— Гм. — Дилан указывает на себя и Саманту. — Не впутывай нас в это, Беннисон.
— Ди, но это правда. Мы окружаем каждые отношения таким пафосом, будто у мироздания заготовлен для нас какой-то эпический план. А потом все просто заканчивается. Может, если бы мы смотрели на вещи чуть реалистичнее, то не теряли бы людей.
Саманта встает с дивана.
— Принесу, гм, еще пива.
Она скрывается за дверью.
— Чувак. Биг-Бен. Что за хрень?
— А что?
— Ты говоришь, что мои отношения с девушкой закончатся… при моей девушке. Будто ее тут вообще нет. Хотя она сидит прямо перед тобой.
— Да, но надолго ли она твоя девушка?
— Надеюсь, что надолго.
— Или нет. Конечно, сейчас-то ты разливаешься соловьем, а потом разочаруешь Саманту, как разочаровал Харриет.
Дилан ставит «Философский камень» на паузу — и это человек, который даже игру не может приостановить, не говоря уж о фильме, который мы видели десяток раз.
— С Самантой все по-другому. Она…
— Что, особенная? Ну да, я знал и других девушек, которые были особенными. Габриэлла, и Хизер, и Натали, и Зои, и Харриет. Ты движешься каждый раз по одному сценарию. Сначала фонтанируешь восторгами, будто встретил любовь всей жизни, а потом просто оставляешь ее на обочине. Ты даже представления не имеешь, что я сейчас чувствую.
Саманта возвращается и берет со стола свой телефон.
— Я, наверное, пойду.
— Нет, это я пойду, — говорю я, поднимаясь.
— Отлично. Может, у тебя получится разыграть жертву перед кем-нибудь, кто знает тебя похуже, — отвечает Дилан. — Осмелюсь напомнить, что это ты разбил сердце Артуру, Бен. И ты порвал с Хадсоном. Не наоборот. Можешь обижаться, но не делай вид, будто ты в чем-то лучше меня.
— Ну да, таков уж я. Глупый Бен из Летней школы.
— Что?
— Ничего. Оставляю вас ворковать. — Я встречаюсь взглядом с Диланом. — Пока будущая жена рядом, лучший друг тебе не нужен. Поговорим недели через две, когда расторгнете помолвку.
— Не знаю, где ходит мой лучший друг, но искренне рад, что придурок с его внешностью сваливает, — цедит Дилан. Затем берет Саманту за руку и поворачивается ко мне спиной.
Я вылетаю за дверь — и ого. Я выставил из своей жизни буквально всех друзей. Нет, даже не выставил. Выпнул. Артура. Дилана. Саманту.
Но, возможно, я не обязан сейчас быть один.
Здравый смысл так и кричит о том, что не стоит к нему идти. Но домой вернуться я тоже не готов. Поэтому я отправляюсь к его подъезду и сбрасываю сообщение, что жду внизу и искренне надеюсь, что он сможет уделить мне пару минут.
Буду через секунду, отвечает он немедленно.
И действительно почти сразу появляется в холле. Хадсон уже пытался поговорить со мной утром в школе, но я его оттолкнул — раз уж вся эта каша заварилась в первую очередь из-за него. Но нет, это не так. Она заварилась из-за меня. Дилан прав: мы оба динамо, просто он предпочитает разыгрывать святую невинность. Готов биться об заклад, скоро он мне позвонит и скажет: «Ну я же тебе говорил», а я отвечу: «Говорил», а он ответит: «Ничего, совместный секс-марафон излечит наши разбитые сердца», и все вернется на круги своя.
Но прямо сейчас я невольно оглядываюсь, проверяя, не поджидает ли Артур где-нибудь за углом, а потом обнимаю Хадсона и рыдаю ему в плечо, пока не промокает футболка.
Глава двадцать девятая
АРТУР
До чего жалкое зрелище: сижу на диване в пижамных штанах и футболке сомнительной свежести, осыпанный крошками от чипсов, и смотрю на ютьюбе видео с танцующими покемонами. Полагаю, это вершина Отстойной горы. Отстойного гика. Эвереста отстойности. Оставайтесь на нашем канале, и Артур продемонстрирует вам взятие новых высот.
Единственная хорошая новость — то, что Чаризард чертовски круто танцует.
Если так подумать, я уже два дня ни с кем толком не разговаривал. Папа на собеседовании в Атланте, а мама каждый день задерживается на работе. Естественно, мне снова «нездоровится». Сейчас это даже не кажется враньем.
Мама возвращается около восьми и сразу присаживается на подлокотник дивана.
— Ну как ты, дорогой?
Я выдавливаю покашливание, которое получается подозрительно похожим на всхлип.
— Значит… не очень хорошо?
— Не очень, — подтверждаю я.
Мама кладет ладонь мне на лоб.
— Температуры вроде нет. Но лучше перебдеть, само собой. — Она приглаживает мне волосы. — Ты точно не обидишься из-за выходных? Мне так стыдно, что мы оставляем тебя одного.
— Все нормально.
