Она в ответ морщит нос.

— У нее даже букв в имени столько же.

— Да, но она все равно не ты. — Морган обнимает ее за плечи.

И это правда. Эбби никогда не войдет в наш круг. Когда-то, давным-давно, я думала иначе: после ее переезда сюда мы много времени проводили вместе.

И когда я говорю «много», я действительно имею в виду много. Настолько, что моя мама уже начала задавать вопросы, весело поблескивая глазами. Разумеется, ни о чем таком речи не было. Эбби возмутительно гетеросексуальна. Она из тех людей, кто смотрит «Сейлор Мун» в святой уверенности, что Харука и Мичиру не больше чем близкие подруги, а песни Троя Сивана [Австралийский певец и актер, открытый гей.] посвящены девушкам.

Впрочем, сейчас не время думать об Эбби. Я некоторое время задумчиво таращусь на миску с чипсами, потом меняю тему:

— И что мы будем делать дальше?

— Я работаю над проектом, — отвечает Брэм.

— Над каким?

Он краснеет и пытается сдержать улыбку.

— Над приглашением на выпускной.

Спустя полтора часа Анна, Гаррет и Морган смотрят аниме у нее в гостиной, а мы с Брэмом сидим на кухне, поглощая приготовленные в микроволновке сморы [Придуманный в американских летних лагерях десерт, состоящий из двух печений, между которыми кладется поджаренный кусочек зефира маршмеллоу. Название «s’more» произошло от сокращения слов «some more» — «еще кусочек».].

— Это ты натолкнула меня на эту идею, — рассказывает Брэм.

— Я?

Он кивает на мой телефон.

— То фото, что ты мне показала…

— Ты придумал приглашение, стилизованное под бат-мицву Морган? Если да, то идея шикарная!

— Хорошая попытка, но нет, — усмехается он. — Если честно, я еще и сам не знаю. И поэтому мне нужен твой совет.

— Какой именно?

— Вспомни все самые неловкие моменты Саймона. — Он откусывает от своего смора, и маленький кусочек зефира прилипает к его губе.

— Ты же понимаешь, что тогда мы тут останемся до завтра?

— Я готов, — смеется он в ответ.

— Еще один вопрос, не по теме, но я должна выяснить: ты в детстве называл «печенье Грэма»… [Печенье из муки грубого помола, впервые введенное в обиход Сильвестром Грэмом и быстро получившее широкое распространение. Обычно для сморов используется именно «печенье Грэма».]

— «Печеньем Брэма»? — Он снова улыбается. — Вероятно. Совершенно точно.

— Прекрасно!

— Я сделаю себе еще один. Ты будешь?

— Разумеется. — Я пощипываю подбородок. — Ладно, значит, Саймон.

— Саймон.

От того, как Брэм произносит это имя — каждый его слог, — у меня в груди что-то сжимается. Как будто он дорожит каждой буквой. Это очень мило и все такое, но я ловлю себя на том, что иногда завидую: не только Саймону и Брэму — парочкам вообще. И дело не в поцелуях и прочем. Просто — представьте себя на месте Саймона. Представьте, что проживаете каждый день, точно зная, что кто-то дорожит вами. Это, наверное, лучшее во влюбленности: чувство, что вам есть место в мыслях другого человека.

Я гоню от себя эту мысль.

— Так. Фото в джинсовых шортах ты видел?

— То, где он на каминной полке? — Брэм возится на другом конце кухни, но я все равно вижу его улыбку.

— Ага. Ладно, а тот случай, когда его стошнило в восковую руку?

— Он сам мне об этом рассказал.

— Полагаю, этой историей он даже гордится. — Я прикусываю губу. — Ничего себе. Я-то думала, неловких ситуаций с участием Саймона будет море.

— Неловко вышло, да? — отшучивается Брэм. Таймер микроволновки пищит, сообщая о готовности, и какое-то время я наблюдаю, как он аккуратно собирает сморы. Не знаю больше никого, кто смог бы так бережно запечатать двумя печеньями гигантскую, вздувшуюся от жара зефирину. Когда все готово, он раскладывает их на тарелке и возвращается с ней к столу. Я уже потянулась было за новой порцией, но тут меня озаряет:

— Погоди, а ты знаешь про Саймона и «Реальную любовь»?

— Знаю, что родители заставляют его смотреть этот фильм каждое Рождество и он его ненавидит.

— Ха. Не ненавидит он его. — Я откусываю огромный кусок смора и смотрю поверх остатков на Брэма, стараясь сделать самые что ни на есть честные глаза.

— Похоже, с этим связана какая-то история, — ухмыляется Брэм.

— О да, история. История, которую написал Саймон.

Брэм уже собирается мне что-то ответить, но тут Гаррет оборачивается к нам, привставая так, что его голова показывается над спинкой дивана:

— Эй, Берк, есть вопрос. Я пытаюсь решить, что мы делаем завтра.

