Я застываю.

— Ты имеешь в виду «Потерянные связи»?

— Да! Ты о них слышал? — Артур сжимает мое плечо. — Погоди. Ты что, повесил там объявление?

— Гм. Нет, — признаюсь я, уже жалея, что не отмолчался. Не пришлось бы сейчас так мучительно краснеть. — Но мой отец как-то завел о них разговор за ужином, и я полистал объявления, чтобы посмотреть, не ищешь ли ты меня.

Артур улыбается до ушей.

— Я и не думал, что ты тоже меня искал! Вообще.

— Ну… — Я провожу по волосам пятерней и снова направляюсь к кольцам. — Мотоциклы — не совсем твое, но, может, с баскетболом пойдет лучше? Нужно просто забросить как можно больше мячей за одну минуту.

Артур кивает, но я не уверен, услышал ли он хоть слово. Могу с одной попытки угадать, о чем он думает: мы оба искали друг друга. Да, он приложил больше усилий — но узнать, что я тоже стремился ему навстречу? Все мы любим, когда наши чувства оказываются взаимны.

Мы играем друг против друга и против какого-то мелкого пацана, которого привел отец. Две памятки себе: 1) не орать «Звездато!», если выиграю я; 2) не орать «Звездец!», если выиграют Артур или пацан.

Таймер начинает отсчет. Я беру неплохой старт: шесть попаданий за десять секунд. Впрочем, мелкий не отстает. Двадцать секунд, и Артур наконец забрасывает первый мяч.

— Йе! — Он восторженно поворачивается ко мне. — Майкл Джордан может утереться.

— Время уходит, — ворчу я. Он нас явно уже не нагонит, но мог бы хоть попытаться. Или, по крайней мере, перестать меня отвлекать. Я. Играю. До. Победного. Конца.

Артур продолжает бесплодную бомбардировку кольца, пока мяч не отскакивает от стенки кабины и не улетает куда-то в угол зала. Артур бросается за ним в погоню, как пастух за удравшей овцой.

Время заканчивается.

23, 1, 25.

— Да что за зве… — Я не собираюсь поздравлять пацана, потому что он открыто надо мной смеется. Может, игровые автоматы были не такой уж хорошей идеей для первого свидания. Стоило приберечь расписку в своем лузерстве до третьего или четвертого.

Артур возвращается с мячом под мышкой. Снова его бросает — и снова промахивается.

Из Хадсона соперник был получше. С ним мы точно надрали бы зад этому пацану.

Я закидываю в рот горсть «Скитлс».

— Попробуем аэрохоккей? — предлагает Артур. — Там ты стопроцентно будешь чемпионом.

Или окажусь в больнице после твоей особенно удачной подачи.

— Время для «хватайки», — объявляю я. — Но мы сделаем игру поинтереснее.

Артур следует за мной в дальний конец зала. Нет уж, никаких плюшевых покемонов, к черту их.

— Поинтереснее? Вроде покера на раздевание? Надеюсь, на мне сегодня нормальное белье…

— А у тебя бывает еще и ненормальное?

— Бывает белье на случай, когда все остальное в стирке.

— Ясно. Ну, в этом раунде штаны останутся при тебе. — Это автомат с бижутерией. Смешные ожерелья, китчевые браслеты, кольца со стеклянными бриллиантами и все в таком роде. — Что бы ты ни вытащил, другой обязан это надеть. Идет?

— Идет!

— Я первый, — решаю я. Возможно, ему понадобится пример. — Думаю, то колье в углу прекрасно пойдет к твоим глазам…

Я берусь за рычаг и начинаю двигать клешню, пока она не оказывается точно в нужном месте. Я вжимаю кнопку; клешня ныряет вниз, раскрывается, царапает колье — и возвращается ни с чем.

— Сегодня явно не мой день.

— Я бы не торопился с выводами. Вот увидишь, не пройдет и минуты, как ты обзаведешься очаровательным аксессуаром.

— Да ну?

В ответ Артур указывает на ожерелье с переливающейся подвеской-пацификом. Величиной с мой айфон. Затем пододвигает клешню и придирчиво оценивает ее положение со всех ракурсов: приседает, встает на цыпочки, обходит автомат слева, справа, сдвигает клешню на полсантиметра — и так раз пять, пока наконец не жмет на кнопку. Клешня захватывает ожерелье и выбрасывает его в призовой лоток.

Артур вытаскивает его, улыбаясь до ушей.

— Поздравляю с приобретением!

— Ты только что меня обставил?!

Он ехидно смеется — вылитый инопланетный шулер.

— Ты сам выбрал игру.

— И поэтому в таком шоке. В смысле ты не можешь попасть мячом в гигантское кольцо, но можешь подцепить клешней крохотную цепочку?

— У меня очень специфический набор навыков. — Артур цитирует «Заложницу» [Остросюжетный боевик режиссера Пьера Мореля, вышедший в 2008 году.], и это сразу прибавляет ему дюжину очков крутости. — Когда дело доходит до «хватаек», я непобедим.

Он подходит ближе, глядя в пол, потом все-таки поднимает глаза. В руках у него ожерелье.

