— Гм. — Дилан указывает на себя и Саманту. — Не впутывай нас в это, Беннисон.

— Ди, но это правда. Мы окружаем каждые отношения таким пафосом, будто у мироздания заготовлен для нас какой-то эпический план. А потом все просто заканчивается. Может, если бы мы смотрели на вещи чуть реалистичнее, то не теряли бы людей.

Саманта встает с дивана.

— Принесу, гм, еще пива.

Она скрывается за дверью.

— Чувак. Биг-Бен. Что за хрень?

— А что?

— Ты говоришь, что мои отношения с девушкой закончатся… при моей девушке. Будто ее тут вообще нет. Хотя она сидит прямо перед тобой.

— Да, но надолго ли она твоя девушка?

— Надеюсь, что надолго.

— Или нет. Конечно, сейчас-то ты разливаешься соловьем, а потом разочаруешь Саманту, как разочаровал Харриет.

Дилан ставит «Философский камень» на паузу — и это человек, который даже игру не может приостановить, не говоря уж о фильме, который мы видели десяток раз.

— С Самантой все по-другому. Она…

— Что, особенная? Ну да, я знал и других девушек, которые были особенными. Габриэлла, и Хизер, и Натали, и Зои, и Харриет. Ты движешься каждый раз по одному сценарию. Сначала фонтанируешь восторгами, будто встретил любовь всей жизни, а потом просто оставляешь ее на обочине. Ты даже представления не имеешь, что я сейчас чувствую.

Саманта возвращается и берет со стола свой телефон.

— Я, наверное, пойду.

— Нет, это я пойду, — говорю я, поднимаясь.

— Отлично. Может, у тебя получится разыграть жертву перед кем-нибудь, кто знает тебя похуже, — отвечает Дилан. — Осмелюсь напомнить, что это ты разбил сердце Артуру, Бен. И ты порвал с Хадсоном. Не наоборот. Можешь обижаться, но не делай вид, будто ты в чем-то лучше меня.

— Ну да, таков уж я. Глупый Бен из Летней школы.

— Что?

— Ничего. Оставляю вас ворковать. — Я встречаюсь взглядом с Диланом. — Пока будущая жена рядом, лучший друг тебе не нужен. Поговорим недели через две, когда расторгнете помолвку.

— Не знаю, где ходит мой лучший друг, но искренне рад, что придурок с его внешностью сваливает, — цедит Дилан. Затем берет Саманту за руку и поворачивается ко мне спиной.

Я вылетаю за дверь — и ого. Я выставил из своей жизни буквально всех друзей. Нет, даже не выставил. Выпнул. Артура. Дилана. Саманту.

Но, возможно, я не обязан сейчас быть один.

Здравый смысл так и кричит о том, что не стоит к нему идти. Но домой вернуться я тоже не готов. Поэтому я отправляюсь к его подъезду и сбрасываю сообщение, что жду внизу и искренне надеюсь, что он сможет уделить мне пару минут.

Буду через секунду, отвечает он немедленно.

И действительно почти сразу появляется в холле. Хадсон уже пытался поговорить со мной утром в школе, но я его оттолкнул — раз уж вся эта каша заварилась в первую очередь из-за него. Но нет, это не так. Она заварилась из-за меня. Дилан прав: мы оба динамо, просто он предпочитает разыгрывать святую невинность. Готов биться об заклад, скоро он мне позвонит и скажет: «Ну я же тебе говорил», а я отвечу: «Говорил», а он ответит: «Ничего, совместный секс-марафон излечит наши разбитые сердца», и все вернется на круги своя.

Но прямо сейчас я невольно оглядываюсь, проверяя, не поджидает ли Артур где-нибудь за углом, а потом обнимаю Хадсона и рыдаю ему в плечо, пока не промокает футболка.

Глава двадцать девятая

АРТУР

1 августа, среда

До чего жалкое зрелище: сижу на диване в пижамных штанах и футболке сомнительной свежести, осыпанный крошками от чипсов, и смотрю на ютьюбе видео с танцующими покемонами. Полагаю, это вершина Отстойной горы. Отстойного гика. Эвереста отстойности. Оставайтесь на нашем канале, и Артур продемонстрирует вам взятие новых высот.

Единственная хорошая новость — то, что Чаризард чертовски круто танцует.

Если так подумать, я уже два дня ни с кем толком не разговаривал. Папа на собеседовании в Атланте, а мама каждый день задерживается на работе. Естественно, мне снова «нездоровится». Сейчас это даже не кажется враньем.

Мама возвращается около восьми и сразу присаживается на подлокотник дивана.

— Ну как ты, дорогой?

Я выдавливаю покашливание, которое получается подозрительно похожим на всхлип.

— Значит… не очень хорошо?

— Не очень, — подтверждаю я.

Мама кладет ладонь мне на лоб.

— Температуры вроде нет. Но лучше перебдеть, само собой. — Она приглаживает мне волосы. — Ты точно не обидишься из-за выходных? Мне так стыдно, что мы оставляем тебя одного.

— Все нормально.

