Дилан их затыкает, но сейчас мне нарочно хочется выложить все карты — на случай, если Кент окажется тем еще снобом.

— Надо же! Я все время туда хожу. По вторникам и четвергам готовка на мне, так что я частенько заглядываю в «Дуэйн Рид» за продуктами.

— Так ведь в квартале есть «Хоул Фудс» [Whole Foods — американская сеть супермаркетов, специализирующаяся на продаже органических продуктов питания без искусственных консервантов, красителей и усилителей вкуса.], — замечаю я как бы мимоходом. Судя по кедам и одежде Кента, его семья не будет выгадывать по супермаркетам лишнюю пару баксов.

— Да, но там вечно километровые очереди, а мне все равно нужны только испанские блюда быстрого приготовления.

— Ясно. А ты, случаем, не пуэрториканец? Или…

— Ага, он самый, — с очередной улыбкой подтверждает Кент.

Я до сих пор не знаю, нравятся ли ему парни, но разговор определенно развивается в нужном русле.

— Я тоже! Но все считают меня белым, и это полный отстой. Приходится чуть не с кулаками доказывать обратное.

На этот раз Кент не улыбается — только прикусывает губу и кивает.

— По крайней мере, за тобой не ходят по пятам в продуктовых, будто ты непременно что-то стыришь. И вряд ли спрашивают, поступил ты в Йель своими мозгами или прошел по квоте национального разнообразия. Вот это — реально отстой.

Я отвожу взгляд. Ощущения такие, будто мне дали под дых.

— Прости, я…

Пару неловких секунд мы оба молчим. В сравнении с проблемами, с которыми регулярно сталкивается Кент, мое неочевидное пуэрториканство выглядит просто смешно. Надо же было так облажаться.

— Гм. Пожалуй, пора спасать Алиму от Дил… Дигби.

— Ага. Ну, еще увидимся.

Разумеется, мы больше не увидимся — но теперь мне почему-то кажется, что это к лучшему.

Я возвращаюсь к Дилану и хватаю его за локоть.

— Прошу прощения, — говорю я Алиме, поспешно оттаскивая его в сторону. — Пора валить.