Глава тридцать вторая

БЕН

4 августа, суббота

Экзамен уже во вторник, а мои познания в химии по-прежнему изобилуют белыми пятнами. Так что мы с Хадсоном сидим в скромной кофейне и пытаемся это как-то исправить. Пару раз мне померещилось, будто в дверях появился Дилан, но это оказался не он. И слава богу — чего не скажешь о Харриет, которая всего через час свалила к кому-то на день рождения и оставила нас с Хадсоном наедине. То есть мы, конечно, уже были наедине после ссоры с Диланом, но впервые — вот так, без повода и поддержки с воздуха.

Теперь мы сидим рядом и гоняем друг друга по материалу — однако единственные вопросы, которые меня действительно волнуют, связаны с Артуром. Как он празднует день рождения? Кто сегодня составляет ему компанию? Намрата и Джульетта? Если я его поздравлю, это испортит ему настроение? Он меня ненавидит?

— Земля вызывает Бена, — говорит Хадсон и машет рукой у меня перед носом.

— Прости.

— Артур?

— Ага. Трудно сосредоточиться.

Я не сказал Хадсону и Харриет, что у Артура день рождения. Просто напросился готовиться вместе с ними, чтобы не сидеть дома, до вечера тупя в «Симс». Вчера мой двойник преподнес виртуальному Артуру цветы — и едва не получил ими по морде, потому что если уж не везет, то по всем фронтам. В конце концов я решил, что если ты ни с кем не разговариваешь, то никто и не может сделать тебе больно, и забаррикадировал Сима-Бена в комнате без окон и дверей. Ясное дело, в итоге он скончается от удушья, но хотя бы не от разбитого сердца.

— У Артура сегодня день рождения.

— Ты ему что-нибудь приготовил? Ты же ас подарков.

На день рождения Хадсона мы с Диланом объединились и изобразили его в костюме Чудо-Женщины, раз уж это его любимая супергероиня. Интересно, выкинул ли он тот рисунок.

— Я вписал его в «Великие войны волшебников», — признаюсь я. Вчера вечером, сразу после того как разделался с домашкой. Думал отправить главу Артуру в полночь, но понял, что не перенесу еще одного письма без ответа. — Вообще-то я показал ему книгу.

— Ого! Видимо, он тебе реально нравится.

Хадсон пару раз просил почитать ВВВ, но далеко не с таким энтузиазмом, как Артур. Из того, что я не поделился настолько личной вещью с тогдашним бойфрендом, уже можно сделать выводы, как оптимистично я смотрел на наше будущее.

— А Хадсоньена, надо понимать, обезглавили?

— Сидит в темнице.

— Круто, — кивает Хадсон. — Слушай, тебе правда стоит написать Артуру. А то так и будешь себя изводить.

— Знаю. Но я будто запрограммирован делать ошибки. Когда мы впервые встретились, сбежал. Потом слишком долго молчал насчет летней школы. Я даже ту чертову коробку не смог отправить, и теперь Артур не желает иметь со мной дела.

— Какую коробку? — спрашивает Хадсон.

Думаю, уже нет смысла это скрывать.

— В первый день занятий я принес в школу коробку со всем, что ты мне подарил. Хотел вернуть. Но ты не пришел, поэтому я решил отправить ее по почте и в отделении наткнулся на Артура. Однако я все равно ее не отправил, потому что…

— Почему?

— Потому что все еще надеялся?

Вот оно. Слова, о которых я думал все это время, но не мог произнести вслух. Ни Хадсону. Ни самому себе.

— И где эта коробка сейчас?

— В мамином шкафу.

— Что думаешь с ней делать?

Ответить я не успеваю — телефон разражается трелью, и на экране высвечивается номер Дилана. Я сбрасываю вызов. Я уже видел его сегодняшний пост в инстаграме и не нуждаюсь в дополнительных напоминаниях, как хорошо у них с Самантой идут дела.

Понятия не имею, как сказать Хадсону, что хочу избавиться от коробки с его подарками. Чертова коробка. Нельзя же всю жизнь обращаться с ней как с экспонатом выставки «Бенджамин Алехо: любовные взлеты и падения».

— Не знаю.

— Если честно, я ужасно рад это слышать.

— Почему?

Телефон звонит снова. Номер незнакомый, так что этот вызов я тоже отклоняю.

— По той же причине, по которой ты не отправил коробку, — говорит Хадсон. — Надежда?

Он подается вперед, словно собираясь меня поцеловать, — но тут телефон коротко гудит, и на экране всплывает сообщение с того незнакомого номера:

Бен, это Саманта. Перезвони, пожалуйста. Дилан в больнице.

— Вот дерьмо.

Естественно, я сразу перезваниваю. Пока в трубке идут длинные гудки, я быстро ввожу Хадсона в курс дела. Он спрашивает, что стряслось с Диланом, но я могу только предполагать. Обжегся кофе? Попал в аварию? Повел себя как типичный Дилан — в районе, где лучше рта не раскрывать? Или что-нибудь еще хуже, о чем даже подумать страшно?