Вот в чем проблема: у меня день рождения в субботу. Но мама завтра утром уезжает на север штата, у нее там какие-то показания и согласования. Вернется она только в понедельник — как и папа, — а значит, семнадцатилетие я встречу в гордом одиночестве в квартире дедушки Мильтона. Но хуже всего то, что это мог быть самый эпический день рождения на свете. Это мог быть гребаный медовый уик-энд с Беном. Никаких родителей — только пустые апартаменты, тридцать шесть презервативов и мы с моим восхитительным бойфрендом (также известным как сволочной бывший).

— Я дам Намрате и Джульетте твой номер, ладно? Пусть за тобой присмотрят.

Я пожимаю плечами.

Несколько секунд мы молчим. Мама откашливается.

— Если ты хочешь поговорить о…

— Не хочу.

Нет, а что я скажу? Какая жалость, мам, что в твой отъезд я не лишусь девственности с Беном, потому что он разбил мне сердце и теперь я снова одинок. Прощайте, шесть пачек презервативов, вряд ли вы мне когда-нибудь понадобитесь.

— Ну, если передумаешь… — начинает она и прикусывает губу. Приехали. — Не знаю, Артур. Мы с папой просто о тебе волнуемся…

— Спасибо, но вот этого не надо.

— Чего не надо?

— Родительского единения. «Мы с папой». Да бросьте.

— Дорогой, я…

— Знаешь, что самое крутое? Что все — абсолютно все вокруг — мне врут. Постоянно. Потому что — о, ну это же Артур, как он справится с нашими ужасными скелетами в шкафах! — Я поднимаю ладони. — Вы хотите развестись? Отлично. Просто скажите об этом.

У мамы открывается рот.

— Развестись?..

— Да брось.

— Артур, что? У нас с твоим папой все в порядке.

— У вас ничего не в порядке.

Мама смотрит на меня как-то странно.

— И давно ты об этом переживаешь?

— С сотворения мира! Вы все лето грызетесь без передышки.

— Дорогой, нет. У нас, конечно, выдались нелегкие времена — учитывая, что твой папа потерял работу…

— Поверь, я в курсе. Вам стоит научиться ругаться потише.

Такое ощущение, будто из комнаты выкачали весь воздух. Кажется, я даже слышу собственное сердцебиение.

— Хорошо, — говорит мама. — Почему бы нам тогда не позвонить твоему отцу?

— Прямо сейчас? — стону я, закрывая лицо руками.

Мама прижимает трубку к уху, встает и начинает что-то бормотать вполголоса, но я даже не пытаюсь подслушивать. Устал об этом переживать. Устал пытаться. Вот что мне в самом деле стоит прекратить: волноваться и пытаться. Как мои родители оставили попытки наладить отношения.

Как Бен моментально оставил попытки меня вернуть.

С понедельника я получил от него ровно одно сообщение. Одно. Очень хорошо демонстрирует, как решительно он был готов за меня бороться. Да и с чего бы ему отстаивать отношения с парнем, который через неделю уедет в Джорджию, — если под боком все лето сидел такой замечательный бывший? Окей, я знаю, что это не от него зависело. Но он лгал мне каждый день. Каждым словом. Он даже коробку Хадсону не отправил.

Мама возвращается в гостиную и протягивает мне телефон.

— Это папа. По громкой связи.

— Привет, — говорю я уныло.

— Так, и с чего ты решил, будто мы разводимся?

Ему явно весело, и это раздражает особенно.

— М-м-м. Учитывая, что вы пяти минут не можете провести, чтобы не начать цапаться, не нужно быть специалистом по ракетостроению…

— Ого. — Мама садится рядом и приобнимает меня за плечи. — Давай, не сдерживайся.

Папа смеется.

— Арт, мы не собираемся разводиться.

— Вы можете мне сказать! Я пойму.

— Но мы и говорим. — Мама качает головой. — Артур, мы с твоим папой препираемся всю жизнь. Такие уж мы по характеру. А отношения — сложная штука. Вспомни, у вас с Беном тоже возникали разногласия…

— Бен тут ни при чем!

— Я просто хочу сказать, что иногда людям не хватает выдержки. Дела идут всё хуже, вы сгоряча произносите слова, о которых потом жалеете, треплете друг другу нервы…

— Но вы женаты! Могли бы уж научиться за столько времени.

Мама негромко смеется и переводит взгляд на экран, на котором высвечивается папино имя. Я вижу, как она при этом улыбается — нежно, не вымученно. Что ж, это правда сбивает с толку — как если бы Жан Вальжан и Жавер [Персонажи романа Виктора Гюго «Отверженные», которые являются заклятыми врагами.] вдруг пожали друг другу руки. Может, у меня все-таки воркующие-после-двадцати-лет-брака родители. И грызущиеся-по-всяким-пустякам — тоже. Возможно, это каким-то загадочным образом сочетается.

— Так значит, это у вас штатные скандалы, — с сомнением говорю я, — а не предразводные?

— Абсолютно штатные, — подтверждает папа. — Даже традиционные.