Вот в чем проблема: у меня день рождения в субботу. Но мама завтра утром уезжает на север штата, у нее там какие-то показания и согласования. Вернется она только в понедельник — как и папа, — а значит, семнадцатилетие я встречу в гордом одиночестве в квартире дедушки Мильтона. Но хуже всего то, что это мог быть самый эпический день рождения на свете. Это мог быть гребаный медовый уик-энд с Беном. Никаких родителей — только пустые апартаменты, тридцать шесть презервативов и мы с моим восхитительным бойфрендом (также известным как сволочной бывший).
— Я дам Намрате и Джульетте твой номер, ладно? Пусть за тобой присмотрят.
Я пожимаю плечами.
Несколько секунд мы молчим. Мама откашливается.
— Если ты хочешь поговорить о…
— Не хочу.
Нет, а что я скажу? Какая жалость, мам, что в твой отъезд я не лишусь девственности с Беном, потому что он разбил мне сердце и теперь я снова одинок. Прощайте, шесть пачек презервативов, вряд ли вы мне когда-нибудь понадобитесь.
— Ну, если передумаешь… — начинает она и прикусывает губу. Приехали. — Не знаю, Артур. Мы с папой просто о тебе волнуемся…
— Спасибо, но вот этого не надо.
— Чего не надо?
— Родительского единения. «Мы с папой». Да бросьте.
— Дорогой, я…
— Знаешь, что самое крутое? Что все — абсолютно все вокруг — мне врут. Постоянно. Потому что — о, ну это же Артур, как он справится с нашими ужасными скелетами в шкафах! — Я поднимаю ладони. — Вы хотите развестись? Отлично. Просто скажите об этом.
У мамы открывается рот.
— Развестись?..
— Да брось.
— Артур, что? У нас с твоим папой все в порядке.
— У вас ничего не в порядке.
Мама смотрит на меня как-то странно.
— И давно ты об этом переживаешь?
— С сотворения мира! Вы все лето грызетесь без передышки.
— Дорогой, нет. У нас, конечно, выдались нелегкие времена — учитывая, что твой папа потерял работу…
— Поверь, я в курсе. Вам стоит научиться ругаться потише.
Такое ощущение, будто из комнаты выкачали весь воздух. Кажется, я даже слышу собственное сердцебиение.
— Хорошо, — говорит мама. — Почему бы нам тогда не позвонить твоему отцу?
— Прямо сейчас? — стону я, закрывая лицо руками.
Мама прижимает трубку к уху, встает и начинает что-то бормотать вполголоса, но я даже не пытаюсь подслушивать. Устал об этом переживать. Устал пытаться. Вот что мне в самом деле стоит прекратить: волноваться и пытаться. Как мои родители оставили попытки наладить отношения.
Как Бен моментально оставил попытки меня вернуть.
С понедельника я получил от него ровно одно сообщение. Одно. Очень хорошо демонстрирует, как решительно он был готов за меня бороться. Да и с чего бы ему отстаивать отношения с парнем, который через неделю уедет в Джорджию, — если под боком все лето сидел такой замечательный бывший? Окей, я знаю, что это не от него зависело. Но он лгал мне каждый день. Каждым словом. Он даже коробку Хадсону не отправил.
Мама возвращается в гостиную и протягивает мне телефон.
— Это папа. По громкой связи.
— Привет, — говорю я уныло.
— Так, и с чего ты решил, будто мы разводимся?
Ему явно весело, и это раздражает особенно.
— М-м-м. Учитывая, что вы пяти минут не можете провести, чтобы не начать цапаться, не нужно быть специалистом по ракетостроению…
— Ого. — Мама садится рядом и приобнимает меня за плечи. — Давай, не сдерживайся.
Папа смеется.
— Арт, мы не собираемся разводиться.
— Вы можете мне сказать! Я пойму.
— Но мы и говорим. — Мама качает головой. — Артур, мы с твоим папой препираемся всю жизнь. Такие уж мы по характеру. А отношения — сложная штука. Вспомни, у вас с Беном тоже возникали разногласия…
— Бен тут ни при чем!
— Я просто хочу сказать, что иногда людям не хватает выдержки. Дела идут всё хуже, вы сгоряча произносите слова, о которых потом жалеете, треплете друг другу нервы…
— Но вы женаты! Могли бы уж научиться за столько времени.
Мама негромко смеется и переводит взгляд на экран, на котором высвечивается папино имя. Я вижу, как она при этом улыбается — нежно, не вымученно. Что ж, это правда сбивает с толку — как если бы Жан Вальжан и Жавер [Персонажи романа Виктора Гюго «Отверженные», которые являются заклятыми врагами.] вдруг пожали друг другу руки. Может, у меня все-таки воркующие-после-двадцати-лет-брака родители. И грызущиеся-по-всяким-пустякам — тоже. Возможно, это каким-то загадочным образом сочетается.
— Так значит, это у вас штатные скандалы, — с сомнением говорю я, — а не предразводные?
— Абсолютно штатные, — подтверждает папа. — Даже традиционные.