— Отличная мысль. И не забудь толстовку с эмблемой Технологического института, чтобы влиться в семью.
— Блестяще! После этого меня уж точно все полюбят.
Телефон жужжит. Сообщение от Саймона.
Моя. Жизнь. Отстой. Лиа. Боже мой.
— Так, мне пора, — говорит мама, оставляя на столе йогурт. — Не скучай.
Я прощаюсь с ней и снова возвращаюсь к телефону, чтобы напечатать: Вставай в очередь.
Ладно, это было смешно, — пишет Саймон, — но у меня проблема.
Что стряслось?
Три точки.
Потом: У меня голос срывается!
Чего?
Когда я пою.
Как мило.
Я ставлю смайлик с глазами-сердечками и принимаюсь за йогурт.
ЛИА, ЭТО НЕ МИЛО. ЗАВТРА ПРЕМЬЕРА. ПРОГОН ДЛЯ ШКОЛЫ ВОТ-ВОТ НАЧНЕТСЯ.
Кажется, ты нервничаешь.
ИЩЕ КАК.
*еще. Срань господня, поверить не могу, что опечатался. Да еще большими буквами, жесть, не говори Брэму АААААААААААРРРРРРГХ ОЙВСЕ
Саймон. Все будет зашибись.
Я выкидываю банку из-под йогурта и отправляю грязную ложку в раковину. Восемь пятнадцать. Пора бежать на автобусную остановку. Плевать, что на улице холодрыга. Мои бедные пальчики, печатающие сообщения, меня проклянут.
Он ни разу не слышал, как я пою, и теперь точно меня бросит.
Я не могу удержаться от смеха. Брэм бросит тебя, когда услышит, как ты поешь?
Ага, — отвечает Саймон. Так и вижу, как он нервно расхаживает за кулисами, наполовину переодетый в костюм. Школьные прогоны — это всего лишь очередные репетиции, только в костюмах, но абсолютно все пропускают занятия, чтобы на это посмотреть. Старшеклассникам даже можно не отмечаться на первом уроке. Я хотела приехать пораньше, чтобы занять место в первых рядах, откуда удобно наблюдать за Саймоном и Ником, но нужный автобус, естественно, опаздывает. Впрочем, такое случается всякий раз, когда холодает.
Он что, правда никогда не слышал, как ты поешь?
Я НЕ ПОЮ.
И тут же следом: Кроме шуток, что, если я так и буду хрипеть и меня закидают помидорами и стащат со сцены огромным кривым крюком, как в старые добрые времена??
Если это случится, — обещаю я, — непременно сниму все на телефон.
Когда я выхожу из автобуса, Нора уже поджидает меня на остановке.
— Слава богу, ты пришла. Занята? — Она нервно приглаживает свои кудри. Ни разу не видела ее такой встревоженной — даже когда одиннадцатилетний Саймон испек брауни в форме какашек и торжественно съел их у нас на глазах.
— В чем дело?
— Мартин Эддисон заболел, — медленно отвечает она, будто не веря собственным словам, и часто моргает.
— Ладно, не буду с ним сегодня целоваться.
По-моему, она меня даже не слушает.
— Поэтому сегодня он остался дома, чтобы завтра быть в форме. Это значит, у нас нет Рубена, а прогон начинается… прямо сейчас. Так что я подумала…
— Я не смогу сыграть Рубена.
— Да неужто. — Она поджимает губы.
— Нора, я отвратительно пою, и ты об этом знаешь.
— Да знаю я. Я и не предлагаю… ох. — У нее вырывается нервный смешок. — Вместо Мартина на сцену выйдет Кэл, я займу его место, а ты должна стать мной.
— Стать тобой?
— Занять место ассистента режиссера.
— Ладно. — Я выдерживаю паузу. — И что нужно делать?
Она срывается с места так, что догонять ее мне приходится почти бегом.
— Хм, смотри, я беру на себя гарнитуру, буду давать указания, — говорит она. — Тебе нужно будет следить за актерами — чтобы они находились там, где нужно, — помогать двигать декорации и вообще везде успевать. Ты же справишься, правда? Просто кричи на них. У тебя получится.
— Ты на что намекаешь?
— Только… — Она замирает на месте, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом. — Черт. Что-нибудь черное у тебя есть? Или темно-синее? Толстовка какая-нибудь?
— Ну… с собой нет. — Я смотрю вниз, на свой сегодняшний наряд: мятно-зеленое платье без рукавов, темно-зеленый кардиган, серые колготки и золотистые берцы. На дворе День святого Патрика, что еще я могла надеть?
— Ладно. — Нора потирает щеку в задумчивости. — Ладно. Я что-нибудь придумаю. Пока иди за кулисы, кто-нибудь поможет тебе подготовиться. Огромное спасибо, что согласилась помочь.
Не припомню, чтобы я соглашалась, но Нора уже убегает по коридору прочь, а я обнаруживаю себя у дверей за кулисы. Значит, ассистент режиссера. Деваться некуда.
