— Простите, — говорю я.

— Никто не хочет на это смотреть, — отвечает он, указывая газетой на меня и Артура и даже не пытаясь отодвинуться. На нас начинают коситься другие пассажиры.

— Смотреть на что? — Я выпрямляюсь, и Артур тут же открывает глаза. Похоже, он на самом деле и не спал.

— Просто занимайтесь этим дома, окей? Тут вообще-то дети.

— Заниматься чем дома? — спрашиваю я.

— Сами знаете, — цедит мужчина. Он уже красный как помидор — то ли от возмущения, то ли от смущения, что я не ведусь на его провокации.

— Пока я знаю только, что еду в метро с партнером.

Я наконец встаю. Сердце бешено колотится — кто знает, что выкинет этот придурок. Но кто-то уже снимает нас на мобильный, и, если дело дойдет до рукоприкладства, я хотя бы смогу предъявить полиции запись. Может, в участке его отучат цепляться к невинным людям.

— Я не хочу, чтобы мой пятилетний сын по дороге домой смотрел на всякие извращения.

На самом деле его проблема — это даже не проблема, но я стремительно теряю решимость заявить ему это в лицо. Пускай мои плечи широко расправлены, колени ощутимо дрожат. Этот мужчина выглядит так, будто в любой момент готов пустить в ход кулаки. Артур тоже встает, но я отодвигаю его за спину.

— Все хорошо, все хорошо, — принимается бормотать он. — Мы не собирались делать ничего такого.

— Да плюнь на него, — перебиваю я, жалея, что с нами нет Дилана. Сейчас поддержка с воздуха не помешала бы.

В следующую секунду мальчонка заходится ревом, будто это я здесь — настоящий агрессор и спровоцировал его мудаковатого папашу тем, что сидел в обнимку с другим парнем. Искренне сочувствую пацану. Боюсь даже представить, что его ждет, если в пубертате он посмеет влюбиться не в милую гетеросексуальную девочку.

Мужчина подхватывает его на руки.

— Скажи спасибо, что я с ребенком, а то вправил бы тебе мозги.

Артур тянет меня прочь, и я отступаю только потому, что он задыхается, и плачет, и зовет меня по имени, и, кажется, напуган даже больше того мальца. Какой-то парень со спортивной сумкой загораживает нас от мужчины и принимается говорить, чтобы тот остыл и что здесь уже нет никакой проблемы.

Но проблема есть, потому что для нас с Артуром ничего не кончено.

Мы выходим на ближайшей станции, и у Артура совсем сдают нервы. Я тянусь обхватить его за плечи — как привык делать с Диланом, когда того накрывает паникой, — но Артур сбрасывает мои руки и невидяще смотрит куда-то вдаль платформы.

— Я думал, в Нью-Йорке нормально с… — Он делает глубокий вдох и порывисто вытирает щеки. — Знаешь, все эти гей-бары, парады гордости и однополые пары на улицах. Какого черта? Мне казалось, уж здесь-то с этим нет проблем.

— Обычно нет. Но мудаки найдутся в любом городе.

Мне хочется его обнять, но Артур явно не в настроении. Как будто любое выражение привязанности повесит мишень нам на спину. Как будто нас обязательно накажут за то, что наши сердца устроены немного по-другому.

— Ты в порядке?

— Нет. Мне никогда раньше не угрожали. И я жутко за тебя испугался. Почему ты не промолчал?

А стоило бы. Я не имел никакого права подвергать Артура опасности — ради сомнительной возможности ответить за нас и за таких, как мы.

— Прости. Я тоже испугался.

Следующий поезд мы пропускаем. И еще один. Артур соглашается сесть только в третий — и только потому, что там больше людей, а значит, в случае новых неприятностей кто-нибудь наверняка встанет на нашу сторону.

Неприятно думать, что мир, который свел нас вместе, одновременно так его пугает.

— Провожу тебя до дома, — говорю я негромко.

Артур обегает взглядом вагон и поднимает на меня измученные, все еще не просохшие от слез глаза. После чего берет за руку и не отпускает ее до самого конца поездки.

Глава двадцать первая

АРТУР

21 июля, суббота

— Они так и не ответили тебе на эсэмэску? — спрашивает Бен, пока я нажимаю кнопку третьего этажа. — Не хотелось бы, знаешь ли, застать твоих родителей за сексом.

— Фу. Они таким не занимаются.

— Ну, один-то раз точно занимались.

— Нет, — ужасаюсь я. — Никогда.

— Ты смешной. — Бен улыбается и берет меня за руку. — Кстати, симпатично тут у вас.

— Полагаю, это заслуга дедушки Мильтона.

На выходе из лифта я притормаживаю. Дальше — даже не коридор, а просто закуток с тремя дверями, ведущими в апартаменты A, В и С.

— Артур из квартиры А, — говорит Бен, будто это самое восхитительное совпадение в его жизни.

— Угу, мы так и планировали.

— Еще бы, — отвечает он ровно.

Однако, обернувшись, я вижу, что Бен кусает губу.

— Нервничаешь?

— А то.

Я сжимаю его ладонь.

— Это ужасно мило.