— Окей. Да будет мир.

Наши лица оказываются совсем близко, и я задумываюсь, каким же неловким будет наш поцелуй. Я имею в виду не в эту конкретную секунду — хотя сейчас это тоже было бы неловко, слишком рано. Я про разницу в росте. С Хадсоном мы были на равных, а Артур заметно ниже. Паршивая перспектива. Сам ненавижу себя за эти мысли, но перестать думать не могу. Что поделаешь, если рост для меня реально важен? В том смысле, в каком некоторые отказываются встречаться с музыкантами, а некоторые могут перечислить сто пятьдесят видов покемонов по памяти.

Артур застегивает ожерелье, и его костяшки задевают мою кожу. Судя по виду, он-то как раз не отказался бы от поцелуя — но я знаю, что он тоже никогда не сделает первого шага.

— Ну, как я выгляжу? — спрашиваю я.

— Как человек, мечтающий основать гейскую коммуну на Багамах, — отвечает Артур. — И заодно перещеголять мятным дыханием зеленую «Скитлс».

— Сексуальную «Скитлс»?

— Ага, — подтверждает Артур.

Я замечаю, как распрямляются его плечи и вытягивается шея, и быстро говорю:

— Пойдем чего-нибудь выпьем.

Мы отправляемся в бар. Я заказываю минералку, а Артур — колу. Пожалуй, было бы неплохо заодно и перекусить, но я не хочу превращать свидание в ужин. Терпеть не могу жевать с кем-то лицом к лицу — по крайней мере, не с близкими друзьями. Я сколько угодно могу смотреть, как Дилан разглагольствует с набитым ртом, но с Хадсоном мы ели только там, где нам не пришлось бы сидеть друг против друга. Например, за стойкой в пиццерии или дома за просмотром фильмов. Это какой-то подсознательный страх, что однажды мы будем сидеть вот так рядом, а потом темы для разговора иссякнут и я буквально засвидетельствую момент, когда партнер во мне разочаруется. Если я даже не могу поддержать беседу за столом, зачем кто-то захочет разговаривать со мной до конца жизни?

Наши стаканы прибывают.

— Позволь мне, — говорит Артур и, вытащив бумажник, протягивает бармену несколько купюр. — Надо же куда-то тратить стажировочные деньги.

— Спасибо.

Мы отходим к окнам. Артур смотрит на Таймс-сквер так, будто мечтает сейчас оказаться там: сделать шарж за тридцать баксов, найти свое имя на сувенирном магнитике, наткнуться на знаменитость или просто бродить под камерами, пока не обнаружит себя на одном из этих огромных экранов.

Заметив, что я его разглядываю, он смущается.

— Я все-таки безнадежный турист, да?

— Ага. Но это мило. В тебе все еще чувствуется восторг приезжего. Я вот даже не помню, когда в последний раз восхищался Таймс-сквер. Или вообще чем-либо в Нью-Йорке.

— О боже! Я срочно должен объяснить тебе прелесть твоего собственного города. — Несколько капель газировки выплескиваются на ковер, и Артур затирает их подошвой кроссовка. А затерев и успокоившись, продолжает: — Ты можешь заказать еду в любое время дня и ночи. А если и не заказать, то где-нибудь купить. Даже в три утра на улицах полно народу. В Джорджии, конечно, тоже снимают фильмы — но угадай, сколько из них о Джорджии? А сколько о Нью-Йорке? Если что, я весь вечер могу продолжать.

— Не сомневаюсь. Ты скучаешь по Джорджии?

Артур пожимает плечами.

— Наверное. То есть я скучаю по своим друзьям, Итану и Джесси. И по дому. У нас гостевая комната больше, чем любая спальня у дедушки Мильтона.

— Обычное дело для Нью-Йорка, — отвечаю я. Грустно думать, что если бы мы отказались от привычного уклада, толпы родственников, Дилана и круглосуточной доставки еды, то могли бы переехать в дом побольше. — Будешь рад вернуться?

— Ну, прямо сейчас я об этом не думаю. Исследовал еще не все грани магии Нью-Йорка. — Артур указывает на меня, себя и снова меня. — В конце концов, именно он свел нас с тобой.

— Точно подмечено, — киваю я и оглядываюсь в поисках неопробованных игр. Из свободных — билетная рулетка, на которой я однажды спустил кучу кредитов (разумеется, чтобы пришедший следом парень сразу выиграл пятьсот билетов), и Just Dance. Дилан в ней обычно блистает, и я не удивлюсь, если Артуру известны движения. На гонке «Марио Карт» тоже можно здорово повеселиться. — Любишь ужастики?

— Ну, я от них не плююсь.

— Значит, любишь.

— Ага.

— Отлично.

Мы заходим в кабинку Dark Escape 4D. Это хоррор с эффектом «присутствия», играющий на страхах людей. Пол вибрирует, из углов дует ветер, а звуки из колонок заставляют думать, будто за тобой и правда крадется маньяк с ножом. Но круче всего кардиодатчики, которые следят за твоим пульсом и в конце раунда показывают, кто больше испугался.

— И что здесь надо делать? — спрашивает Артур. — Выжить дольше всех?