Внутри царит жуткий хаос. Кажется, Кэл — тайный тиран и диктатор, потому что стоило ему отлучиться, как все тут же пошло вразнос. Девятиклассники возятся с пастушьими посохами на столе с реквизитом — и посохи эти выглядят один в один как те кривые крюки из кошмаров Саймона. Двое Заросших Исмаилитов обнимаются за занавесом, Тейлор сидит на полу, закрыв глаза. Похоже, она медитирует.
Аккуратно выглянув из-за занавеса, я вижу в зале толпу полусонных школьников всех возрастов. Моя команда заняла первый ряд: Брэм, Гаррет, Морган и Анна. Пустое место в середине явно ждет меня, и это неожиданно трогательно.
— Эй! — окликает меня невесть откуда взявшаяся Нора. В руках у нее бесформенная куча ткани. — Держи. Это Гаррета, так что большую часть твоего платья она скроет. Прости за запах.
Я осторожно разворачиваю ткань, держа ее на вытянутых руках. Это темно-синяя толстовка, на груди вышита крошечная желтая куртка — эмблема чертового Технологического института Джорджии. Несмотря на это, она мне в самый раз, потому что Гаррет высокий и мускулистый. И да, она пахнет — дезодорантом «Олд Спайс», как и сам Гаррет. Теперь я чувствую себя как чирлидерша годов этак 1950-х, надевшая спортивную куртку своего парня. Как если бы кто-то заявил на меня права.
Впрочем, я стараюсь об этом не думать, а следую за Норой, которая лавирует среди всего этого балагана, на глазах превращаясь из милой девочки в генерала, который не берет пленных. Обычно она такая конфетка, а сейчас… ничего себе! Уничижительные взгляды и перекличка актеров действуют как магия: постепенно все собираются с мыслями. Нора заканчивает свой маршрут за режиссерским пультом Кэла: надевает наушники с микрофоном и начинает листать его блокнот. Какое-то время я наблюдаю за ней, потом ухожу к столу с реквизитом, где царит страшный бардак. Кругом валяются наручники и солнечные очки, на полу тоже разбросаны вещи. Собрав их, я навожу порядок.
— Внимание, пять минут до начала, — говорит мисс Олбрайт, выглядывая из-за занавеса.
Ко мне пробирается Саймон.
— Лиа, почему на тебе толстовка Технологички?
— Это Гаррета. — Когда он делает большие глаза, я спешу прояснить ситуацию: — Ты сейчас все неправильно понял, ясно? Твоя сестра настояла, чтобы я ее надела.
— Ты меня запутала.
— Забей, — улыбаюсь я. — Тебе полегчало?
— Не-а.
— Ну же…
Он поднимает глаза.
— Ты выступишь лучше всех!
Пару секунд он таращится на меня, как будто не может поверить услышанному. Господи, я что, правда такая свинья? Он же должен понимать, что я его обожаю! Да, я говорю об этом не слишком часто, но вот как-то нет у меня привычки расхаживать по школе и со всей возможной теплотой и искренностью вещать о том, насколько я ценю своих друзей. Я не Эбби. Но мне всегда казалось, Саймон знает, как я им восхищаюсь. Как это можно не заметить? Я же сохла по нему всю среднюю школу. Да-да. А что касается тех футболок с волками… Да, они стремные, но есть в них что-то сексуальное.
Он моргает, поправляет очки и внезапно расплывается в одной из своих фирменных улыбок.
— Люблю тебя, Лиа.
— Ага, ну да.
— «Я тебя тоже люблю, Саймон», — добавляет он, пародируя мой голос.
— Я тебя тоже люблю, Саймон, — послушно повторяю я, закатывая глаза.
— Симеон, — поправляет он, и в такт его словам звучит первая нота увертюры.
Кэл Прайс настолько плох как актер, что у меня нет слов.
Он помнит все реплики, но Рубен в его исполнении похож на исключительно учтивого дедушку-бухгалтера. Поет он тоже отвратительно, просто до смешного плохо, но несмотря на это держится настолько уверенно и забавно, что хочется потрепать его по щеке. Примерно такое же чувство вызывают малыши на детском утреннике. Два с минусом за талант, пять с плюсом за очарование.
Остальные актеры тоже отстают, но не все так плохо. Тейлор поет великолепно, у Саймона не срывается голос, и не совру, если скажу, что Ник возмутительно хорош в плаще снов Иосифа.
Когда спектакль заканчивается, я ловлю Саймона за рукав и крепко обнимаю. Он явно удивлен.
— Ты сыграл лучше всех, — говорю я, и он краснеет. Потом ловит мои руки, складывает их ладонями и с минуту молча смотрит на меня с улыбкой.
— Ты замечательная подруга, — сообщает он наконец.
Это заявление застает меня врасплох, настолько искренне и тепло звучат его слова.
Вереница актеров тянется в гримерки: обедать в костюмах запрещено, поэтому им нужно переодеться. Все, кроме Кэла — тот направляется к Норе. Она снимает наушники и обнимает его, по-настоящему, так что их тела соприкасаются, а Кэл шепчет что-то ей на ухо. Они так и стоят вместе, вряд ли замечая мой взгляд, но стоит Кэлу уйти в гримерку, как я оказываюсь у ее стола.
— Итак… Вы с Кэлом?..
— Молчи.
— Это было офигенно мило.
— Ничего не было. Между нами ничего нет.