Черт, сам до конца не верю, что веду его знакомиться с родителями. Не то чтобы это было обычной практикой для второго свидания. Но ведь и мы с Беном не обычные.

Честно говоря, не знаю, зачем это предложил. Просто сегодня все пошло наперекосяк. У меня до сих не идут из головы мужчина в метро, и его плачущий сын, и лицо Бена, и те мучительные мгновения, когда мне казалось, будто на меня смотрит весь мир. В тот момент мне хотелось только остаться в одиночестве. Ни разу за всю свою чертову жизнь я не мечтал провалиться сквозь землю с такой силой.

Но Бен никуда не ушел — более того, заявил, что проводит меня до подъезда. И теперь я не хочу его отпускать. Не готов пожелать ему спокойной ночи.

Я исподтишка бросаю взгляд на Бена, пока вожусь с ключами.

Ладно, только без паники. Все будет нормально. Даже отлично. Быстрый визит вежливости, не из-за чего разводить шумиху. Подумаешь, мои родители знают о Бене больше, чем следовало бы. Подумаешь, они и при друзьях-то с трудом держат себя в руках — не говоря уж о бойфрендах. Не то чтобы Бен был моим бойфрендом, конечно. Лучше даже не думать, что случится, если я его так представлю.

Я: Познакомьтесь с моим бойфрендом Беном!

Родители: *забрасывая нас презервативами* ПРИВЕТ, БОЙФРЕНД БЕН!!!

Бен: *растворяется в лучах заката*

Хотя… Если он мне не бойфренд, то кто? Друг? Приятель? Ухажер? Парень, с которым я хочу заниматься сексом 99 % времени? То есть я буквально провожу 99 % времени, думая о том, как хотел бы проводить 99 % времени, занимаясь сексом с Беном.

Так, это родителям знать не нужно.

В итоге я просто распахиваю дверь, делаю глубокий вдох и…

— А ты, наверное, Бен! Как приятно наконец познакомиться. — Мама улыбается нам с дивана. Дивана, на котором сидит рядом с папой.

У меня отвисает челюсть.

Мама ставит новости на паузу и поднимается, чтобы пожать Бену руку.

— Мы столько о тебе слышали!

Папа дружелюбно кивает с подушек. Я только теперь замечаю, что оба в пижамах и очках. Что за…

В смысле это какая-то альтернативная реальность? Что за чудовища съели моих родителей и подсунули взамен эту воркующую-после-двадцати-лет-брака парочку?

— Посиди с нами, — говорит папа, пока мама предлагает Бену воды.

Его взгляд мечется по гостиной, перескакивая с одной картины на другую.

— Дедушка Мильтон любит лошадей, — поясняю я на всякий случай.

— Да, я заметил, — отвечает он.

— Что ж, расскажи нам о себе. — Мама возвращается на диван и подпирает ладонью подбородок, вперив в Бена свой фирменный адвокатский взгляд. — Как проводишь лето?

— Гм. Хорошо, спасибо.

— Видимо, Артур добавил тебе хлопот. Хотя я рада, что он наконец начал выбираться из квартиры. Я ему все время твержу: сколько можно сидеть дома, лето скоро закончится, а ты так и не увидишь Нью-Йорка. Ну правда же, нельзя целыми днями смотреть на ютьюбе…

— Бен отлично знает город, — вклиниваюсь я. — Он коренной ньюйоркец.

— Круто, — кивает папа.

— А вы всегда жили в Джорджии? — спрашивает Бен, переводя взгляд с мамы на папу и обратно.

Папа качает головой.

— Я вырос в Уэстчестере, а Мара из Нью-Хейвена.

— Янки, — хмыкаю я. Бен смотрит на меня и улыбается.

Увы, мама не намерена сдаваться так быстро.

— Так чем ты сейчас занимаешься? Подрабатываешь?

— Гм. — Кажется, Бен не прочь слиться с ковром. — Я… хожу на дополнительные занятия.

— О, чудесно. — Мама выжидательно улыбается. — Какие-нибудь подготовительные курсы при университете?

— Мам, перестань его допрашивать.

— Да ладно, мне просто любопытно. Мы с твоим папой как раз обсуждали, как изменились подработки для школьников. В наше время подростки ездили вожатыми в лагеря или разносили пиццу. А вам теперь доступны стажировки в разных модных местах. Хотя, наверное, так и должно быть в двадцать первом…

— Мам, ну хватит.

— Чего хватит?

Я кошусь на Бена, который упорно сверлит взглядом ботинки.

— Просто… хватит.

По-моему, я в жизни не чувствовал себя так неловко. Ничего не поделаешь, у мамы пунктик насчет достижений. Как и у Итана с Джесси — с их высочайшими баллами за экзамены, призами дискуссионного клуба и национальными стипендиями.

— Вообще-то я в летней школе, — говорит Бен.

У мамы расширяются глаза.

— О!

Судя по лицу, Бен в ужасе, и это приводит в ужас уже меня. Мои гребаные родители с их гребаным задвигом на академической успешности. Жаль, что нельзя отправить Бену телепатическое сообщение: «Я не как они, понял? Мне это неважно».