— Бен, — наконец отвечает Саманта.

— Что случилось? Он в порядке?

— Проблемы с сердцем, — говорит Саманта таким голосом, будто ей трудно дышать. — Пришлось вызвать скорую.

— Где он? Что за больница?

— Пресвитерианская. Его родители уже в пути. Ты приедешь?

— Конечно.

То, что ей приходится о таком спрашивать, мгновенно заставляет меня почувствовать себя худшим лучшим другом на свете.

— Буду, как только смогу, — говорю я, уже направляясь к метро. Хадсон хватает сумку и выскакивает следом. Я нажимаю отбой. — У Дилана решило подурить сердце. Поеду к нему.

И да, я уже готов рыдать, потому что гребаный мир может устроить нам самое болезненное прощание.

— Куда?

— В Пресвитерианскую.

— Доберемся за двадцать минут. Даже за десять, если поезда не будут тупить.

— Нет. Я должен поехать… — Необязательно один, потому что один я быть не хочу, но Хадсон там точно не нужен. — Все нормально. Думаю, тебе лучше остаться.

— Но он и мой друг, — напоминает Хадсон.

— А мне он брат.

И это правда. Хадсон кивает.

— Напишу, как только что-то узнаю, — обещаю я, прежде чем слиться с толпой.

С Диланом все будет в порядке. Это же Дилан. Его ничего не берет. И все-таки представлять его в больничной палате почти физически больно. Он должен знать, что я там, если…

Нет.

Все будет в порядке. Все будет в порядке.

В одной станции от больницы поезд останавливается, потому что гребаное мироздание называется гребаным не просто так. Сохранять спокойствие становится все труднее. Дилан только недавно был у врача, который подтвердил, что сердечный приступ в его случае очень маловероятен. А значит, все будет хорошо. Это же Дилан. Просто…

Надо с кем-нибудь поговорить. Мы недалеко от станции, поэтому сеть уже ловит. Я открываю переписку с Артуром.

Дилан в больнице. Не знаю, что точно случилось, но что-то с сердцем. Боюсь до одури. Мы поругались пару дней назад, я наговорил ему ужасных вещей, потому что мудак. И теперь В УЖАСЕ. Никогда не воспринимал всерьез его проблемы с сердцем — а может, стоило. А еще боги общественного транспорта меня ненавидят, и мы опять застряли в гребаном подземелье. Не знаю, хочешь ли ты меня слышать, но ты единственный, с кем я сейчас готов говорить. Мне так стыдно, Артур. С днем рождения. Надеюсь, это сообщение не испортит тебе день.

Я нажимаю «Отправить».

И жду. Жду, ответит ли он, жду, когда тронется поезд.

Может, лучше пойти пешком. Выбраться из вагона и пойти прямо по шпалам. Буду отпугивать крыс фонариком.

Телефон вибрирует. Это Артур.

Вот дерьмо! ОК. С ним кто-то есть? Он ведь не один?

Самая пугающая мысль — что Дилан мог бы переживать все это в одиночестве, максимум с врачом или медсестрой. Слава богу, с ним сейчас близкий человек.

Нет, Саманта отвезла его в Пресвитерианскую больницу. И его родители уже в пути.

Я могу чем-то помочь? — спрашивает Артур.

Побудь на связи?

Конечно.

Пару минут мы оба молчим. Но я знаю, что, где бы Артур сейчас ни был, телефон у него в руке. Он на связи. Как и обещал.

А что случилось с Диланом? В смысле из-за чего вы поругались?

Я сказал ему, что все отношения рано или поздно заканчиваются.

Ты правда в это веришь?

Нет, конечно. Это вообще был ужасный разговор. Отношения заканчиваются, если в них замешан идиот. Мне правда очень жаль, Артур. Хотел бы я вернуться в прошлое и все изменить. С самого начала рассказать тебе, что я в летней школе с Хадсоном. Но клянусь, все, что я сказал в понедельник, — правда. Мы собирались просто поговорить.

Артур молчит. Я уверен, что он здесь, но хочу знать, что он думает.

Буду честен. С понедельника я снова общаюсь с Хадсоном и Харриет. Мы много лет дружили, и они оказались единственными, к кому я смог пойти после того, как разругался с тобой, Диланом и Самантой. Все это время я говорил им про тебя. А сегодня мы с Хадсоном внезапно остались вдвоем, я опять начал себя винить, и он попытался меня поцеловать. Но я сбежал, потому что мне нужен только ты.

Поезд трогается с места. Я набираю третье сообщение.

Мне не стыдно, что у меня есть бывший. Но стыдно, что я своими руками разрушил твое доверие. Надеюсь, ты мне веришь.

Поезд затормаживает на станции — и прямо перед тем, как двери открываются, телефон жужжит снова. Меня на секунду охватывает паника: Артур велит мне катиться к чертям; Саманта сообщает еще более ужасные новости.