— Завтра?

— Мюзикл, — напоминает из своего кресла Морган.

— Да, точно.

— Ты идешь? — интересуется Гаррет.

— Да, собиралась.

Брэм и Гаррет переглядываются, хотя я не понимаю почему.

— Хочешь пойти с нами? — спрашивает Брэм. — Мы придем рано и займем лучшие места.

— Другими словами, Гринфелд не хочет, чтобы чей-то затылок заслонял задницу его парня.

Брэм только с улыбкой качает головой.

— Может, мы заранее заедем за едой, — продолжает Гаррет.

— Хорошая мысль.

— Всего лишь «хорошая»? Ах, Лиа, Лиа.

Я заставляю себя широко улыбнуться.

— Боже мой! Дождаться не могу!

— Уже лучше, — бросает он перед тем, как плюхнуться обратно на диван.


Но тем вечером мои мысли заняты не мюзиклом. Вернувшись домой, я падаю на диван с колой, и меня одолевает беспокойство. Мыслями я то и дело возвращаюсь к разговору с Морган в «Рио Браво». Эбби хочет поехать в университет Джорджии вместе с нами. Не могу сказать, что это стало для меня полной неожиданностью. Теоретически мы дружим, но из нашего потока около сотни учеников подали туда документы, и Эбби дружит с большинством из них. Она со всеми дружит. Поэтому я удивлена, что ехать на день открытых дверей она хочет с нами.

На столе вибрирует телефон, и у меня сжимается сердце.

Но это Гаррет.

Я рад, что ты завтра идешь на мюзикл, мы отлично проведем время.

Свернувшись клубочком на диване, я некоторое время смотрю на экран. Гаррет так иногда делает: присылает мне сообщения, на которые и не ответишь толком, потому что это не вопрос, а утверждение. И я никогда не знаю, как поступить. Подозреваю, я ему нравлюсь. Может, я все это выдумываю, а Гаррет просто сам по себе чудной, но бывает ужасно интересно, права ли я.

Я тоже! — начинаю набирать я, но понимаю, что между строк слишком легко прочитать что-то вроде: «БОЖЕЧКИ ГАРРЕТ ЛюблЮ ТЕБЯ ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ ПЛИЗ». Стираю, снова тупо смотрю в экран, печатаю то же, но уже без восклицательного знака, стираю снова, сдаюсь и включаю «Корзинку фруктов» [Аниме про девушку, которая потеряла родителей и вынуждена перебраться жить в палатку до тех пор, пока ее не берет под свою опеку самый популярный парень школы.]. Все, что нужно знать о моем состоянии прямо сейчас: я даже сообщение парню написать не могу, не придумав себе с три короба. И это он мне даже не слишком нравится. Если бы нравился, я бы прямо тут и умерла. Покойся с миром, Лиа Берк, что скончалась от передоза неловкости.

Мне нужно отвлечься, и одним аниме тут не обойтись. Порывшись в телефоне, я нахожу какой-то фанфик и отправляюсь к себе в комнату, потому что слэшные фанфики с Драрри [То есть Драко Малфой / Гарри Поттер.] я в гостиной не читаю. Даже когда мамы нет дома. Драрри — только в спальне. Плевать, как это звучит.

Сосредоточиться на чтении тоже не получается, и дело даже не в фике. Он-то как раз отлично написан, а Драко автору удался достаточно мерзким — и это радует; ненавижу, когда его делают сладким котиком. Простите, ребята, но он та еще сучка, что есть, то есть. И пускай в глубине души он добрый и заботливый, в случае с Драко эту заботу сначала нужно заслужить.

Именно это мне и импонирует.

Итак, отвлечься на историю не удалось, так что я закрываю файл и ставлю телефон на зарядку, а потом еще минуту шаманю, чтобы убедить его заряжаться. Кусок дерьма, а не телефон. Запустив спотифай, захожу в свой аккаунт на тамблере и просматриваю архивы. Нужно бы выложить что-то новое — или хотя бы что-то из старого поприличнее. Все они уже отсняты на телефон: я шипперю Инеж и Нину [Инеж Гафа и Нина Зинек — женские персонажи из серии книг Ли Бардуго «Шестерка воронов».], Персабет [Название пейринга Перси Джексон / Аннабет Чейз из серии книг Рика Риордана про Перси Джексона.] — поэтому на моих артах они целуются. Есть и несколько оригинальных персонажей. Пара портретов друзей, хотя эти я точно никому не покажу. Уже показала однажды — и это было ошибкой.

Я листаю фотографии, пока не нахожу карандашный набросок Беллатрисы Лестрейндж. Не самый вылизанный рисунок, но мне нравится, как схвачено выражение ее лица. А что арт небрежный — пусть, все равно у меня анонимный аккаунт. Если люди считают меня фиговым художником, так тому и быть. Они же все равно не знают, что я — это я.